– Ты прав. Детективы, триллеры, фэнтези и прочую развлекуху – так и есть, программа сварганит покруче любого писателя.

– Вот. А ты говоришь – заработал.

– Поверь, Мишаня, существуют книги, за которые люди готовы платить. Ручная сборка, когда вкладываешь душу.

– И вот это…

– А ты открой, первую страницу открой.

Мишаня взглянул на часы.

– Куда-то спешишь?

– Не, время пока есть. Ну вот, открыл. И чо?

– Смотри, смотри! Заметил что-нибудь необычное?

– Бумага странная, на баксы похожа.

– Да, с водяными знаками. А ещё, Мишаня?

– Подпись. Что ли твоя, Палыч?

– Да. Ещё?

– Цифры какие-то. Дробь, одна пятисотая. И чего?

– Ты держишь в руках первый экземпляр из пятиста изданных. Это не просто книга, Мишаня. Это авторский принт. Слыхал про такое?

– Ну да. Три-дэ-принтер.

– Нет, здесь другое. Это как художники делают копии своих же картин. Считанные экземпляры.

– Зачем?

– А вот зачем. Книжка моя разошлась миллионным тиражом, из них тысяч сто – на бумаге, всё бесплатно. А таких вот авторских принтов – всего-навсего пятьсот. Тираж ограничен, каждый экземпляр пронумерован и подписан автором. И стоит он сто витабаксов. Не баксов, а витабаксов. Улавливаешь разницу?

– Ни хера себе! Сто витьков – за одну книжку?! Это же… Это же…

– Понимаю тебя, Мишаня, понимаю. У нас ведь как: раз не булькает – значит дорого. А для меня другое важно: каждый принт плюсует мне месяц жизни.

– Да кто же их покупает, Палыч?

– Коллекционеры. Фанаты, само собой. И ещё инвесторы.

– А на кой хер?

– Коллекционеры – азарт охотника либо инстинкт собирателя; да и перед своими похвастаться – не у всех есть. Фанаты – те гурманы, им перечитывать в кайф. А для инвестора важно деньги вложить выгодно. Принт нельзя скопировать, и цена его будет расти.

– Как это – нельзя? А вот если на ксероксе?

– На ксероксе ты получишь копию, которая ничего не стоит. Как если бы сотенную купюру отксерил.

Мишаня призадумался.

– Да, Палыч, ты у нас как этот, Гарун аль-Ротши́льд. А скажи, вот можно такое написать, короче, месяца за три? Ну хотя бы за пять?

– Можно. Только читать никто не будет.

– Слушай, Палыч…

– Да?

– А подари мне её, вот эту самую!

– Рад бы, Мишаня, да не могу. Первый экземпляр всегда остаётся у автора. А остальные уже разошлись. Зато в этой штучке, – я протянул ему флешку, – мой задел на будущее. Экземпляр тебе гарантирую.

– А это что? – Мишаня недоуменно вертел в руке призмочку.

– Это флешка. А в ней – файл с рукописью. Следующая моя книга, «Занимательная радиация». Почти готова. И тоже на принты надеюсь.

– А почему флешка-то?

– Дублирую файлы. Мало ли что с жёстким диском случится.

– Палыч, ты не догоняешь. Нынче все хранят в облаке.

– Пускай! А мне вот приятно в руке подержать этакое тяжёленькое, настоящее. Тогда и мысли приходят сто́ящие.

– А почему она у тебя такая, ну, форма геометрическая? И блестит?

– Это тепловыделяющая сборка, уменьшенная копия. И укороченная. Ну, топливная кассета, как бы полено в ядерном реакторе. Слыхал?

– Ну да.

– Флешка у меня суперская. Специальный сплав. В огне не горит, под водой сто метров держит. И содержимое сей штучки, Мишаня, даёт мне шанс войти в первую десятку писателей.

Мог ли я вообразить, что из-за этой вот рукописи жизнь моя изменится бесповоротно – но вовсе не так, как я планировал?

– В первую десятку?

– Да, Мишаня. Лет через сорок. Тогда мои принты будут стоить ещё дороже. И вот…

– Через сорок лет?..

– Ох, Мишаня, прости дурака, ляпнул не подумавши.

– Да ладно, – сказал Мишаня, вновь покосившись на циферблат.

– А что за дела? Ты всё же торопишься?

– Нет, но скоро… Ну, «Евровести».

