— Не говорите остальным, что я вам это купила! — предупреждаю я, и все мы мизинцами обещаем хранить наш секрет.
Прежде чем вернуться к группе, мы доедаем наше угощение и выбрасываем улики в мусорный бак в нескольких метрах от наших шезлонгов. Затем мы снова наносим солнцезащитный крем и идем в воду.
Ной и несколько ребят катаются на буги-борде31. За день у него это неплохо получается: он бросает доску и, пробежав за ней, запрыгивает и катается на маленьких гребнях набегающих волн, а потом с уверенным смехом падает с доски.
Близится время ужина, но никто не хочет уходить. На самом деле, я уже собираюсь начать разгадывать второй кроссворд, как небо вдруг меняется. Как будто кто-то взмахнул волшебной палочкой и вызвал тяжелые грозовые тучи. В одну секунду небо становится из живописно-голубого черным и зловещим. Проливной дождь начинается так внезапно, что нам ничего не остается, кроме как позвать детей, вывести всех из воды и попытаться собрать все вещи.
Посетители пляжа совершают массовое бегство. Дети визжат, смеются, жалуются, пытаясь найти любое укрытие.
— Не стойте под зонтиками! — предупреждаю я, опасаясь, что металл притянет молнию. Так ведь это работает, верно? Кто знает — я преподаю английский, а не физику. Но лучше перестраховаться, чем потом пожалеть.
Это чистый хаос.
Как нам удалось принести столько вещей?!
Повсюду разобраны пляжные игрушки. Полотенца, закуски, телефоны, книги, и все бегают вокруг, пытаясь подобрать все, что попадется под руку. С охапкой мокрых полотенец я бешено мчусь к месту, где припаркованы фургоны и машина. Когда мы сюда пришли, прогулка не казалась такой уж долгой, но теперь она каким-то образом превратилась в мили.
— Давайте же! — кричит Ной всем. — Мы почти пришли.
У фургонов сопровождающие пересчитывают головы, пытаясь убедиться, что все в сборе.
— Нам не хватает Ли и Криса! — кричу я Ною.
Он ругается под нос и бежит обратно на пляж. Я иду с ним, беспокоясь, что мы могли их потерять. Вот дерьмо. Вот дерьмо. Вот они! Ли и Крис помогают пожилой паре сложить стулья и поднять зонтик, который они принесли с собой на пляж. Ной бросается к ним, чтобы ускорить процесс.
В это время дождь не прекращается.
Он льет так сильно, так стремительно, что мне почти ничего не видно дальше нескольких метров. Песок превращается в грязь. Мои ноги тонут, и я теряю шлепанцы. Зарычав, я поворачиваю назад и сильным рывком вытаскиваю их из песка.
Когда мы наконец возвращаемся на стоянку, все еще усаживаются в фургоны. Это довольно проблематично, потому что у нас с собой кулеры и сумки, набитые закусками, пляжными мячами, полотенцами и досками для катания. Все было упаковано бессистемно, поэтому не помещается в багажнике. Лоренцо берет на себя большую часть тяжелой работы, но я не хочу оставлять его одного, поэтому хватаю все, что могу. Мы почти закончили. Я занимаюсь одной из последних сумок, когда ко мне сзади подходит Ной и берет ее, подняв над головой.
— Иди в машину. Ты промокнешь.
Я быстро моргаю, пытаясь прояснить зрение, но это бесполезно. Дождь льет как из ведра.
— Всех посчитали?
Ной кивает.
— Дети кое-как расселись в двух фургонах, но все на месте.
— Ты не видел Габриэллу? Она ехала сюда со мной.
— Она в первом фургоне. Я еду с тобой.
Что?! Нет!
Мои мысли прерывает раскат грома. Мой жалкий вопль невозможно воспроизвести.
— Иди садись в машину, Одри, — снова говорит Ной, на этот раз уже менее терпеливо.
Нет смысла спорить. Сейчас точно не время. Я бегу к машине, втискиваюсь на водительское сиденье и бросаю на колени свою промокшую сумку.
Я оцениваю ситуацию.
Все на мне и все, что у меня есть, насквозь промокло, за исключением пластикового пакета с моим паспортом и правами. Я убеждаюсь, что они все еще сухие (слава богу), а затем роюсь в сумке в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь мне высохнуть. Давайте посмотрим… здесь есть мокрый кроссворд. Мокрый батончик мюсли. Мокрые солнцезащитные очки. Мое полотенце лежит вместе с остальными полотенцами на заднем сиденье одного из фургонов, не то чтобы это имело значение. Они насквозь промокли, как и все прочие наши вещи.
