Донесения сунженцев радовали Левандовского. Своими активными действиями они ослабляли натиск белоказачьих войск на Грозный. Дышать стало полегче. Теперь можно было приступить к выполнению основной задачи — освободить Грозный от блокады.

— Пора нам побывать в Грозном, — предложил как-то Серго. — Собирайся в дорогу, завтра вечером выезжаем.

В осажденный город решили ехать вдвоем, без какой-либо охраны, чтобы не привлекать к себе внимания. Взяли только шофера и проводника Хусейна Султыгова. Грозный с трех сторон был окружен плотным кольцом вражеских войск. Связь с внешним миром поддерживалась лишь по одной горной дороге, проходившей через Чечню. На каждом шагу подстерегала здесь путника опасность. Узкая ленточка наезженной колеи серпантином вилась вокруг угрюмых скал. С одной стороны — острые углы серого камня, с другой — бездонная пропасть ущелий, по которым с неумолчным грохотом неслись стремительные водяные потоки.

Погрузив на небольшой грузовичок немного патронов и 10 миллионов рублей николаевских денег, Орджоникидзе и Левандовский отправились в рискованный, полный опасностей путь. В долину, где лежали жилые кварталы Грозного, спускались глубокой ночью. Перед взором Орджоникидзе и Левандовского предстала жуткая картина. Ярким пламенем были охвачены фонтаны нефти, дым пожаров наполнял улицы запахом удушливых газов. Из 10 взорванных резервуаров Заводского района в реку Сунжу стекали потоки горящего бензина и керосина. Казалось, что освещенный пламенем город вымер, но когда машина въехала на его окраину, то путники увидели, что Грозный живет и борется.

То и дело по дороге встречались патрули, которые придирчиво проверяли документы. На улицах высились баррикады, окна кирпичных зданий были заложены мешками с песком, из узких бойниц выглядывали стволы пулеметов.

Машина подъехала к купеческому особняку, занятому под штаб обороны города. На нижнем этаже вповалку, прямо на мраморном полу лежали, не выпуская из рук винтовок, утомленные бойцы. С наступлением темноты их сняли с передовой. Отдохнув несколько часов в относительно спокойной обстановке, они на рассвете снова отправятся в окопы защищать город.

Левандовский тут же включился в руководство боевыми действиями. Прежде всего лично осмотрел все передовые позиции, провел разведку боем. Это помогло ему выбрать место, откуда, по его мнению, лучше нанести удар по флангу и тылу белоказачьей группировки.

Наступление началось 14 октября. Вначале оно развивалось успешно. Красные выбили противника из здания вокзала и, не останавливаясь, продолжали преследовать его. Но белоказаки перекинули из соседних станиц подкрепление, в результате вырвавшиеся далеко вперед части Красной Армии оказались в окружении. С большим трудом им удалось разорвать вражеское кольцо и с огромными потерями отойти на исходные позиции.

Михаил Карлович тяжело переживал неудачу, но вида не показывал, по-прежнему оставался спокойным и деловитым, вселяя уверенность в других. Собрав командиров, он обстоятельно разобрал свои и их промахи, посоветовал в будущем не увлекаться резкими бросками вперед. Захватив у врага территорию, обязательно выровнить фронт с соседними частями, закрепиться, подготовиться к отражению вражеских контратак, незаметно накопить на занятом плацдарме силы и только после этого переходить в новое наступление.

Отпустив командиров, Левандовский засел за составление новой диспозиции. От тщательно исследовал на карте местность, прикидывал, где лучше расположить пехоту и кавалерию, поставить орудия. Снарядов не хватало, поэтому нужно было так разместить батареи, чтобы они своим огнем принесли максимальный эффект. Михаил Карлович циркулем измерял расстояние от исходных рубежей до окопов противника и станиц, откуда они могли получить подкрепление, прикидывал сроки его наступления. Своим ровным четким почерком он писал приказ: конникам Асланбека Шерипова пройти в тыл и окружить станицы Ермоловскую, Романовскую, Ильинскую и Петропавловскую, чтобы этим маневром не только сковать белоказаков, но и принудить их снять некоторые части с основного участка фронта. Распылив свои силы, они не смогут оказать должного сопротивления. В условленный час удар с тыла нанесут отряды Дьякова.

