Вынырнув, Лун ощутил, как его длинные белые волосы, испачканные в чем-то, облепили тело. В них даже что-то запуталось. Но Лун не обращал внимания. Он завороженно смотрел на водяную гладь перед собой, совсем не понимая, куда он попал. Впервые за все путешествие Лун задумался об этом.

Правда ли все, что раскинулось пред его взором? Взаправду ли все? Не другой ли это мир? Наверное, да, другой. Это пугало, бросало в дрожь, но еще больше — восхищало до слепого, ребяческого восторга.

Все-таки не зря Лун отправился в это путешествие. Даже если не получится, даже если вернется ни с чем, так и не выполнив заветную мечту, он увидит мир и будет коротать свой век, вспоминая о тех удивительных временах, что подарили ему настоящую жизнь.

Глава вторая. О встрече хлебом и солью… на хвост

Шли они, шли долго, но Златоуст ничуть не утомился. Некогда было думать об усталых ногах, когда под самым носом чудеса творились. Эллиадский край был Златоусту отраден: много перечитал он об этих местах, много удивительного. Зная и историю, и особенности этих мест он глаза не мог оторвать от здешних красот.

Знал Златоуст, чьи земли его встретили, по чьим дорогам ступает его нога. Уайт-Райдеры — невероятное семейство, чей род брал начало с тех незапамятных времен, когда зверолюди только друг друга пожирали и не умели огня разводить. Под их благой властью объединилась Эллиадия, все их признали королями, даже сама Богиня, дар им преподнесшая. Только вот дара Уайт-Райдеры лишились, всего три века назад, когда искоренили они страшную силу, кою зверолюди никогда не знали и знать не желали — сила Пустоты.

Сильны были Уайт-Райдеры, но более того — добры и гостеприимны. Иначе бы на их владениях не улыбались друг другу прохожие, не желали бы всех благ королеве Александре, когда расставались. Иначе бы не так стройно, не так дружно работали крестьяне, не были бы так гладки дороги — совсем без кочек и рытвин.

Убедился в своих догадках Златоуст, когда на ночлег они остановились в таверне — если по-берскому, постоялом дворе — там они за сущие медяки, полученные обменянные на берские гроши в Калма Косте, получили каждый свой кров, да такой, что даже Солнцеслава восхищенно охнула и молча плюхнулась в постель. Правда, Бажена посетовала, что, мол, дороговато вышло, но Златоуст ей объяснил, что бывает и дороже, а им несказанно повезло. Бажена не очень-то в это поверила — ну и пусть, не она же за деньгами следит. Луну не терпелось поспать: он весь путь ходил какой-то взволнованный, видимо, много чувств нахлынуло на него в одночасье. Осока же застыла у виноградных лоз, Златоуст не стал ее расталкивать: похоже, ей нравилось.

И кушанья здешние поражали: ничего такого необычного Златоуст прежде не пробовал. Где бы ни останавливались они, у любого торговца было припасено что-то особое, свойское: то какой-то мясной ломтик, прожаренный в масле, который они назвали престранным словом «бекон», то сыры многолетней выдержки, коих в Царстве и водиться не могло.

От постоянных задержек Бажена вновь начинала выходить из себя. Говорила, мол, ее Златоуст за это корил в Царстве, а сам позволяет себе разбрасываться их временем и деньгами. Отмахнулся Златоуст: в Царстве ты еще двести раз попробуешь свой разливной мед, а эти яства разве вновь испробуешь? На это Бажена все же кивнула и присоединилась к пированию.

Так и дошли они до края земель уайт-райдерских, где границы прерывались сухой степью. Расстроился Златоуст: ну что же, позади остались земли, чуть ли не ставшие ему родными. Пыльные да истоптанные дороги, но ничуть не плохо проложенные, привели их к городу-горе́, столице эллиадской, великому и могучему Уайтленду.

Восхитился стенами многоярусными Златоуст, не видел он такого прежде, чтобы поселение, точно холм, выстраивалось, подобно стопке медяков разной ширины. Наверху, точно парочка воркующих птичек в гнезде, стояли замок с угловатыми крышами, светящимися на солнце, и купол эллиадской церкви, видно, той самой, главной в эллиадизме, о которой Златоуст был наслышан. Все дороги вели в Уайтленд, столицу эллиадскую, все повозки и обозы устремлялись туда, подобно пчелам, спешившим в свой улей, к королеве. И то было отчасти правдой: королева Александра и впрямь жила вон в том замке, откуда всеми делами страны заправляла.

