Многие скопефты, не успев сделать и выстрел, бросали мушкеты и аркебузы, доставая свои клинки, чтобы отбиваться от яростно наседающего врага. Лемк, со свистом достав свой меч, тоже начал отбиваться, стараясь держать противника на дистанции своим чуть более длинным клинком. Используя длину рук, он старался издалека нанизать противника на остриё, ударить в голову или шею, чтобы уж наверняка вывести врага из боя. Но вместо одного убитого тут же занимал другой, стремящийся разрубить Теодору голову. Яростные крики, которыми осыпали друг друга бойцы, сбивали дыхание, но остановиться было невозможно.
Оглушающий выстрел под ухом, которое наполняется звоном, и тяжёлая свинцовая пуля поражает сразу двоих врагов, у которых кроме белых рубах, никакой защиты не было. Это задние шеренги стрелков, пользуясь тем, что всё-таки основная масса пыталась валом опрокинуть контарионов, стоявших подобно волноломам у штормового моря, начали давать выстрелы по готовности, подбегая к своим сражающимся и отступающим товарищам и разряжая ружья в упор. Это сперва позволило Лемку нанести несколько быстрых рубящих ударов по ошеломленному таким поворотом дел противнику, поразив их. А когда вся вражеская пехота откатилась к каре контарионов, они тем самым сделали себе только хуже, так как теперь все оставшиеся стрелки получили возможность взяться за свои мушкеты и аркебузы, открыв огонь и поражая стоявших плотными массами врагов.
Этого уже исмаилиты выдержать не моги, и теряя людей под ударами пуль, пик и страшных ударов алебард, они вновь начали, второй раз за битву, отступать в сторону своих позиций, недолго преследуемые двумя эскадронами ромейской кавалерии, рубящей отступающих, но которым пришлось вернуться, когда они подошли к ещё имевшимся свежим сарацинским силам, отогнавшим их стрелами и огнём из ружей.
Отражение второй атаки, несмотря на успех, не просто далось Сицилийской турме. Во многом это было благодаря тому, что левый фланг, упиравшийся в Эврос, врагам было непросто обойти, что доказывали многочисленные трупы врагов, оставшимися на пространстве между стрелками, рекой и контарионами.
Многие раненые потянулись в сторону обоза. Трупы уже даже своих толком не убирали, лишь оттаскивая их из-под ног. Можно было бы подумать, что вот же она — победа! Но шум сражения на правом фланге, который от реки было не видно, говорил о том, что всё ещё не кончено. Да и вражеская пехота вновь убежала не так далеко, под криками своих беев, ударами барабанов отдыхая и приходя в себя.
А в это время Кристоф фон Русворм впервые начал сомневаться в возможности того, что он победит. Подозвав молодого ромея, которого приставили к нему в качестве курьера, он отдал ему приказ, который был уже, возможно, несколько запоздавшим:
— Скачи скорее… Найди второй корпус. Пусть спешит сюда, мы обнаружили султанское войско.
Яростные атаки пехоты оказались лишь отвлекающим маневром, султанским военачальникам так же оказалось не жаль свои пехотные войска, которые отдавали свои жизни, пока их конница, как думал Русворм, стоявшая и ждущая пока он нанесёт удар, всё это время просто выжидала удобного случая, чтобы показать себя во всей красе.
Много веков подряд конница господствовала на поле боя. С седых времён, без сёдел и стремян, всадники перемещались по полю боя, осыпая пехоту дротиками, стрелами, коля копьями, рубя клинками. Много сменилось народов и многие вносили что-то своё, новое в тактику, изобретая приспособления, чтобы ловчее было победить врага. И среди лучшей конницы мира, что позволяло раз за разом одерживать им новые победы, стояла как раз сарацинская конница. Имея многовековые традиции ещё с кочевых времён, непрекращающийся опыт если не от ведущихся войн, то от набегов на соседние народы, предоставляя лучшим воинам земельные наделы — тимары, за счёт которых они покупали снаряжение и предоставляли несколько конных латников — джебелю, разводя одних из лучших коней на территории Фессалии и Срема в Румелийском султанате и на территориях долин у Данубы в Силистрийском султанате, они были страшными противниками для всех войск. Мало того, стать подданным султанств было очень легко, особенно если ты имеешь своего коня, и умеешь обращаться с оружием, что для многих европейских младших детей бедных дворян было неплохим способом занять положение повыше и заработать свою долю богатств на непрекращающемся театре битв. Таких бедных европейских дворян, имеющих выучку в кавалерии и внешне порой даже мало отличимые от тех же рейтар, называли гуреба.
