– «Nil inultum remanebit», – прочитал я во второй раз вслух, напечатанную строчку на белом листе, и задумался. Что за херня? Что это значит? Кто оставил? А точнее, кто передал? Оставил-таки как раз известно кто моя помощница по хозяйству Антонина Павловна. Только почему на кровати, а не в кабинете на столе? И что это значит? То, что это латынь ясно сразу. Изучал когда-то в универе. Но перевести сейчас не смогу. Надо погуглить.

Кинув взгляд на запястье правой руки, тут же во внутренний карман пиджака засунул странный лист бумаги. Некогда сейчас ерундой голову забивать.

Быстрым шагом выхожу из дома. Привычным движением запрыгиваю в Терамонт и нажимаю на пульте кнопку открывания ворот, как слышу звук входящего вызова.

– Да, Антонина Павловна.

– Глеб Вадимович, доброе утро! Извините, я вчера не слышала вашего звонка.

– Я спросить хотел, кто вчера принёс листок, который вы оставили в спальне?

Секундное замешательство в голосе помощницы по ту сторону телефона принесло мне плохое предчувствие.

– Эээ… Я в спальню не заходила. Нет, я заходила, прибирала там, но не оставляла ничего. А всю корреспонденцию я всегда кладу вам на стол в кабинете. Вы же знаете.

– Антонина Павловна, Вы уверены? То есть точно никого не было? Может быть, кто-нибудь приходил? В дверь звонил?

– Нет, нет! Совершенно точно. Я была одна.

– Я понял, – сбрасывая вызов и задумавшись над чертовщиной, положил телефон в карман.

Потянувшись к кнопке старт/стоп, меня резко отбросило назад и плечо правое обдало огнём. Такое чувство, словно раскалённый кусок железа воткнули в тело. Нет, меня, конечно же, раскалённым железом не пытали и никто ничего никуда не втыкал. Но представить-то вполне можно.

Что за?…

– Твою мать! Это снайпер что ли? – глядя на сквозное круглое отверстие лобового стекла, делаю я наконец вслух логичное и своевременное умозаключение.

Резко съехал вниз по сидению и, непроизвольно издав стон боли, сквозь сжатые зубы, выругался. Придавил плечо левой ладонью, бочком выбрался из машины и перебежками двинулся в сторону дома. Весь путь от машины до входной двери чувствовал на себе чужой взгляд через прицел. Охренеть какое это неприятное чувство – быть мишенью. Утешало одно, если бы хотели убить, то добили бы уже. Но несмотря на это, шторы я в доме всё же задернул везде, стараясь не сильно святиться в проемах окон.

Вызвал скорую. Посомневавшись звонить ли в полицию, вызвонил и их. Огнестрел все таки. По-любому приедут. Не с моей подачи, так медики вызовут. В ванной не без труда стянул пиджак, рубашку… И, откровенно говоря, мне поплохело. Я никогда не был хлюпиком. В детстве и юности много дрался не на жизнь, а на смерть, но так уж вышло, что всегда обходилось без серьёзных ран. А сейчас вид собственного продырявленного насквозь плеча со струйками крови, стекающими по груди и спине, вызвал лёгкую тошноту.

Навылет. Интересно. Это мне так повезло, что вряд ли или все таки намеренно выстрел был сделан с учётом лёгкого ранения? И кому всё это понадобилось?

А дальше всё как по маслу, но без моего желания: полиция, карета скорой помощи, допрос и всё в подобном неприятном духе.

– Стас, отстань! У меня уже был допрос. Ты нахрена совещание отменил? Мог же без меня провести. Нам нельзя потерять контракт с этой Занозой, – чуть позже выговаривал я своему заместителю и по совместительству хорошему товарищу в больничной палате.

– Ты шутишь? При чём здесь твоя Заноза? А, у тебя, наверное, всё ещё шок. Ты поэтому бред несёшь. Или от наркоза не отошёл до конца. Я слышал, такое бывает. Глеб, в тебя стреляли! – раздухарился неугомонный и нередко излишне эмоциональный Стас Флоров.

– Я в курсе, – и не моя она, уже про себя добавил.

– И?

Дверь отворяется с коротким стуком и в палату входит Макс.

– Стас! Ты на кой Макса дёрнул?

