Я прикусываю губу. Бабушка всегда рассказывала нам истории со счастливым концом. Об умных девочках, любящих семьях и отважных принцессах-воинах, которые приходили на выручку и всех спасали.

– Я слышала, как плакала моя хальмони, когда рассказывала мне печальные корейские притчи, – говорит она. – Я видела, как мои соседи боялись. Мои друзья злились. И я подумала: «Зачем нам слушать плохие истории? Не лучше ли было бы, если бы плохие истории просто исчезли?»

Мне кажется, в этом есть смысл.

– И вот одной тихой ночью я взяла из дома банки и понесла их на гору, след в след за тиграми, до самых пещер. Я была самой маленькой девочкой из самой крошечной деревушки, но очень хитрой. Я спряталась снаружи у пещеры и ждала, пока тигры не заснут и их храп не станет разноситься эхом по всей земле. И тогда я начала хватать звезды – плохие сказки – и засовывать их в банки.

Это кажется невероятным – но, возможно, мир шире, чем я думаю. Может, в нем есть место для исчезающих тигров и пойманных звезд.

– Ты украла звезды, – говорю я.

– Не все. Но… да.

Интересно, каково было бы держать звезды в руках – рассыпались бы они, как пыль, или разбивались, как стекло, жгли бы сильно и горячо или колко и холодно?

Бабушка продолжает:

– Я плотно закрыла банки. И на цыпочках пошла прочь от пещеры, мягко, шу-шу-шу. Но прежде чем уйти, подумала: «Я сумею защитить себя. Я сделаю так, чтобы они точно не пошли за мной». И стала носить камни из леса, один за другим, и выкладывать их перед входом в пещеру, чтобы они образовали стену. Большую, прочную стену. Пока тигры не оказались внутри, в ловушке.

Я вздрагиваю, представляя, как тигры скребутся с другой стороны.

– Я подумала: больше никаких плохих историй. С ними покончено. Больше не желаю их слушать! И я побежала, побежала прочь из своей крошечной деревушки, через океан, через весь мир, в новое место. Где мне не грозит печаль, – бабушкин голос становится все тише, ее начинает клонить в сон. – Я украла звезды и заперла их.

– Откуда ты знала? – спрашиваю я, прижимаясь своими теплыми пальцами ног к ее ледяным. – Откуда ты знала, что с тобой все будет в порядке?

– Я не знала. Но я верила в себя. Когда ты веришь, ты храбрая. Порой верить – это самый отважный поступок.

– Значит, все сложилось хорошо?

Бабушка почти ничего не рассказывала о том, как перебралась в Соединенные Штаты из Кореи, а мне и в голову не приходило спрашивать.

Она молчит так долго, и я думаю, что, наверное, она заснула.

– Ничто не длится вечно, Лили. Тигры вырвались на свободу. Тигры очень сердиты. И теперь идут за мной.

Из гостиной доносится скрип, я сжимаюсь, но, наверное, это мама ворочается во сне.

Бабушка касается губами моего лба, она говорит все тише:

– Они охотятся за мной. Они не перестанут охотиться.

Мне снятся тигры. Я просыпаюсь на следующее утро рядом со спящей бабушкой, лежу и размышляю над историей, которую она рассказала. В голове громоздятся вопросы.

Какие сказки она украла? Я любопытна, и часть меня хочет услышать их даже несмотря на то, что они опасные.

Но у меня есть и другие, более важные вопросы: «Действительно ли я видела тигра?» Если да, то я более чем уверена, что это тот, который преследует бабушку.

Надо что-то делать. Нельзя просто сидеть сложа руки и ждать. Нам нужен план, чтобы защитить себя.

Понимая, что заснуть не удастся, я выскальзываю из кровати и неслышным шагом выхожу из спальни в гостиную.

Облака снаружи закрывают солнце и окрашивают дом в серые тона, и в гостиной так тихо, что я совершенно не ожидаю увидеть на кушетке маму.

Она сидит, слегка отвернувшись от меня, обняв кружку с кофе. Пар танцует и поднимается к ее лицу, но она ничего не замечает.

Я понимаю, что уже очень давно не видела, чтобы мама спокойно сидела на месте. Она всегда в движении. Сейчас же я чувствую, что поймала драгоценный миг. Мне хочется сохранить его, спрятать ближе к сердцу.