Дверь со стороны пассажира открывается, и Ной пытается устроиться на сиденье. Он слишком большой для этой крошечной машины. Клянусь, он может не поместиться. Это было бы комично, если бы не ситуация, в которой мы оказались. Чем больше времени он забирается внутрь, тем сильнее дождь заливает машину.
— Господи, это кресло отодвигается?
Ной дергает за рычаг, и оно отодвигается на мизерный дюйм. Я не успеваю сдержаться, и с моих губ срывается смех.
— Клянусь Богом, — стонет он.
Ной просовывает плечи в дверной проем, а затем сдвигается так, чтобы подтянуть колени к груди. Он смотрит на меня, а я на него. Сначала у меня дергаются уголки губ, и я пытаюсь справиться с собой, но потом мы оба начинаем смеяться. К глазам подступают крупные, обильные слезы.
Я ударяюсь головой о руль, и Fiat издает этот жалкий звук, от которого мы смеемся еще сильнее.
— Следующие два часа будут для тебя сущей пыткой, — говорю ему я. — Даже в лучших обстоятельствах я едва могу управлять этой штукой.
— Ну да, но у меня нет выбора. Я не могу поместиться на этом сиденье с рулем, так что машину придется вести тебе. Кстати, фургоны уже уезжают. Нет смысла пытаться держаться их. Это будет кошмар — ехать в такой дождь. У тебя будет хреновая видимость.
— Мы можем посидеть секунду и переждать?
— Не думаю, что он утихнет. Лоренцо опасается, что некоторые дороги затопит.
Я глубоко вздыхаю, пытаясь держать себя в руках.
— Ладно, хорошо… думаю, нам пора ехать. Ты скажешь куда? — спрашиваю его я.
— Мой телефон почти разрядился. Сможешь?
Я роюсь в своей сумке. Ищу. И ничего не нахожу.
— У меня нет телефона.
Я ломаю голову, пытаясь вспомнить, где видела его в последний раз. Полчаса назад, сидя в шезлонге, я проверяла на нем время. Я помню, что положила его обратно рядом с собой.
— Должно быть, он в моем полотенце. Надеюсь, оно в фургоне.
Нет смысла выходить и искать его на пляже. Я никогда его не найду. Пока мы собирали вещи, все зонтики и стулья убрали, и я даже не уверен, что смогу найти место, где мы сидели. Если его нет в полотенце, значит, он пропал. Я не могу сейчас беспокоиться о такой возможности.
— Все в порядке, — уверяет меня Ной. — Я поищу дорогу и запишу ее на случай, если у меня в дороге сядет телефон. У тебя еще есть эта ручка? А книга с кроссвордами?
— Ручка — да. Книга, вроде того.
Я протягиваю и то, и другое. Книга на данный момент представляет собой просто жижу. Нет ни одной страницы, на которой он мог бы что-то написать.
— Хорошо. Я просто воспользуюсь своей рукой.
Движение в Сперлонге застопорилось, потому что все едут в одном направлении: прочь от пляжа, все одновременно. На каждом шагу пробки. Гудки, дождь, туда-сюда мотаются стеклоочистители — все это не утихает.
Хорошо, что я не пыталась держаться поближе к фургонам, потому что мы тут же теряем их из виду. Телефон Ноя разряжается примерно через десять минут, и он показывает мне дорогу по тому, что успел записать у себя на коже. Я говорю ему, чтобы он охранял эти каракули пуще жизни. Не хочу оказаться в глуши под этим ливнем.
Лоренцо был прав, беспокоясь о дорогах. Эти старые итальянские города строились без учета современных транспортных средств. Здесь повсюду грязь и муть. Мои шины постоянно пробуксовывают, и вскоре я проезжаю прямо по неглубокой яме, залитой водой. Я ее не заметила, иначе объехала бы ее или хотя бы притормозила. Я вздрагиваю от сильного УДАРА переднего правого колеса.
— Прости! Я ее даже не видела!
— Все в порядке, — говорит мне Ной. — Я бы сделал то же самое. Ты сейчас ничего не видишь. Просто продолжай медленно ехать вперед. У тебя все отлично получается. Вот, я еще раз почищу лобовое стекло.