– Не, ну ты слышал? – обращаясь к Максу и пожимая ему руку, возмущённо поинтересовался Стас. Я же ограничился жестом приветствия в виде кивка. – Вот так и навещай друзей в больничке. Его чуть не пристрелили, а он не считает это значимым поводом. И молчит, ничего рассказывать не хочет. Мы, конечно, можем подождать для визита более весомой причины, например, твоих похорон, но и тогда я уверен, что не дождёмся от тебя объяснений, – закончил он свою претенциозную речь, обращаясь уже ко мне.

– Стас прав. Рассказывай, – как всегда, скупо и выдержано парировал Максим Арский. Мой единственный друг с детсадовских горшков и верный товарищ, на которого всегда можно рассчитывать.

– Да нечего особо говорить, – устало выдохнув, начал я. – Сел в машину, выстрел, полиция, больница. Всё.

– Как всё? – вытаращился на меня Стас. – Ты видел кого-нибудь? Что полиция говорит? Кого подозреваешь? Ты кого так достал, что в тебя шмальнули?

– Опер сказал, что стрелял снайпер из леса напротив моего дома. Естественно, я никого не видел.

– Снайпер? Охренеть! Как в америкосовском блокбастере! А я тебе говорил, что пришибут тебя когда-нибудь за борзоту и сверхнаглость, – предостерёг меня в очередной раз зам.

– А если хорошо подумать, кто мог? – внимательно рассматривая меня, спросил Макс и сел в кресло напротив.

– Да думал я. Нет, я, конечно, не белый и пушистый, но так, чтобы радикально…

Стас недоверчиво хмыкнул, а Макс задумчиво продолжил:

– От леса до дома метров семьсот-восемьсот. Для хорошего стрелка это не расстояние. А плохие за такую работу не берутся. Вывод один – тебя хотели напугать или предупредить, но не устранить. Пока, во всяком случае, – подтвердил мои мысли друг.

– Это, безусловно, обнадеживает, но никак не успокаивает! – взвился Стас.

– Ты что-нибудь странное замечал в последнее время? Слежка? Угрозы? Другие нападения? Может, конкуренты?

Отрицательно помотал головой, глубоко задумавшись.

Кто же на меня так ополчился? Тут нужна более веская причина.

– Или женщины, – продолжил перечисление Стас. – Ну а что? Обиженная женщина – это самое коварное существо! – словно отвечая на мой немой вопрос, ответил зам.

– Я женщин не обижаю, а забочусь исключительно об их удовлетворении.

Дверь в палату снова отворяется и в проёме появляется аппетитная попка, пятясь к нам, в обтянутом коротком белом халате. Но несмотря на мой голод, насытиться ею совершенно не хочется. Точнее, очень даже хочется, но не ею.

Вот мелкая Заноза, весь аппетит мне попортила!

– Добрый день! – развернулась наконец медицинская сестра с загадочной улыбкой на симпатичном лице. – Вам тут настоятельно просили передать, – ставит рядом с кроватью на стол букет … сине-чёрных роз. – Очень … интересные цветы. Впервые такие вижу.

– Что это за мрак? Кто это передал? – насел на девушку Стас. – Эти цветы вообще не для больницы. Что за вкус у людей? – скривился он.

– Э, я не знаю. Мне просто позвонили с регистратуры девчонки и просили подняться. А кто их принёс, ну курьер, наверное. Кстати, там записка есть.

Потянувшись к цветам, я извлёк чёрный прямоугольный лист, сложенный вдвое. Развернув, я невольно нахмурился и прочёл:

– «Memento mori».

– Что это значит? – поинтересовался Стас с неподдельным беспокойством и удивлением. – Это на каком языке?

– «Помни о смерти», – ответил я. В отличие от первой фразы, я помнил перевод этого выражения.

– Помни о смерти? Что за ерунда? Глеб, ты понимаешь что-нибудь? Это угроза получается? Макс, ты то что молчишь?

– У вас в холле камеры видеонаблюдения есть? – задал Макс самый дельный вопрос.

Девушка стояла и растерянно хлопала глазами, переводя удивлённый взгляд на каждого из нас поочерёдно, не понимая, что ей делать дальше.

– Есть то они есть, но насколько я знаю, они давно не работают. Но вам лучше у охраны спросить.

Макс кивнул и достал телефон, кого-то вызванивая.