– Не понял, мы же вот сейчас смотрели. Ты можешь толком объяснить…

– Палыч, ну, там будет важное. Для чего я к тебе в гости-то и напросился.

– А для чего? Я думал, по старой дружбе.

– Ну да, – промямлил Мишаня. – И посоветоваться чтобы.

– Посоветоваться? Насчёт чего? Да рожай ты уже! Подожди, «Евровести» твои во сколько? В двенадцать? Двадцать минут у нас в запасе.

С Мишаней любой разговор хорош: сколько помню – скучно не бывало.

Выпивать с неблизкими по духу людьми обычно скучновато. Но Мишаня – случай особый. Мы знакомы давным-давно, а совместное участие в приключениях сближает даже очень разных мужчин.

– Так о чём ты хотел посоветоваться?

– Короче, – сказал Мишаня. – Я в партию хочу вступить.

– Какую партию? Любителей круглых попок?

– Я серьёзно. В партию муэрте, – он замолчал.

– Так. Значит, вон тебя куда понесло. А, понятно! Это Аспидон сейчас выступать должен? Его ты желаешь послушать?

– Ну да. И чтобы ты тоже… ну, мнение своё сказал.

– Я не понял, зачем тебе партия, Мишаня?

– Как это – зачем? Для чего и всем. Витабаксы.

– Что-что? Постой, так ты сразу и…

– Ну да, в ликвидаторы.

– Мишаня, ты в своём уме? Заплатят вам копейки, а здоровья потеряешь немерено.

– Да почему? Вообще-то техника там. А мы…

– Вот-вот. А вас бросят туда, где эта техника не справляется. Понимаешь ты это, нет? В самое пекло, Мишаня. Чистую-то работу шведы и без вас провернут. Эх…

– А фига ли? Да как иначе-то, Палыч? Я ведь не смогу, как ты. Всё пишешь, пишешь. – Он кивнул на книгу. – А если зря? А вот я не хочу мучить свой мозг. Все против нас, весь мир!

– Против кого это – вас? И кто это – все?

– Ясно, кто – бессмертные. А чего они? Пользы ни фига, только и умеют, что из мухи слона надувать.

– В смысле?

– Нежатся круглыми днями в своих бассейнах. Не, ты-то не такой, Палыч, я знаю. Ты каждый свой год заработал. Вон, даже очки носишь, хотя никто уже давно… А вот эти вот все… Не любят нас, Палыч, не хотят делиться.

– Вас?

– Обычных людей, кому эликсира не полагается. Жену у меня увели, так получается. Ну да, семью разрушили… Где справедливость, Палыч? Где она? – он снова бросил взгляд на часы.

– Ужасный мир! Ладно, потом поговорим. Ты закусывай давай, заодно и послушаем вашего основоположника.

– Да-да, уже начнётся, вот-вот.

– «Евровести», – произнёс я. – Новости.

– Говорят и показывают «Евровести»! – Раздался голос диктора. – Сегодня мы ведём передачу из нашей московской студии.

В креслах за овальным столиком разместились трое. Диктором оказался Сергей Коловратов, известный ведущий – плотный, лет тридцати, с бородкой-эспаньолкой; привстав, он рекомендовал приглашённых гостей.

– Сегодня мы беседуем с генеральным секретарём партии муэрте Аспидоном Ригидиным.

Развалившийся в кресле справа от ведущего кивнул и, поднявшись во весь огромный рост, коротко поклонился зрителям. На передачу Аспидон пришёл в партийной униформе, похожей на обтягивающее трико; на чёрном фоне, на груди и спине, резко выделялся белый квадрат партийного логотипа. Здоровенная туша – почти без талии; мощные ляжки и толстые икры. Руки, грудь, плечи, ноги – всё налито животной силой.

– В нашей беседе также участвует… – продолжил ведущий и осёкся, быстро взглянув на второго гостя. – Здесь присутствует… м…м… простите, как называется ваша должность? Ах да, координатор партии муэрте…

– Можно просто – Ричи, – прозвучал безжизненный голос.

Координатор оказался чуть не вдвое ниже своего начальника. В глаза бросился просвечивающий даже через одежду скелет.

– О, Палыч! Мы с Ричи близенько гутарили, – сказал Мишаня. – Вот как с тобой. Смотри, смотри, как светится! Знаешь, сколько он уже набрал? Десять зивертов! Не за раз, конечно. Ты прикинь, какую кучу баксов заработал! А ты говоришь – копейки.