Молчание Хилари означало, что, по его мнению, подобные сведения подпадают под действие Закона об охране государственной тайны. Сев на стул, Маджон подал знак Ховэдэю. Тот протянул ему какой-то список. Маджон быстро пробежал список глазами.

На лице Хилари застыла бесстрастная маска.

— Вам говорит что-либо имя Фарука Хамзауи?

— …

— А имя Абдула Фархаза? Надеюсь, я правильно выговариваю?

— …

— Есть ли у вас друзья среди "Мучеников Семнадцатого Сентября"?

— …

— Знаете ли вы кого-нибудь в Девизе?

— …

— О чем вам разрешается говорить?

— Спросите премьер-министра. Я не хочу сделать неверный шаг. Это по нынешним временам опасно.

Маджон улыбнулся снова.

— Уважаю человека, знающего в своем деле толк. Вернее — знавшего в своем деле толк.

— Жаль, что не могу ответить на комплимент комплиментом.

— То есть?

— Подготовипись-то вы изрядно, не отрицаю. По-моему — так даже чересчур. Но — если позволите высказать замечание — полиции вряд ли стоит выкладывать все свои карты на стол сразу.

— А с чего вы взяли, что я выложил все свои карты? — очень тихо спросил Маджон.

В это время позвонили в дверь.

— Как по заказу, — заметил Маджон. — Жуть, да и только.

Ховэдэй молча кивнул.

— Откройте им, Ховэдэй, будьте любезны. Сдается мне, господину Глэспу открывать не хочется. Он может снова впасть в искушение стать полковником Криспом, тогда хлопот не оберешься.

Хилари подался к двери, но Ховэдэй опередил его.

— Что вы себе позволяете…

Ховэдэй впустил в квартиру господина Голдхилла.

— Это он! — вскрикнул Голдхилл.

— Кто — "он"? — спросил Маджон.

— Лайонелл Гуинн.

— Лайонелл Гуинн? — в деланном изумлении воскликнул Маджон. — Неужто тот самый Лайонелл Гуинн, что проживает по адресу Оулд Фордж, 34, Балаклава Кре-щент, Йовил?

— Он указал этот адрес? — спросил Голдхилл. — Я так, с ходу, не вспомню.

— Его это адрес, его. Адрес дома Лайонелла Гуинна. И гости в его доме живут: некто полковник Крисп, некто Хилари Глэсп и некий милый юный иностранный джентльмен, господин Ибрагим Шамади, — сказал Маджон.

— Похоже — араб, — заключил Голдхилл.

— Араб и есть.

— Господи, да здесь же все разнесли вдребезги! — воскликнул Голдхилл, лишь сейчас заметив выщербленные пулями стены. — Уж не здесь ли… О, боже! А кому принадлежат строения по этой стороне улицы?

— Моя квартира принадлежит мне, — сказал Хилари.

— Почему вы тогда указали адрес в Йовиле? Да и где это — Йовил? Он вообще существует? — спросил Голдхилл.

— Двоих следователей вполне достаточно для этого дела, господин Голдхилл, — остановил его Маджон. — И мне не хотелось бы смущать господина Глэспа далее, заставляя его думать, будто он подвергается перекрестному допросу. Я всего лишь просил вас заехать сюда сегодня в удобное для вас время, чтобы удостоверить личность господина… этого господина.

— Никаких сомнений: это — господин Гуинн, что я и готов засвидетельствовать в любом суде.

— О, в этом никакой необходимости не будет, — поспешил заверить его Маджон. — Этот господин ничего предосудительного не сделал.

— В таком случае — кто же тогда Глэсп? — удивился Голдхилл.

— Долго объяснять.

— Но на двери написано: "Глэсп".

— Естественно.

— Так Глэсп — Гуинн?

— И, несомненно, наоборот.

Голдхилл присвистнул, к чему явно питал склонность.

После затянувшейся паузы Маджон сумел наконец выпроводить Хэрри Голдхилла обратно в его контору.

Затем заговорил Хилари. Голос его звучал мягко и вопрошающе:

— Вы сказали, что ничего предосудительного я не сделал…

— Если мои предположения справедливы, то вы осуществили почти безупречную полицейскую операцию, постоянно балансируя на грани законного, как подобные операции и должны проводиться. Вы действовали более рискованно, чем могли бы себе позволить мы. Установленный распорядок не оставляет места воображению.

