– Но это противоречит медицинской этике. – Заявил Хьюитт. – Когда вопрос стоит ребром, кого спасать, ребёнка или мать, в девяноста процентах случаев врачи принимают решение сохранить жизнь матери. По нескольким причинам. Она уже взрослая, сформировавшая личность. Вполне возможно ещё сможет выносить и родить ребёнка. А младенец, рождённый раньше срока, априори имеет меньше шансов выжить после.

Я понимал, то, что говорит адвокат, непреложная истина, но слышать, как о твоей жене и сыне изъясняются, как о чём-то абстрактном, было больно. Если бы я был один, то точно б зарыдал. Но я здесь не за тем, чтобы лить крокодильи слёзы.

– Теперь я это знаю. – Сокрушённо сказал я. – Но тогда был весь на нервах, не понимал, что происходит, да и до сих пор помню не всё. Какие-то отрывки событий, которые навещают меня во снах.

– Судя по всему, врач, который принимал роды, превысил свои должностные полномочия. Хоть убейте не пойму, почему он обратился к вам с этим вопросом, ведь протокол ясно даёт понять, как действовать в таких случаях. Но то, что он воспользовался вашей… – Хьюитт смаковал слова на языке, подбирая верное. – Недееспособностью, так скажем. Это выше моего понимания.

– То есть, можно сказать, что он поступил незаконно? Но… почему? Зачем было прибегать к этому? Зачем взваливать решение на меня?

– Я не могу ответить на ваш вопрос, мистер Тёрнер. К превеликому моему сожалению. Но, осмелюсь предположить, что во время операции что-то пошло не так. Возможно, имела место халатность. Так он хотел переложить ответственность на кого-то другого, в данном случае…

– На меня.

Хьюитт кивнул. А я погрузился в молчание. Как же так? Как такое возможно? Врач ведь должен ценить жизнь и делать всё возможное ради пациента. Элизабет могла погибнуть не из-за тяжёлой беременности, а по халатности этого ублюдка.

– Так почему вы здесь? – Снова спросил адвокат. – Смею предположить, за тем, чтобы подать иск на этого врача?

Я и сам не знал, зачем пришёл сюда с лишней тысячей гонорара. Докопаться до правды? Найти виновного, на кого смог бы скинуть груз своей ответственности? Как доктор Крейг сделал шесть лет назад? Я и не думал втягиваться в исковое разбирательство с больницей, но теперь… Если откроется, что Стивен Крейг действительно повинен в смерти моей жены, я с радостью засужу его, чтобы получить хоть грамм успокоения.

– Даже не знаю. А вы как считаете? Стоит того?

– Если всё было именно так, как вы утверждаете, то этот горе-врач получит по заслугам, это я вам гарантирую.

– Но есть кое-что ещё.

Хьюитт напрягся.

– Я вспомнил одну вещь. – О которой стыдно говорить вслух. Но я рассказал. О том, как пьяный ввалился в кабинет Крейга и как увидел свою подпись под документом, снимающий всю вину и с него, и с больницы.

Хьюитт молча выслушал, откинулся на спинку кресла и тяжело выдохнул.

– Одуреть можно. – Брякнул он. – Вас заставили подписать документ, пока вы были не в состоянии даже маму свою узнать? Это ещё одно косвенное доказательство того, что ваш акушер что-то напортачил. Не хочу вас огорчать, но придётся. С этим документом у вас и у меня связаны руки. Вы официально согласились не выдвигать обвинений. Ни один судья не встанет на нашу сторону.

– Но как же тот факт, что я ничего не соображал в тот момент?

– Это было шесть лет назад, мистер Тёрнер. – С сожалением напомнил адвокат. – Сейчас вы уже не докажете, что тогда были не в состоянии мыслить здраво. Придите вы ко мне сразу же, я бы ещё попытался что-то сделать, но теперь…

– Ясно. Этот ублюдок останется неприкасаемым.

– Поверьте, мне искренне жаль.

– Неужели, ничего нельзя сделать?

Говорят, надежда умирает последней. Каждый день я хватался за тысячи маленьких надежд, и все они умирали. Как сейчас. Я понял это по напряжённому молчанию Алана Хьюитта.

– Спасибо, что уделили мне время. – Сказал я не без уныния и засобирался на выход.

