Жоликёр встал по стойке «смирно» и рукой, все еще сжимающей кисть, попытался было отдать честь.
Но не успел завершить этот жест.
Двое незнакомцев расступились, пропустив вперед третьего — в белой куртке и галстуке, — который направил на Эстиме Жоликёра большой кольт-44. Тот замер, сразу же узнав стоящего перед ним гиганта с широким, приплюснутым носом: фотографии этого человека висели во всех полицейских участках и дежурных помещениях тонтон-макутов. Снабженные короткой инструкцией: «Стрелять без предупреждения».
Это был Габриэль Жакмель, бывший глава тонтон-макутов, бывшая правая рука президента, а ныне предатель и враг номер один дювальеризма, по официальным сводкам скрывающийся в горах.
Гигант улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы, и стволом своего кольта указал на дверь мавзолея:
— Открой!
Ошеломленный Эстиме Жоликёр не мог ни пошевелиться, ни ответить. Каким образом Габриэль Жакмель оказался в Порт-о-Пренсе? Бывший глава тонтон-макутов казался уверенным в себе. Он был выше своих спутников на целую голову, и мощный кольт выглядел крошечным в его огромной руке.
— Открой, — повторил он, — или я снесу твою паскудную дювальеристскую башку!
Курок кольта был взведен. На губах у Жакмеля играла скверная улыбка. Сжимая рукоятки своих револьверов, оба его телохранителя не отрывали глаз от ворот кладбища. Нисколько не беспокоясь, что их могут заметить. Когда в Порт-о-Пренсе видят человека с револьвером, ему не задают вопросов. Болота по обе стороны дороги в Ибо-Бич полны трупами тех, кто пренебрег этим жизненно важным правилом.
Эстиме Жоликёр бросил взгляд на пустынную аллею. Сторож ушел в свою будку у центрального входа, который находился слишком далеко от мавзолея: криков там не услышать. Эстиме покосился на свой револьвер. До него было метра три. Он наконец опустил руку, в которой сжимал кисть, и с трудом выговорил:
— Чего ты хочешь?
Габриэль Жакмель надвинулся на него:
— Знаешь, что он сказал мне однажды по телефону? Что я сам принесу ему свою голову! Ну так вот — я пришел за его головой… и теперь всем буду ее показывать… Открывай!
Капли пота выступили на лбу у Эстиме Жоликёра. Это было хуже святотатства. Как все гаитяне, он был вудуистом[2] и, подобно многим сторонникам Дювалье, верил, что «папа Док» продолжает преследовать своих врагов — но уже в виде зомби[3]. Однако для этого труп его должен был оставаться в целости.
— Клянусь дювальеристской революцией, ключ ты не получишь! — с достоинством ответил Эстиме.
Улыбка сошла с лица Габриэля Жакмеля.
— Болван! — сказал он и, слегка повернув голову, позвал:
— Тома!
Телохранитель в темных очках устремился вперед как раз в тот момент, когда Эстиме Жоликёр, бросившись к своему револьверу, уже ухватился за его рукоятку. Но вытащить его из кобуры Он не успел. Перед его глазами блеснуло лезвие мачете, выхваченного Тома из штанины брюк. Эстиме почувствовал ожог в горле, но не смог даже вскрикнуть: из его перерезанной артерии забил фонтан крови, забрызгавшей Габриэля Жакмеля, и Жоликёр повалился набок. Его тело передернуло судорогой. Для того чтобы увеличить рану, Тома пнул ногой его голову и нанес еще один удар, почти отделивший ее от туловища. Затем поднял револьвер убитого и засунул его себе за пояс.
— Быстрее! — приказал Жакмель.
Тома вывернул карманы брюк Эстиме Жоликёра и, найдя маленький плоский ключ, протянул его своему шефу. Тот взбежал по ступенькам мавзолея, вставил ключ в замочную скважину и повернул в замке. Сжимая в руке мачете, Тома последовал за ним, пока его тощий приятель за ноги оттаскивал труп в укромное место. В центре аллеи осталась только огромная лужа крови. Закончив свое дело, второй телохранитель вошел в мавзолей, закрыв за собой дверь. Габриэль Жакмель и Тома наклонились над каменной надгробной плитой и ухватились за ее края. От напряжения лица их перекосились; оба тяжело дышали.
— Давай! — скомандовал Жакмель.
