— В кустиках? — спросил он с недоверием. «Где вы столько кустиков то нашли?
— Да, — сказала она, не понимая его замешательства, и тут ее глаза расширились. «Не куст, как растение, не
arbusto
. Куст, как небольшой лесной массив или лес,
bosque
».
«Ах.». Домициан кивнул, кривая улыбка изогнула его губы. «Я выучил английский много веков назад и до сих пор не могу понять его правильно. Я впечатлен тем, что ты освоила его за лето».
«Я бы не сказала, что освоила его тем летом», — заверила она его, как будто забавляясь. «У меня все еще были трудности в первый год в школе, но я знала достаточно. Кроме того, ты прекрасно говоришь по-английски. Постоянно появляются новые слова и термины или сленг. Даже изучая его каждый день, иногда трудно понять. Дети всегда придумывают что-то, чего я никогда раньше не слышала».
Домициан мягко улыбнулся. Она пыталась заставить его чувствовать себя лучше, как будто он мог чувствовать себя глупо из-за того, что совершил ошибку. Его самооценка была не такой уж и ранимой, но с ее стороны было мило беспокоиться о нем.
«В любом случае, как я уже сказала, потом жизнь наладилась. Я окончила школу, поступила в университет, чтобы получить диплом криминалиста, прошла подготовку в полицию и… — она пожала плечами, — теперь я живу в сказке.
Брови Домициана приподнялись из-за нотки сарказма в ее голосе. «Полиция не сказка?»
Сарита скривилась. — Да, нет… — она покачала головой, — я хотела быть полицейским, чтобы помогать людям. Чтобы убедиться, что никто больше не потеряет свою мать так, как я. Вместо этого я убираю пьяных с тротуара, останавливаю нарушителей скорости и арестовываю магазинных воров. И никто из них не берет на себя ответственность за то, что с ними происходит. Они не говорят: «Спасибо, офицер, что не оставили меня замерзать на тротуаре» или «Извините, офицер, вы правы». Они всегда пытаются найти оправдания. Пьяного, кто-то напоил. Водитель был незнаком с дорогой и думал, что его спидометр не работает, или все едут и он едет. А магазинный вор? О нет, он не воровал в магазине, он просто по рассеянности уронил вещь в сумочку или штаны и забыл заплатить».
Она раздраженно вздохнула. «А когда не действуют оправдания, они становятся агрессивными: ругаются и кричат, пинаются, сопротивляются, пока ведешь их до машины. И все это время они кричат своим друзьям, чтобы они сняли это на видео. «Это жестокое обращение! Это беспредел!
«Временами это чертовски угнетает, должна вам сказать. Я стала полицейским, чтобы помогать людям, но они хотят помощи, когда им это удобно. Например, пару месяцев назад мы с Джексоном остановили парня за превышение скорости и вилянее. Он-"
«Скорость и виляние?» — прервал ее Домициан. — Я понимаю превышение скорости, но под вилянием, что ты имеешь в виду?..
«Когда едет по всей дороге от бардюра, до бардюра», — объяснила она.
«Ах». Домициан кивнул. «Сожалею. Продолжай.»
«Итак, он выдувает зашкаливаюший результат … я имею в виду на алкотестере», — она остановилась, чтобы объяснить. «Он показывает, сколько алкоголя в организме».
Домициан кивнул.
«Ну вот, значит, он превысил установленный законом лимит, и начинает бузить, когда мы его арестовали. Ругается, дерется. Ничего нового, верно?»
Очевидно, это был риторический вопрос, потому что она продолжила: «Перенесемся на две недели назад. Нас вызывают на ДТП. Симпатичную шестилетнюю девочку сбили, когда она переходила дорогу. Выяснилось, что водитель был под градусом».
— И это тот же человек, которого ты арестовала двумя неделями позже, — догадался Домициан.
«Нет. Он отец ребенка. А пьяница — сосед. Но отец, отпустивший ребенка одного и желавший убить нас обоих всего полтора месяца назад, когда ехал вдрызг пьяный по этой же улице, кричал о том, что мы не делаем свою работу и не вылавливаем пьяных водителей в его районе.
«Козел!» — воскликнула она с отвращением. «Я хотела удавить парня. Но нет, я должна быть вежливой и выслушивать его оскорбления. И все время, пока он кричит на меня, я пытаюсь утешить маленькую девочку со сломанными костями, пока мы ждем скорую».