Она пристально смотрит в окно гостиной, но снаружи ничего не видно, кроме смутных очертаний деревьев и нескольких домов вдалеке.

Я направляюсь к ней, и половица взвизгивает.

Мама вздрагивает. Горячий кофе плещется в ее кружке, едва не проливаясь.

– Лили! Ты меня напугала. Ты такая тихая, всегда застаешь меня врасплох.

– Ой, – я вовсе не собиралась подкрадываться и пугать ее. – Прости.

Она только улыбается.

– Как ты? Как спала?

Ответить на это очень сложно, поэтому я просто киваю.

И, похоже, моего кивка маме достаточно, потому что она не настаивает на ответе. Поднимаясь, она резко ставит свою кружку на кофейный столик, и тут я замечаю, что мама одета не по-домашнему – в рубашку и брюки.

– Хочешь есть? – спрашивает она.

– Нет. А почему ты так одета?

– Сегодня утром у меня собеседование, – отвечает она, цокая каблучками по кухне.

Мы приехали только вчера. Большинство мам бы сначала предпочли обустроиться и разложить вещи, но моя мама уже, разумеется, запланировала собеседование. В Калифорнии она работала бухгалтером, и работала много.

– Но я успеваю что-нибудь тебе приготовить, – продолжает мама. – Обязательно нужно поесть. Как насчет оставшихся рисовых лепешек?

– Нет, спасибо, – говорю я. – Вообще-то я хотела спросить…

– Ты уверена? – перебивает она. – Разогретые, они очень вкусные. Я рассказывала, что бабушка даже продавала свои рисовые лепешки, когда мы только переехали сюда? Всем они очень нравились.

Я делаю шаг вперед.

– Правда? – мама редко рассказывает о том времени, когда была маленькой.

– А чай? Хочешь чай? Могу тебе заварить, – мама открывает шкафчик, потом замирает, рассекая воздух рукой.

– Понятно. Бабушка переставила кружки. Раньше они стояли здесь.

Она достает кружку с другой полки и начинает возиться с чайником, хотя я на самом деле не хочу чаю. Я не люблю чай.

– Мам… – нерешительно говорю я, стараясь, чтобы голос звучал максимально обыденно. – А хальмони когда-нибудь рассказывала тебе сказки, когда ты была маленькой? Необычные?

Мама хмурится.

– Ой, я не знаю. Возможно. Но, в отличие от тебя, я никогда не любила истории. Мне нравилось гулять и играть на улице, а вот на то, чтобы слушать сказки, не хватало терпения.

– Понятно, – у меня такое чувство, которое возникает время от времени, словно со мной что-то не так, но я отбрасываю его в сторону. – А она рассказывала тебе о своем детстве?

Мамин взгляд становится рассеянным, как когда она смотрела в окно.

– Она вообще мало что рассказывала о своей жизни в Корее. Я знаю, что она росла в бедности в селе за много миль от Сеула. Знаю, что она жила одна со своей хальмони. Знаю, что ее мама переехала в Штаты, когда она была совсем маленькой. Бабушка пыталась найти ее, когда переехала сюда сама, – тогда я была совсем малышкой, – но кажется, не нашла.

– Я имела в виду что-то более… – только как мне это объяснить? Ты когда-нибудь находила спрятанные в банках звезды? Тебя когда-нибудь преследовали тигры? – Ну не важно.

Мама вздыхает и улыбается. Улыбка выглядит не вполне настоящей.

– В любом случае ты должна познакомиться с другими детьми по соседству. У меня есть несколько школьных друзей, у которых дети – твои ровесники. Я могу устроить детский праздник.

Мама так делает, когда хочет замять разговор, – резко меняет тему и ведет себя, словно мы все время об этом говорили.

Я даже не пытаюсь объяснить, что время детских праздников прошло лет шесть назад. И не пытаюсь объяснить, как трудно заводить друзей.

Есть люди, к которым друзья «прилипают» сами. Например, Сэм. Даже при том, что порой она бывает грубой и заносчивой, она всегда окружена людьми. Ей шлют бесконечные сообщения, на которые она постоянно отвечает. Я же никогда не была в центре внимания.

У меня было несколько друзей и компания девочек, с которыми я некоторое время общалась. Сэм говорила, что они такие же тихие азиатские девочки, как и я, но они куда-то исчезли. Они не были вредными или злыми, просто забывали обо мне. И в итоге забыли совсем.