— Граждане нарко… говно! — наконец, взял слово я, — Я даю вам шанс. Нужно всего лишь рассказать мне о каналах поставки левой «сяпы» в Стакомск. Рассказать честно и полностью. Желающий и, самое главное, знающий о чем я говорю, должен поднять руку до того, как я разденусь полностью. Время пошло.

Ну разумеется, что в поднявшемся шуме и гаме в основном крыли меня последними писюнами и орали о том, что в такой толпе свидетелей ни единого лоха не найдется, который бы сдал все пароли и явки. Мне, в принципе, было глубоко насрать на то, что говорят эти люди, куда интереснее было то, что за моим стриптизом большинство из них наблюдало напряженно и с опаской.

Это Стакомск. Здесь, видя непонятную странную херню, напрягаются и боятся. А я — очень непонятная херня!

— А теперь я объясню, что будет дальше, — выпрямился я, сверкая яйцами и улыбкой, — Сейчас я кое-что проделаю, после чего часть вашего сознания навечно станет вашим врагом. Она будет напоминать вам то, что сейчас увидите. Вы будете бояться. Вы будете бояться до конца жизни, вы никогда больше нормально не заснете. В вашем разуме навечно поселится истеричный испуганный зверь. Вы сами. И знаете, господа наркоговно, что еще хуже? Вы будете готовы на всё, что угодно, лишь бы то, что я сейчас с вами сделаю, не повторилось.

Многочисленные обращенные ко мне лица бледнеют, до многих доходит понимание того, что сейчас будет. Угрожать, чтобы добыть информацию? Классика. Воздействовать, чтобы выбить признание? Тоже. Но есть следующий уровень — сначала ты увечишь допрашиваемого, а затем, угрожая еще большим увечьем, начинаешь допрос. Классика, вроде бы пошла от одного веселого викинга, который первым делом выдавливал допрашиваемому пленнику глаз, а только потом начинал задавать вопросы.

— Нелюдь!! — тот же самый «бывалый». В глазах ненависть, страх и паника, пальцы вцепились в решетку, хриплый крик рвется из тощей груди, — Нелюдь сраная!!!

— Я-то как раз человек, — отвечаю я ему, — Нелюди — это вы.

…и превращаюсь в 300 кубических метров тумана, полного кошмаров.

Оказывается, получить плюху собственным оружием — ошеломляет почище, чем проснуться от вылитого тебе на голову ведра холодной воды. В случае ведра ты знаешь, что делать — догнать и набить морду устроившему тебе такую побудку, а вот когда иначе…

Окалина Юлия Игоревна висела себе, спокойно ожидая моей реакции. С последней были проблемы, причем большие.

Итак, суть вопроса? Палатенцо — хорошая девочка! Она уже несколько лет трудолюбиво выполняет роль молодежной актрисы, певицы и вообще светоча, целиком и полностью поддерживает политику партии, улыбается, когда надо, толкает речи и всё такое прочее, в чем она достигла просто потрясающих успехов. Так? Так. Безусловно. Абсолютно. Стопроцентно. А теперь вопросик — а что взамен, а? Где тот березовый сок, которым страна должна поить своих героев? Правило равноценного обмена? Ну, кроме медалек и грамот?

Нету. Трагично. На этом моменте, конечно, Юлия готова сделать огромную скидку человечеству, так и не придумавшему чего можно дать «призраку». Готова была, прямо скажем. Но, а если… она придумает, что ей надо?

Вот она и придумала. Меня. А так как я, тащем-та, довольно херовато котируюсь по сравнению с тем объёмом благ, что Юленция уже произвела на пользу всем, то спрашивать моего согласия на такую банальность, как отношения, Палатенцо и не думала. Впрочем, она и сами понятия «отношения» или «брак» не особо понимала.

— Ты меня раздражаешь, — заявила она мне тогда, — В нейтрально-позитивном ключе. Я хочу гарантий на продолжение этого процесса вне зависимости от итогов эксперимента.