Когда она с раздраженным откинулась на спинку кровати, Домициан мягко сказал: — Звучит очень неблагодарно.
«Это так, — заверила она его, а затем добавила: — И не так».
«Как это?» — спросил он со слабой улыбкой.
Сарита криво улыбнулась в ответ. «Иногда ты действительно можешь помочь кому-то. И иногда они даже ценят это, и эти дни, — она глубоко вздохнула, — эти дни компенсируют все дерьмовые дни. Но их не много. Я работаю всего год, а как будто десять. Когда вижу, что люди делают друг с другом? Она грустно покачала головой. «Иногда мне стыдно быть человеком».
Они оба помолчали с минуту. Сарита задумчиво смотрела в свою чашку капучино. Он так же задумчиво смотрел на нее, думая, что ее работа кажется невероятно неблагодарной и напряженной. Большинство полицейских, без сомнения, ввязывались в это, потому что хотели помочь людям. Но он подозревал, что вещи, которые она описала, быстро убивали весь интузиазм. Да эта работа, определено, заставила ее нарастить панцырь и быть жесткой, что бы она была сильной и могла справиться с любой черезвычайной ситуацией.
Как только он убедит ее стать его спутницей жизни, возможно, ему следует поговорить с ней об изменении ее карьеры и…
На этом Домициан остановил свои мысли и слегка покачал головой. Если бы он хотел послушную куклу, которая бы делала, то, что он хочет, он мог бы выбрать любую смертную, которая пришлась бы ему по вкусу. Но одна из причин, по которой спутники жизни были такими особенными, заключалась в том, что ими нельзя было управлять. И единственная причина, по которой он оставил Сариту расти, а не претендовать на нее, когда он нашел ее в таком юном возрасте, заключалась в том, чтобы она могла вырасти в самостоятельную женщину и не быть ведома им.
Нет. Он не стал бы пытаться убедить ее сменить карьеру. Он позволит ей принимать собственные решения и просто поддержит ее.
Сарита допила остатки капучино и с легким вздохом поставила чашку обратно на поднос, затем расправила плечи и взглянула на Домициана. Похоже, он был угнетен ее маленькой тирадой, так же, как и она. Пора сменить тему разговора, решила она и сказала: «Итак, твоя очередь. Давай раскажи о себе».
Домициан вскинул голову и с удивлением посмотрел на нее. «О себе?»
Она усмехнулась над выражением его лица, а затем поддразнила: «Что? У такого симпатичного мальчика, как ты, никогда не было девушки, которая хотела бы заглянуть в твои глаза и услышать о твоей жизни?
— Не припоминаю, — сказал он с улыбкой.
Сарита недоверчиво фыркнула. «Да брось.»
— Я говорю правду, — заверил он ее.
Сарита подозрительно посмотрела на него, а затем выгнула бровь. — А что ты делаешь на свиданиях? Я имею в виду, что большинство людей хотя бы немного рассказывают о себе».
«Я не хожу на свидания».
— Шутишь, — медленно произнесла Сарита, а затем покачала головой. «Извини, приятель, никто не становится таким талантливым, как ты, в спальне, или, лучше сказать, в ванной и на шезлонге, — сухо добавила она, прежде чем закончить, — без пары тысяч сексуальных опытов за плечами».
«Ах». Домициан пробормотал, а затем мягко пожал плечами. — У меня был секс, конечно.
«Конечно. Ты просто не удосужился сначала поговорить с женщинами, с которыми спал, — сказала она с недоверием, а затем выпрямилась, поняв, что именно так это и произошло с ней. Она ни черта не знала о нем, кроме его имени и того, что он бессмертный, когда набросилась на него в ванной.
— Я, несомненно, разговаривал с женщинами, с которыми спал, как ты очаровательно выразились, — сказал он с весельем. «Однако это было так давно, что я не помню, спрашивали ли они о моей жизни».
Этого было достаточно, чтобы отвлечь Сариту от беспокойства по поводу того, что, как она опасалась, может быть расценено как распутное поведение, и теперь она смотрела на него, задаваясь вопросом, как давно он не спал с женщиной. Он был бессмертным — ему могло быть двести, может быть, даже триста лет. Неужели прошло десять лет? Двадцать? Может быть, даже пятьдесят лет с тех пор, как он последний раз спал с женщиной? Как говаривал ее отец, единственный способ узнать — спросить, что она и сделала.