К вечеру план операции был готов. Наконец-то изнурительная дневная жара уступила место приятной прохладе, с гор набегал слабый освежающий ветерок, от которого мелко дрожали на деревьях запыленные листья. В просторной комнате с окнами, выходящими в сад, собрались Серго Орджоникидзе, Михаил Левандовский, Николай Гикало и работники штаба. Они обсудили и приняли план окончательного разгрома грозненской группировки белоказаков.

Вспоминая о той памятной ночи, Серго Орджоникидзе писал: «...силы и терпение наших товарищей истощились, но осажденный островок держался с невероятным упорством. Пути отступления из города не было. Рабочие и крестьяне решили умереть или победить. И вот... мы с Левандовским через горы пробрались в Грозный. Организатор грозненской Красной Армии любимый неустрашимый тов. Левандовский сразу вселил дух победы в товарищей и совместно с Гикало выработал план наступления».

Из Грозного Орджоникидзе и Левандовский отправились в станицу Михайловскую, где находился штаб Сунженских повстанцев. Погода в тот день испортилась. С утра сыпал мелкий, надоедливый дождь, небо заволокли густые облака и стоял такой туман, что люди и лошади, вступив в черный мрак, растворялись мгновенно. Такая погода облегчала задачу. Можно было незамеченными пройти под самым носом у вражеских дозоров. Соблюдая все меры предосторожности, кавалькада всадников благополучно прибыла в станицу.

Днем на Соборную площадь, откликнувшись на зов набата, сошлись станичники. В их присутствии Серго Орджоникидзе вручил сунженцам Красное знамя. Развернув алое полотнище, он обратился к замершим в строю бойцам:

— От имени Советской власти и партии большевиков я вручаю вам обагренное кровью грозненских рабочих боевое знамя. Возьмите и держите его крепко.

— Это знамя мы никому не отдадим, — заверил ленинского комиссара член Военно-революционного комитета Сунженских повстанцев Федор Рухлин. — Будем биться до тех пор, пока не останется на терской земле белогвардейской сволочи.

Участники митинга единодушно приняли резолюцию, в которой говорилось: «Мы, казаки и иногородние крестьяне Сунженских станиц, заявляем, что, кроме Советской власти, никакой другой быть не может».

После парада войск казаки состязались в джигитовке и борьбе, на улицах звенели гармони, разносились песни, а в это время командиры держали совет. Михаил Карлович познакомил их с планом предстоящей операции, поставил перед каждым соединением конкретную тактическую задачу. Все Сунженские отряды составили две колонны: одна — под командованием Г. Куликова — шла в обход вражеской группировки и наносила удар по станице Закон-Юртовской, вторая — во главе с О. Фрейтагом — развивала наступление на станицу Самашкинскую. Таким образом, белоказачья армия под Грозным оказывалась в окружении.

К концу октября все было готово для начала общего наступления. Чтобы лично руководить боевыми действиями, Михаил Карлович вновь кружным путем через Чечню возвратился в Грозный. Генеральное сражение началось 29 октября в девять часов утра. Оно длилось с переменным успехом до 11 ноября. Под нажимом советских войск бичераховцы бежали за Терек. На восточном склоне Ермоловской горы встретились защитники Грозного и Сунженские отряды. Блокада города, длившаяся сто долгих дней, кончилась. Эта победа имела огромный политический смысл — встретились рабочие Грозного и казаки-бедняки, которые, не щадя своей жизни, бились за Советскую власть, показав врагам наглядный пример нерушимого союза рабочих и крестьян.

Через Астрахань в Москву В. И. Ленину и Г. В. Чичерину ушла телеграмма, подписанная Серго Орджоникидзе: «Совнарком. Всем, всем, всем. После трехмесячной упорной борьбы грозненская Красная Армия под руководством т. Левандовского и Гикало сегодня нанесла контрреволюционным бичераховским офицерским бандам смертельный удар».