Мокрое банное полотенце он скатал в плотный рулон толщиной около трех дюймов. Накинул маленькое полотенчико на правую сторону лица – так, чтобы оно закрывало нос. Свернутое банное полотенце оказалось достаточно длинным, чтобы удалось повязать его вокруг головы.

Кейн подошел к выходу из ванной, взялся правой рукой за дверную ручку и подтянул дверь к лицу – так, чтобы край двери коснулся переносицы. Повязка должна была частично поглотить удар острого края двери, чтобы тот не рассек кожу. Кейн слегка наклонил голову влево и положил левую руку на левую сторону лица. Почувствовал, как напряглись шейные мышцы, преодолевая давление руки. Теперь уже голова не откинется влево от удара.

Сосчитав в уме до трех, Кейн отвел дверь от себя, а затем резко дернул к себе, ударив ее краем в переносицу. Придерживаемая рукой голова удержалась на месте. Нос – нет. Он понял это по хрусту костей. Ориентироваться приходилось только на звук, поскольку при этом Кейн абсолютно ничего не почувствовал.

Полотенце, обернутое вокруг головы, не позволило двери достать до головы и привести к перелому глазной орбиты. Подобная травма привела бы к кровоизлиянию в глаз, для устранения которого потребовалось бы обращаться к врачам.

Кейн снял с головы оба полотенца и бросил их в ванну на ноги убитого. Посмотрелся в зеркало. Потом глянул на нос мужчины.

То, да не совсем.

Ухватив себя за нос пальцами, Кейн резко мотнул головой влево, услышав при этом характерный хруст раздробленных хрящей – примерно такой же, как если насыпать хлопья для завтрака в салфетку и крепко сжать ее в кулаке. Еще раз посмотрел в зеркало.

Уже лучше. Отек тоже только в жилу. Ну а синяки, которые неизбежно появятся вокруг носа и глаз, можно убрать при помощи тонального крема.

Затем Кейн надел костюм химической защиты, который заранее положил в спортивную сумку вместе с другими вещами. Раздел мужчину в ванне догола. В воздух взметнулось облачко белой пыли, когда он открыл крышку ведра со щелоком в концентрированной порошкообразной форме. Горячая вода текла быстро, вскоре достигнув невыносимой температуры. Кожа мужчины покраснела от жара. Струйки крови плавали и танцевали в горячей воде, словно красный туман. Одну за другой Кейн забросил в ванну три полные пригоршни щелока.

Когда ванна наполнилась примерно на три четверти, он выключил воду. Достал из своей сумки большую прорезиненную простыню, развернул и накрыл ею ванну. Приготовив рулон строительного скотча, принялся крепить простыню к ванне при помощи длинных отрезков ленты.

Кейн знал множество способов избавиться от тела, позволяющих не оставить после себя никаких следов. И этот метод утилизации он находил особенно эффективным. Процесс был основан на щелочном гидролизе. Биокремация разрушает кожу, мышцы, ткани и даже зубы на клеточном уровне. Порошок щелока, смешанный в нужной пропорции с водой, полностью растворяет человека менее чем за шестнадцать часов. После этого в ванне остается лишь зеленовато-бурая жидкость, которая легко смывается в канализацию.

Оставшиеся после этого зубы и кости выглядят обесцвеченными и хрупкими, и их можно легко растереть в пыль просто каблуком ботинка. Осмотревшись, Кейн понял, что идеальное место для избавления от костной пыли – большая коробка со стиральным порошком. На вид растертая кость почти такая же, особенно если как следует перемешать ее с порошком, и никому и в голову не придет туда заглядывать.

Единственная оставшаяся в ванне вещь, которая требовала дополнительного внимания, – это пуля, а ее Кейн мог просто выбросить в реку.

Красиво и чисто – именно так, как ему нравилось.

Удовлетворенный своей работой, Кейн кивнул сам себе и вышел в небольшую прихожую квартиры. Рядом с закрытой входной дверью стоял маленький столик, на котором лежала стопка вскрытой почты. На самом ее верху, гордо выделяясь ярко-красной полоской на фоне белой бумаги, лежал конверт, который Кейн сфотографировал несколько недель назад. Повестка, призывающая исполнить гражданский долг в качестве присяжного в суде.

