И снова в кадре Закочуха.

«– Радиоактивный натрий даёт смертельные дозы внешнего облучения. Группа особого риска – дети до двух лет. К тому же люди наглотались радиоактивного йода, и опять-таки наибольшие дозы получили дети.

– На этот раз власти успели подготовиться, – продолжает комментатор. – Пострадавших детей уже доставляют в специализированные лечебные центры. Но вернёмся в Калабрию.

Всё та же эмоциональная итальянка:

– Мы должны улететь в Таиланд, немедленно, понимаете? Почему всё это случилось?

– С этим вопросом мы обращаемся опять-таки к профессору Закочухе, – вновь студийный комментатор.

– Действительно, как же так? – Закочуха потеребил правый ус. – Ведь атомщики уверяли нас в абсолютной безопасности ядерных реакторов. Мол, станция выдержит прямое падение самолёта и землетрясение силой в семь баллов.

– Ваш вопрос, как мы понимаем, риторический… – сказал комментатор. – Тем более что на проблему последствий облучения имеется и другая точка зрения».

На экране появился немолодой человек. Открытый взгляд, тёмные круги под глазами, лицо изрезано глубокими морщинами.

«– Позвольте представить ещё одного русского эксперта. Академик Горновой. Позвольте, э…

– Николай Сергеевич, – академик символически пригладил ладонью коротко остриженные чёрные волосы.

– Как вы можете прокомментировать прогнозы профессора Закочухи?

– Мне кажется, коллега несколько сгущает краски. Вот, взгляните… – Горновой щёлкнул пальцами, на экране появилась знакомая карта Европы.

Он продолжил:

– Мы имеем две региональные зоны радиоактивного заражения, а паника охватила целую часть света. Этак у нас вся Европа рискует стать сплошным поясом отселения. Надо же и меру знать.

– Но ведь радиационный фон превышен в семьсот раз!

– И что с того? Превышение носит локальный характер, к тому же оно снижается. А вы знаете, что на бразильском пляже Копокабана естественный фон превышает допустимый в двести раз? Но люди рвутся туда, а не оттуда. Прошу заметить, мест с повышенной радиацией на планете много, но никто не называет эти территории загрязнёнными. Что касается Швеции с Италией, то вот моё мнение. Радиационные страхи считаю чрезмерными, а массовую эвакуацию – ошибочной. Отселять людей имеет смысл только из пятикилометровой зоны.

– Но как же быть всем остальным? – комментатор вскинул брови.

– Я рекомендовал бы пересидеть дня три-четыре в помещениях, пока не спадёт высокая активность. Просто переждать – дома или в офисах. Окна закрыть, вытяжные вентотверстия заклеить; организовать активную приточную вентиляцию с воздухоочисткой, это несложно. Плюс к этому – йодная профилактика.

– Три-четыре дня? А потом?

– Максимум – неделю. А затем…Современные методы позволят провести дезактивацию зараженных территорий в разумные сроки.

– Вы имеете в виду аэрогель?

– Именно его.

Говорил Горновой ровным голосом, взвешивая каждое слово.

На лице комментатора появилась ехидная улыбка.

– Извините, Николай Сергеевич. А сами вы где проживаете?

– В Москве. Но какое это имеет значение?

– Ах, в Москве! И дети ваши в Москве, и внуки?

– Ну почему же? Сын работает в Санкт-Петербурге, там живут и наши внуки.

– Выходит, ваша семья находится в безопасной России. Что ж, это многое объясняет…»

Вновь кадры с огнедышащим блоком, и голос комментатора:

«– За событиями из Италии мы будем следить постоянно. А теперь новости экономики. Европейские фондовые индексы упали более чем на тридцать процентов. Цены на недвижимость обрушились…».

– Вы обратили внимание на характер аварии? – Вараксин переводил взгляд с меня на Ратникова. – И реактор такой же. Знакомый почерк.

– Очень похоже, – согласился Ратников. – Я опасался, что это случится снова. Но чтобы так скоро… Плохая примета.

– Да уж, – сказал я. – Но зачем везде суют нашего усатого гения? Паникёров и без него хватает.

Ратников молча смотрел на меня.

– Ты чего, Анатолий Борисович?