— Шеф даже говорил в ходе следствия, что представил бы к награде того, кто все это рассчитал и соорудил, — внезапно вставил Ховэдэй, намеренно демонстративно сбросив личину раболепного подчиненного.

— Я действительно так считаю, — подтвердил Маджон.

"Рассчитал и соорудил" — эти слова пришлись Хилари по вкусу. Они отражали все тончайшее мастерство, необходимое, чтобы создать нужную ситуацию; всю глубину познания человеческой натуры, требуемую, чтобы безошибочно подобрать наживку; умение дозировать информацию; всю отработанность движений в подобного рода корриде. Хилари охватили теплые чувства к этому человеку, вернее — к ним обоим.

— Вы заслуживаете откровенных ответов на свои вопросы.

— Может, и заслуживаю, но, в общем-то, они мне и не нужны, — ответил Маджон и разгладил рукой блокнот, который вытащил из кармана. — Скажите, прав ли я. Мы должны возместить вам причиненный квартире ущерб. Это ясно. Но, кроме того, были ведь весьма дорогостоящие телефонные переговоры с Бейрутом?

— Такие переговоры действительно имели место, — подтвердил Хилари, — но, поскольку не в моих интересах было оставлять следы, и поскольку звонил я с разных телефонов, я и понятия не имею, во сколько мне это обошлось.

— Мы не очень придирчивы в подобных случаях. Компенсация будет выплачиваться из секретных фондов, созданных как раз для аналогичных ситуаций, и мы просто оценим сумму ваших расходов, исходя из стоимости телефонных переговоров. Вы также несколько раз звонили по местным телефонам в редакции газет, верно?

— Верно, — хмуро усмехнулся Хилари.

— А также ездили поездом в Девиз, Логборо и даже в такую даль, как Эджвер.

— Вы ошиблись в последовательности этих поездок.

— Я и не намеревался устанавливать их в правильной последовательности. Были ли у вас иные расходы, о которых мне не пришло в голову подумать? Да, кстати, — вы ведь на поезде первым классом ездили?

— Я покупал самые дешевые билеты.

— Поскольку билетов вы все равно не сохранили, то будем считать, что первым. Во всяком случае, я именно так оплачу вам проезд.

— Очень мило с вашей стороны.

— В таком случае, представьте мне список всех ваших расходов — и не обязательно абсолютно точный, — которые мы обязаны вам возместить.

— Разве можно возместить эмоции, возбуждение и удовольствий?

— Удовольствие? Ну, не будем более отнимать у вас время, господин Глэсп. Мы наведаемся завтра, если вы сумеете подготовить к этому времени список.

И Маджон направился к двери, сопровождаемый Хо-вэдэем. Внезапно он обернулся к Хилари. Улыбка исчезла с его лица.

— Мне достоверно известно что и как вы сделали, господин Глэсп. Но вы заговорили сейчас о возбуждении, об удовольствии. Мне ясно все, неясны лишь ваши побуждения. Что побудило вас, господин Глэсп?

— Но это ведь не нарушение тайны? Вы — большой патриот, господин Глэсп?

— Да нет… вряд ли, — рассудительно ответил Хилари.

— Скучаете без былых приключений службы в разведке?

— Какие там приключения! — презрительно фыркнул Хилари.

— Может, мстите за что-то?

— В этом смысле я как-то не задумывался.

— Так мстите, значит? Кому-то и за что-то конкретно?

— Нет. — И Хилари добавил, как бы подумав. — Они того не стоят.

— Они? Вы мстите всем сразу, всем, кто участвует в этих чертовых стрельбищах?

— Я столько времени растратил зря.

— И теперь пытаетесь наверстать?

На дальнейшие вопросы Хилари отвечать не хотелось. А в голосе Маджона задрожали новые нотки:

— Так вот. Потери террористов составили четверо убитых и один тяжело раненный. Со стороны полиции один получил пулевое ранение. Его жизнь вне опасности.

— Рад это услышать.

— Но почем вам было знать, как вы могли рассчитывать, что результат не окажется противоположным? Четверо убитых и один раненый у полиции, и одна царапина у террористов?

Несмотря на жестокость, с которой Маджон задал этот вопрос, на него-то ответить было легче легкого. Маджон ведь сбросил доспехи и весь раскрылся.