На Сентер-стрит, прямо перед зданием суда, я увидел черный лимузин, водитель которого уже стоял на тротуаре, придерживая открытую заднюю дверцу. Руди Карп пригласил меня на обед. Я и вправду успел проголодаться.

Водитель лимузина припарковал машину буквально в десяти футах от передвижного киоска с хот-догами, под прилавком которого красовалась моя собственная физиономия – вкупе с объявлением, рекламирующим мои адвокатские услуги. Как будто сейчас мне требовалось дополнительное напоминание о том космическом расстоянии, что разделяло меня и Руди… Как только мы сели в лимузин, он ответил на звонок по мобильнику. Водитель отвез нас в ресторан на Южной Парк-авеню. Я даже не смог бы выговорить его название; звучало оно скорее по-французски. Выйдя из машины, Руди закончил разговор по телефону и сказал:

– Люблю это место. Лучший рататуй в городе.

Я и понятия не имел, что это за «рататуй» такой. Лишь смутно подозревал, что вряд ли это какое-то животное, но с видом знатока кивнул и проследовал за Руди внутрь.

Официант при виде такого гостя сразу переполошился и предоставил нам столик в задней части зала, подальше от людной обеденной зоны. Руди уселся напротив меня. Скатерти и салфетки в этом заведении были, естественно, настоящие, не бумажные, и на заднем плане кто-то тихо наигрывал на фортепиано.

– Мне нравится здешнее освещение. Так… атмосферно, – заметил Руди.

Освещение оказалось настолько атмосферным, что мне пришлось подсветить себе мобильником, чтобы просто изучить меню. Оно было на французском. Я решил заказать все, что закажет Руди, и на этом успокоиться. Почему-то я чувствовал себя в этом заведении крайне неуютно. Не люблю заказывать по меню, в котором рядом с названиями блюд не указаны цены. Не в моем вкусе такие места. Официант принял наш заказ, налил два стакана воды и ушел.

– В общем, давай сразу к делу, Эдди. Ты мне нравишься. Я уже некоторое время присматриваюсь к тебе. За последние несколько лет у тебя был ряд замечательных дел. Помнишь небось историю с Дэвидом Чайлдом?

Я лишь кивнул. Не люблю разговоров о своих старых делах. Предпочитаю, чтобы все это оставалось между мной и клиентом.

– И ты не раз добивался успеха в судебных процессах против полиции Нью-Йорка. Видишь, мы как следует подготовились, кое-что изучили… Парень ты вроде стоящий.

То, как он произнес «изучили», навело меня на мысль, что ему наверняка известна и моя репутация до того, как я сдал экзамен на адвоката. Хотя все, что пересказывалось о моей прежней жизни мошенника, было лишь слухами. Никто ни черта не мог доказать, и мне это нравилось.

– Насколько я понимаю, ты в курсе, над каким делом я сейчас работаю, – утвердительно произнес Руди.

Это и в самом деле было так. На такое было просто невозможно не обратить внимания. В течение всего последнего года я каждую неделю видел его физиономию в новостях.

– Вы представляете Роберта Соломона, кинозвезду. Суд назначен на следующую неделю, если я не ошибаюсь.

– Процесс начнется через три дня. Завтра – отбор присяжных. И мы бы хотели, чтоб ты был в нашей команде. Ты наверняка сумеешь взять на себя пару свидетелей, если дать тебе немного времени на подготовку. Думаю, что твой стиль принесет успех. Вот потому-то я и здесь. Даю тебе роль второго защитника – поработаешь пару недель, и не говоря уже о всей той рекламе, которую ты на халяву получишь, мы можем предложить тебе фиксированный гонорар в двести тысяч долларов.

Руди улыбнулся мне, сверкнув своими идеальными белоснежными зубами. В этот момент он походил на владельца кондитерской, бесплатно предлагающего беспризорнику столько шоколада, сколько тот способен одолеть. Ну просто филантроп и благотворитель. Чем дольше я молчал, тем труднее становилось Руди удерживать эту улыбку.

– Когда вы говорите «мы», то кого именно имеете в виду? Я-то думал, вы единолично рулите своим кораблем под названием «Адвокатское бюро Карпа».