Оба напружинились. Вдруг Тома, выругавшись, отпустил плиту: засунутый за пояс револьвер сильно вдавился ему в живот. С вытаращенными глазами Жакмель изо всех сил напряг мускулы. Плита сдвинулась на несколько сантиметров. Жакмель выпрямился с торжествующим криком. Полученная им информация была точной: плиту еще не зацементировали!
Тома и второй телохранитель — Люк — с воодушевлением бросились на помощь своему хозяину. Втроем они отодвинули плиту в сторону. Увидев гроб, Габриэль Жакмель злорадно ухмыльнулся. Наконец-то, благополучно ускользнув от ищеек «папы Дока», он брал реванш! Теперь все на Гаити узнают, что у него находится голова Франсуа Дювалье!
— Отрезай осторожно, а то еще сделаешь ему больно! — насмешливо сказал он Тома.
В минуту торжества он мог позволить себе немного расслабиться.
— Тихо! — вдруг прошептал Люк.
Все трое замерли. Выждав несколько секунд, Тома осторожно подкрался к двери и чуть приоткрыл ее: снаружи, глядя на мавзолей, неподвижно стояла молодая, экзальтированная миловидная негритянка с тонкими чертами лица. На ней были типичные для деревенских девушек тюрбан и короткое платье, оставляющее открытыми тонкие мускулистые ноги. Губы ее беззвучно шевелились: она молилась.
Габриэль Жакмель вытянул вперед голову, сжимая рукоятку кольта. От накатившей волны ярости его толстые губы задрожали и разошлись в хищном оскале. Как ему хотелось размозжить голову этой идиотке!
Девушка продолжала пожирать глазами мавзолей пожизненного президента. Уходить она явно не собиралась. Для троих человек в мавзолее каждая лишняя секунда была чревата смертельной опасностью. От бешенства лицо у Жакмеля свела судорога. Он шепнул Тома:
— Прикончи ее — быстро!
Но действовать следовало осторожно: если девушка поднимет крик и бросится бежать к выходу, то непременно всполошит находящихся поблизости тонтон-макутов. Тогда шофер, ожидающий их в машине, укатит прочь, а на кладбище примчатся все полицейские Порт-о-Пренса. Самые ярые дювальеристы давно дали клятву, что, попадись Габриэль Жакмель им в руки, они заживо сдерут с него кожу щипцами.
Тома засунул свой липкий от крови мачете в штанину и, стараясь выглядеть непринужденно, толкнул дверь мавзолея и вышел. Девушка сцепила пальцы и издала сдавленный крик. От страха ноги у нее словно приросли к земле. Тома подскочил к ней и схватил ее за руку:
— Не бойся, дура, я не зомби!
Она дрожала, не в силах вымолвить ни слова. Ее соски отчетливо выступали под легкой тканью платья.
— Все в порядке, мы охраняем останки нашего любимого президента, — важно заявил Тома.
Она немного успокоилась, разглядывая его своими большими темными глазами. Стоя к ней вплотную, Тома начал медленно вытаскивать свой мачете. Оставалось только отступить и нанести удар. Внезапно за его спиной раздались детские крики. Он вздрогнул и обернулся: трое ребятишек смотрели на него сквозь решетку кладбищенской ограды. Тома властно потянул девушку к мавзолею:
— Пойдем — посмотришь на президента!
Она была так растеряна, что не оказала никакого сопротивления. Тома втолкнул ее внутрь и закрыл дверь.
Увидев Габриэля Жакмеля с кольтом в руке, она вскрикнула от страха.’ Одной рукой Тома зажал ей рот, а другой снова схватился за мачете.
— Постой, — тихо сказал Жакмель.
Теперь, когда эта нежданная гостья уже не представляла опасности, его намерения изменились.
— Встань там! — грубо приказал он, указывая пальцем в угол. — Тебя как зовут?
— Мари-Дениз, — выдохнула она.
— Ну, а мое имя ты знаешь?
— Нет.
— Я — Габриэль Жакмель!
И он напыжился от сознания собственной важности. Девушка опять начала дрожать от страха. В свою бытность главой тонтон-макутов Жакмель терроризировал весь Порт-о-Пренс. Специализировался он, в частности, на том, что насмерть забивал палкой нищих, которые, судя по всему, производили дурное впечатление на туристов…