— Ну, что, ты замыслил то же, что и я? — хитро подмигнула Солнцеслава, оборачиваясь к городу.

— Хей, это ж столица, верно? Там небось народ на головах друг у друга сидит! — ощетинилась Бажена. — Ну уж нет уж, туда мы не пойдем, больно надо.

— Ну-у-у… Только если переночевать. Время близится к вечеру, — неуверенно предположил Лун.

— В столице? А не дорого? В пригороде дешевле обойдется, — вставила слово Осока, доселе молчавшая.

— Однако когда ты была в Звездном Граде, у тебя не было денег, чтобы в столичном постоялом дворе остановиться, а теперь есть, — припомнил Златоуст. — А сейчас упустить такую возможность — просто уму непостижимо! Это ведь и в сосредоточии всего мира остановиться…

— Я бы поспорила, — буркнула Солнцеслава. — Златоуст, ты, случаем, не преувеличиваешь? Уайтленд далеко не…

— И добыть сведения, — будто пропустив ее слова мимо ушей, продолжил он, хоть и повернул невольно ухом в ее сторону. — Мы же толком не знаем, куда идти. Безусловно, Царь дал пару подсказок, но вдруг пурины подтолкнут нас в нужном направлении.

— Это вряд ли… — пробурчала Осока, видно, надеясь, что ее не заметят, ан нет, Златоуст к ней особым образом прислушался и спросил:

— Почему же это?

— Чужие мы здесь, Златоу́ст. Никто нам не рад и помогать не станет, у самих-то…

— Но ведь до этого никто нас не обидел! С чего бы они сейчас должны нас обижать? —насупился Златоуст и встал над Осокой, смотря на нее со своего большого роста, на что та в ответ гордо уставилась на него.

— Потому что мы им приносили деньги.

— Могли и не быть любезными.

— Но были. Бедняков бы выгнали.

— А что, все пурины на свете плохие, чтобы выгонять, если денег нет?

— Да хватит уже! — взревела Бажена. — Раз вы так хотите, почему бы не сходить? Хватит на одном месте топтаться. Сходим, если где бед на хвосты схватим — убежим. Только, Златоуст, раз ты тут такой умный, ты нас вызволять и будешь, понял? Из-за тебя идем.

— А я невидимка, что ли? — обиженно надула щечки Солнцеслава, сердито виляя хвостом.

— Да все мы заметили твою грустную душеньку, усатая, не встревай. А то и на тебя обязанностей повесим, — отшутилась Бажена.

— Не на-а-адо!

— Вот не надо — молчи тогда. Пойдем, ребятушки. Пока солнце не закатилось, а то в темноте нас Матушка-Природа не спасет уже…

На том и решили. Осока пуще прежнего надулась, но ничего не сказала. Златоуста это злило жутко. Будто бы ему не все равно. Ага, сейчас! Вот еще, переживать из-за нее он точно не будет.

В любом случае, если ей уж совсем плохо будет, он что-нибудь придумает… Мара его раздери! Только что же говорил, что ему все равно.

Помотав головой, Златоуст отогнал ненужные мысли и поторопился вперед Солнцеславы. Та пыталась играть с ним в догонялки, но не получилось: радостного Златоуста тяжело было перегнать.

Пристроившись в потоке, ступили храбрецы князевы за городские ворота. Уайтленд поражал: все идут по своей стороне улицы, дороги здесь выложены камнем, ничего ниоткуда не торчит, движение тележек не останавливается, а только набирает обороты. Железные вывески пестрили диковинными рисунками, казалось, в эллиадской столице есть все: от портков по нищенской цене до кожи любого редкого животного со всего мира. Солнцеслава норовила заскочить в каждую лавочку с платьицами, Бажена приходила в восторг от видов разного оружия, и даже Осоке было где остановиться с округленными глазами: подвески, сделанные из грифоньих перьев, и какие-то густые пучки травы привлекли ее внимание.

Лишь Лун отирался на обочине, жалостливо провожая взорами чернорабочих и попрошаек, большинство из которых было зверолюдьми. От осознания Златоуста передернуло, но лихой настрой перебил всякую тревогу, и Златоуст тут же забыл, о чем думал. Разве он со своими умениями сможет повторить их судьбу?