– А? Так, задумался… Игорь Маркович, уточни по своим каналам, что там в Калабрии. Нужны подробности. Отличия от Рингхальса, из какой точки пошла взрывная реакция… Срочно.

– Кажется, я догадался, – сказал Ратников после ухода Вараксина.

– ?!

– Смотри, что получается, – сказал Ратников. – Это я о странных совпадениях. Получается, что твоя личная проблема как-то связана с европейскими событиями.

– Ну да. Наш дом и реактор в Калабрии… Минута в минуту.

– Дело не только в синхронности событий. В обоих случаях удары наносили точечные.

– В смысле? – не понял я.

– Ну, не крылатую же ракету они запустили. И не сожгли твой дом огнемётом.

– И что? Кого мне за это благодарить?

– Уничтожены только две цели: компьютер и флешка. Так?

– И…

– Хотя мишеней было три. Последняя – ты сам. Но здесь у них случилась осечка.

– Но для чего?..

– А вывод напрашивается такой. В книжке твоей оказалось что-то важное, для кого-то очень нежелательное. Но сам ты не понимаешь, что именно. И наши неведомые противники решили подстраховаться, вывести тебя из игры.

– Да что же такое…

– Подожди, – сказал Ратников. – Пока ясно одно – это сведения, обладающие высокой отрицательной ценностью. Настолько значимой, что кто-то готов пойти на убийство. А ведь за особо тяжкие преступления полагается Большая зона, пожизненно. И тем не менее некто пошёл на огромный риск.

– Убедительно. И что из этого следует?

– Они просто так не отстанут, – сказал Ратников. – Твоя жизнь по-прежнему в опасности.

– А какие проблемы? Поможешь со спецсредствами…

– Пойми меня правильно… – он замялся. – Ты на Материке человек публичный, на виду бываешь нередко.

– И что с того?

– А как ты собираешься объяснять свои чудесные спасения? Иначе Академия рискует засветиться. Такая вот ситуёвина.

– Я не понял. Ты не сможешь меня защитить?

– Смогу, но без гарантий. Ты получишь сверхчувствительность к опасности. И более чем отличную реакцию. Но и только. Об остальном позаботишься сам.

– То что нужно.

– Дальше. О семье своей можешь не беспокоиться. Семья у тебя?..

– Сейчас они в России – жена и внучка, три года. Сын со своей половиной далеко, в Эквадоре.

– Хорошо. Супруге твоей в чешском имении появляться пока не стоит. Вообще в Чехии – можно, однако Моравию исключаем. Это ясно?

– Да.

– Теперь о контактах. Старые связи рвать не обязательно. Но будь осмотрительней. Хоть и с тем же Мишаней…

– С Мишаней?! Да брось ты!

– Но ведь каким-то образом наши недруги узнали об особенностях твоего жилища? И даже о флешке.

– И правда…

– Но вернёмся к радиации. Тут у меня вопрос, – Ратников покачал головой. – Ты сам видел: двое учёных, оба из России, а рассуждают по-разному. Закочуха мелькает повсюду. А вот Горнового я вижу впервые. Что ты о нём скажешь?

– В радиобиологии Горновой – главный корифей. Он сторонник теории радиационного гормезиса. А почему тебя это интересует?

– Подожди. А гормезис – это?..

– Радиационное закаливание, то есть польза малых доз облучения. Радоновые ванны и всё такое. Но зачем тебе это?

– Хочу разобраться, – сказал Ратников.

– А почему ты не…

– Понятно, не продолжай. Да, возможности Академии позволяют войти в суть дела за пару секунд. Но мне интересна именно твоя трактовка. Думаешь, почему?

– Надеешься понять, с чего бы на меня и мою рукопись…

– Молодец. Кстати, и «Евровести» мы смотрим не ради информации. Какая уж там информация… Балаган – он и в Европе балаган.

– А зачем же тогда?

– Вот именно – зачем? Главное вовсе не то, что нам говорят и как показывают. Важно – не «что?» и не «как?». Всегда и везде главный вопрос: чего для? Зачем они дают народу именно эти картинки? Чего хотят добиться?

– То есть содержание…

– Не особо. А вот характер информации – на это стоит обратить внимание. Тут ещё задачка по твоей части, – он щёлкнул пальцами. – «Евровести». Повтор, пятое июля. Рингхальс.