«Хочу». Очень важное слово.

— Изотов, — через десяток минут заявила мне по телефону Окалина-старшая, — Что ты там говорил? Будешь делать, что скажу? Ну вот и говорю — либо мы идём у неё на поводу, либо наши имена и подноготную будут трепать по всему Союзу. А значит и по всему миру.

— Так и так будут! — взвыл я.

— А вот это мы еще посмотрим, — хмыкнула майор, — Не забывай, что в случае твоего неминуемого позитивного ответа, мы приобретаем определенное дополнительное влияние на мою дочурку. Это раз. Во-вторых, по словам Нины, ты продолжаешь раскачивать её лодку, процессы идут, изменения изменяются. В-третьих, ей как женщине, всё это может надоесть. В-четвертых…

— Что, даже в-четвертых есть?! — неприятно изумился я, проглотив слов тридцать возмущенного мата.

— Изотов, после всего, что ты сделал с моей дочерью, — почти гыгыкнула блондинистая стерва, — Ты и так обязан на ней жениться. Даже того, что я видела, хватило бы!

Ну йоооомана!

Хотя, ситуация скорее комичная, чем трагичная. Юлька и сама понятия не имеет, что делать дальше и что ей теперь хочется, а я, при здравом рассуждении, к которому привык в последнее время, уже думаю — а не джекпот ли это часом?

Нет, ну подумайте. Неуязвимая молниеносная жена. Спокойная (надеюсь, что так и будет). Я могу без особых проблем брать её с собой (если не будет сопротивляться) куда захочу. На машине, опять же, экономим. Со жратвой тоже проблем нет, она на самообеспечении. С сексом, конечно, надо будет что-то решать. А кроме? Знаменитая, неуязвимая, не стареющая, с большой и страшной тещей… Хм, я уже был женат, причем неоднократно, но такого букета позитивных бонусов обычно не видел. Даже на треть. Да какой на треть… даже на десятую долю. Обычно получаешь девочку, да, приятную, глазки большие, ручки из жопки по причине молодости, но она всего хочет, всем интересуется, ничего не умеет. Плюс стареет.

Хм…

В общем — всё сложно! Как от любви до ненависти один шаг, так и от убийцы до жены. Такие дела.

Вздохнув, я выкинул из головы тщетные мысли, а затем выскребся из спальни, лелея мечту выкурить сигарету. Кстати да, Юльке же и дым не мешает… Благостный настрой, правда, тут же испарился при виде сидящей за столом и допрашивающей Палатенцо Кладышевой, но на этот раз моя светлость этой нимфетке была глубоко побоку — та азартно потрошила мою «невесту», стимулируя исповедаться по всем фронтам. Юлька глубокомысленно потрошилась, видимо, используя неисчерпаемую энергию девочкобабушки в личных целях, то есть, для самоанализа.

Так, пошёл я отсюда… за водкой. Надо запить вчерашнее, потому как единственное, что меня отвлекало до этого момента от воспоминаний, как я поломал чердак чертовой куче народу, были лишь переживания по поводу Палатенца. А я их, эти самые переживания, еще и так неосторожно успокоил. Недальновидный я.

Торговцев смертью мне было не жалко совершенно, но подсознание было другого мнения, уж больно они все были человекоподобны. С другой стороны, все эти люди остались живы и здоровы, а что спать плохо будут и дергаться? Ну так они с самого начала так и должны были! Из-за угрызений совести. Так что я просто их починил. Вот.

Дойти до магазина была не судьба. Одетый, я вышел в студеную зимнюю пору, чтобы тут же споткнуться о непривычный вид группы молодых людей и детей, окруженных суровыми милиционерами с автоматами. Было этих детей десятка два-три, зябнущих у паркового пруда, испуганных и ежащихся. Наши доблестные стражи порядка вели себя как-то странно — то ли как конвоиры, то ли как окружившие добычу волки.