И обойдя правый фланг ромеев, что позволяла сделать холмистая местность, более семи тысяч превосходной сарацинской конницы ударило во фланг и тыл войска. Конечно, они появились не в один миг. Сначала заметили тучи пыли за холмами. Грегор Тебар успел развернуть свои пять сотен конницы, думая отразить фланговый обход. Ланциарии Франсиско Пласа и Димитрия Контостефана тоже успели медленно развернуться навстречу опасности. Но большего они сделать не успели. Конница Тебара оказалась смята и покатилась назад, в сторону своих войск, мешая своим собственным войскам. Сам командир, Тебар, был убит одним из первых. Русворм и все, кто имели возможность, поскакали прочь с холма, через обоз в сторону тыла стоящих турм. Фланговый удар по Латинской турме так же опрокинул их и теряя людей, они побежали через Критскую турму к реке.
Вражеская пехота, одушевлённая успехом своей конницы, третий раз пошла в атаку на «сицилийцев» и «критян». Позиции артиллерии оказались захвачены вражескими кавалеристами и орудийная прислуга, которая не успела сбежать, была изрублена. И здесь, среди посеченных тел, было установлено пятихвостое знамя шахзаде.
Миг счастья, от того что выстояли во второй раз, сменился отчаянием от видения того, как бегут люди с правого фланга, успел пережить Теодор до того момента, как по команде хладнокровных командиров он вновь открыл стрельбу из успевшего немного остыть мушкета по наступающим врагам.
«Критяне», по команде Стефана Алусиана начали отступать назад, в сторону обоза, куда уже ворвались вражеские всадники. Теряя людей от свинца и стрел, выхватываемые арканами лёгкой конницы, они медленно пятились назад, подставляя врагов под фланговый огонь «сицилийцев». Но враг был уже настолько охвачен яростью боя, что не обращал внимание на потери. Они стремились уже покончить с этими пехотными крепостями, которые никак не поддавались им. Тяжёлая вражеская конница — сипахи с джебелю, гуреба — раз за разом накатывались на «критян», их волны доходили и до Сицилийской турмы, но каждый раз они не могли пробиться внутрь через пики и алебарды, поражаемые свинцом, от которого не могли защитить их доспехи, теряли людей и коней, отступая назад и вновь пробуя сломить волю своих врагов.
На удивление, часть сарацинской конницы, ворвавшаяся в лагерь, так в нём и осталась, не довершив окружение ромеев и дав время «критянам» отойти к Эвросу, а остаткам Латинской турмы и кавалерии перестроиться и открыть огонь из-за спин бойцов ближнего боя.
Поле боя неузнаваемо изменилось. Там, где был правый фланг ромеев, не осталось ничего, кроме груд мертвых и раненых тел. На месте штаба Русворма — знамя командующего сарацин. Там, где был тыл Сицилийской турмы — место ожесточённого сражения.
Мушкет в руках Лемка настолько раскалился, что стрелять из него стало уже невозможно, и подхватив выроненную убитым алебардистом фашарду, он рубил и колол врагов, стоя сначала во втором ряду, а затем уже и в первом. Сгоревший порох, грязь и кровь покрыли его тело так, что его бы не узнала и родная мать, если бы она у него была. О чём может думать человек, находящийся на грани гибели? Лемк не знал о чём думали другие, так как он молился о том, чтобы его друзья выжили. Для него жизни других сейчас потеряли значение. Он видел, как какой-то смуглый темнокожий воин на коне, налетев, отрубает солдату здоровяку голову, но в следующий момент его пронзает пика и удар фашарды разрубает ему грудь. Конь в ярости бьётся копытами, прыгает, облитый кровью своего хозяина, а в следующий момент пуля останавливает и его жизнь.