Хьюитт зашелестел конвертом и протянул мне стопку купюр.

– Возьмите.

– Это за консультацию.

– Возьмите. – Настойчиво повторил адвокат, и, приняв деньги обратно, я понял, что там гораздо больше тысячи, что я накинул сверху. Он возвращал большую часть своего гонорара за помощь с Таннером. – Вам сейчас нужен каждый цент.

Комок размером с яйцо застрял в горле, мешая дышать и говорить. Я кивнул, преисполненный благодарности, пожал руку человеку, который меня почти не знал, но желал помочь хоть чем-то, и ушёл.

Почему я не вспомнил об этом раньше? Если бы не забылся в пьяном безумии, то, возможно, сумел бы привлечь доктора Крейга к ответственности, но было слишком поздно. Всё это время я винил одного себя за тот роковой выбор, который я даже не должен был делать. Но, вероятно, вина лежала не только на моих плечах. Доктор Крейг совершил ошибку и скрыл её за моей глупостью. Моя жена умерла из-за него. Мой сын никогда не сможет вести жизнь физически здорового человека из-за него. Вся моя жизнь покатилась в канаву из-за него.

А я даже не мог этого доказать.

***

Где наскрести сто семьдесят тысяч долларов тому, кто уже продал свой дом, сидел на шее двух почти пенсионеров, и воспитывал больного ребёнка, которому постоянно требовалось недешёвое лечение?

Первой мыслью было продать почку. Но это не вариант. За такой ценный «товар» можно получить всего-то двадцать пять тысяч долларов – я узнавал. Слишком мало. Потом меня подмывало ограбить какой-нибудь банк на окраине, где не ахти какая охрана и видеонаблюдение. Но посмотрим правде в глаза: у меня кишка тонка, да и причинять вред людям не входило в мои планы. Каким бы безвыходным ни казалось положение, я ещё сохранил частички совести и достоинства.

До чего можно опуститься, если раздумывать о таких вещах? Но я пал слишком низко. Кредит мне никто не даст. Я безработный, да и моя кредитная история оставляет желать лучшего. Если бы банки действовали по схеме полиции, то по городу бы давно висел мой портрет. Вместо подписи «Разыскивается» красовалось бы «Неблагонадёжный заёмщик».

Конечно, я не собирался ни продавать свои органы, ни грабить банки. Это были минутные помутнения рассудка, которые подняли мне настроение. После того, как я вдоволь нашутился с самим собой, я перешёл к реальным действиям.

В четверг какой-то лысый детина в кожаной косухе купил мой «форд рейнджер». Приехал в Рочестер из самой Саратоги, лишь бы поскорее сесть за руль моего монстра. Ему кровь из носу хотелось стать обладателем пикапа по заниженной стоимости, а мне позарез нужны были деньги. Идеальная сделка. Теперь мой карман оттягивала пачка в двадцать тысяч, а сердце ныло от потери любимой машины. За тридцать три года я сменил четыре тачки, но только с «рейнджером» меня связывало столько общих воспоминаний. Даже смешно так отзываться о простом автомобиле, но мы прошли огонь и воду. Смерти и болезни. И теперь пришло время прощаться с ним, словно со старым другом.

Пришлось пересесть в малютку Полин, чтобы поколесить по городу и не опоздать ни в один из пунктов в расписании Криса. Пока я ждал его за дверями кабинета дефектолога, мне позвонил Генри и сообщил довольно приятную новость.

– Я нашёл нам работу.

Нам. Снова мы очутились в одной лодке, только теперь она плыла не по волнам семейного бизнеса, а дрейфовала в луже безработицы. Я чуть не хмыкнул в ответ, ведь прошерстил все строительные компании в радиусе двухсот миль от Рочестера, но везде слышал одно и то же. «Вы нам не подходите». Их не волновал мой опыт и мои навыки. Лишь то, что я поколотил начальника и отвечал за это в суде. Если Генри и подыскал нам что-то, то это была захудалая должность какого-нибудь вышибалы в баре или консультанта в строительном магазине.

– Мне начинать волноваться? – Отшутился я.

– Начинай благодарить меня.

– И не подумаю, если за эту работу не платят минимум двести тысяч. На меньшее я не согласен.

– Закатай губу обратно, братец. Оклад девять с половиной, плюс премии и оплата топлива.