— Говори за себя, — метнула взор в сторону Солнцеслава.
Осока поразилась: разве не Солнцеслава хотела услышать о ее ремесле? А быть поуважительнее к чужому труду она не желала?
— Мы опасные настолько, насколько вы это придумали, — сказала Осока так, будто дала Солнцеславе пощечину. — Большинство из этих россказней к ведьмовству не имеет ни малейшего отношения.
— Тогда расскажи, что имеет, — недоуменно, но не теряя показной гордости, спросила Солнцеслава, смотря на Осоку сверху вниз.
Осоку подобный взор давил, но она сдерживалась. Почему вдруг стало страшно?..
— Солнцеслава, не нужно так… — пробормотал Лун, но договорить ему не дали.
— Я не знаю, с чего начать… — пробурчала Осока, уставившись в стол.
Тишина. Точнее нет. Молчание, похожее на пузырь, отделивший их от гомона.
Осока волновалась все сильнее. Что же, неужели нет ни единого объяснения, которым она бы могла опровергнуть все эти несуразные слухи? Почему в голову ничего не приходило?! А ведь теперь так и будут думать, что ей нечего сказать потому, что эти противные россказни — правда!
— Ну же, не бойся.
Осока удивленно приподняла взор. Лицо Златоуста расплылось в улыбке. Такой теплой… Хотелось улыбнуться в ответ. Но волнение сковало до самого кончика хвоста.
— Боюсь, вы не поймете…
— Не знаю, чего можно бояться. Ведьмовство — такая же работа, как и все. Ничего особенного.
— А вот и нет! — вырвалось у Осоки. — Наше ремесло — искусство! Оно спасает от смерти, меняет мир!
— И как же? Приведи пример, может, меня впечатлит.
На мгновение ей захотелось больно стукнуть Златоуста, однако… Мгновение это прошло, стоило Осоке увидеть его усмешку.
Он осознанно ей это говорит? Потому что хочет, чтобы она рассказала? Или чтобы не дрожала от страха? Нет, быть не может… Это глупо звучит. Что ему с этого?
— Ну, мы… Мы лечили болезни… Неизлечимые… И могли менять чувства…
— М-можно вопрос? — заикнулся Лун. Увидев, как все на него посмотрели и замолчали, он продолжил: — Прости, что перебиваю… Как вы получаете, ну, имена?
— В смысле прозвища Болотных Ведьм? — переспросила Осока и, получив кивок, пояснила: — Все по-разному. Ну, как. Существовала всего одна настоящая Болотная Ведьма. Я ее внучка. Считай, я получила прозвище по наследству. Все остальные «Болотные Ведьмы», — она презрительно скорчилась, — самозванки, которые просто захотели славы.
— Хм… А мне казалось, что сказания о Болотных Ведьмах вечны, как мир, — подозрительно сощурилась Солнцеслава. — И как это объяснить?
— Видимо, уроки о Болотных Ведьмах ты пропустила, — закатила глаза Осока. — Известные ведьмы были и до этого. И у каждой было свое имя, и собирались они на Лысой горе, все, как в ваших сказках. Просто времена меняются, зверолюди настолько корни позабыли, что сами толком не знают, какая пакость какой ведьме принадлежит, и моя бабушка подвернулась под горячую руку. И то ли потому что имя оказалось удачным, то ли потому что сам Царь обратил внимание на Болотную Ведьму, у народа разыгралось воображение, и все подвиги «вдруг» стали принадлежать моей бабуле, будто она с самого начала времен только и делала, что насаливала добрым молодцам. Заняться нам больше нечем…
Обиженно насупилась Солнцеслава, но возражать не стала. Видно, она и вправду не разбиралась. Неужели только петь умела, а в истории искусств не смыслила?
Хотя, чего греха таить, Осока вообще ничего об искусстве не знала. Только о Болотных Ведьмах. На этом ее знания кончались.
— Все эти истории, где ведьмы строят какие-то козни… То есть, это выдумка? — спросил Лун. — Я, правда, мало их слышал…
Не очень-то хотелось спрашивать, но Златоуст будто снял вопрос с губ:
— Какие истории, например?
— Ну-у-у… — задумчиво протянул Лун. — Например, где ведьма приворожила доброго мо́лодца, чтобы тот в змии свою возлюбленную увидел. А она в это время из крови его невесты приготовит зелье бессмертия.
— О, бабушкина любимая! — улыбнулась Осока. — Говорила, нам бы такое мастерство!
Заметив, что вот-вот не засмеялась, Осока осунулась. Непозволительно такое поведение среди… среди зверолюда простого. Ведьмы не дают кому-либо повода считать себя легкомысленными.
Да и вообще, слишком много она сказала не по делу. Откуда такое желание языком молоть без дела?
— Так или иначе, мы занимаемся лечением, зельеварением, заговорами… — повторила Осока давно заученные слова.
— Заговорами? А они что, работают? — хихикнула Солнцеслава.
— Попробуешь — узнаешь, — недобро улыбнулась в ее сторону Осока.
Златоуст под боком начал посмеиваться, тихо-тихо. Осока вновь невольно пропустила на своем лице робкую улыбку. И не такой уж он и плохой…
Вдруг обратил Златоуст к ней свой взор. Осока прижала уши: нахлынуло что-то на нее, что-то горячее, точно кипяток по телу разлился. Златоуст улыбался, непринужденно и даже ласково. Только вот глаза у него были красные-красные, Осока хотела было спросить об этом, но не успела.
Златоуст повалился на стол. Солнцеслава испуганно взвизгнула, Лун отстранился, растерянно глядя на упавшую тушку. Вскочив на ноги, Осока кинулась к Златоусту, щупая его лицо и шею.
Ничего страшного. Перепил, видно. Или, может, он просто устал. Такие мешки под глазами не каждый работяга имеет.
— Хей, вы с ума посходили?! — со спины послышался злобный рев. — Моего друга рубануло! Это кто-то из вас, а?! Небось все ты, усатая! Хитрая же, змеюка!
С тяжелым вздохом Осока обернулась. Бажена и сама качалась, нехорошо это. С другой стороны, она же воительница, ей неведома усталость всего-то после первой попойки.
— Чего я-то сразу?! Лучше ведьму эту спроси! Она опасная, говорю же! Ведьмы опасные! — до обидного сладостным голоском вещала Солнцеслава.
И сказать-то нечего. Ведьмы и вправду хорошо разбираются в ядах. Но у Осоки и в мыслях не было травить Златоуста!
— Да мы тут так выпив… веселились, я не удивлен, что Златоуста положило, — спокойно предположил Лун, хоть в его голосе и читался легкий испуг. — Не стоит валить это на кого-то — это просто недоразумение.
— Не доверяю я тебе, — бросила Солнцеслава в сторону Осоки, поколебавшись от слов Луна. — Ты же прекрасно понимаешь, что не могу я слепо довериться тебе после всего, что слышала о вашем роду? Кого угодно приведут в ужас эти безобразные обряды…
— Сдалось мне твое доверие, — пробурчала Осока, на что Солнцеслава заметно ощетинилась. — Лучше помогите отнести его в комнату, там помогу ему, посижу с ним ночь…
— Не опасно ли ост… — начала было Солнцеслава, но Бажена ее перебила:
— Отойди-ка! Я, конечно, немножко не того сейчас, этого самого, но силушка-то у меня осталась!
С трудом связывая два слова и безумно кряхтя, громадная Бажена взвалила на плечи неподвижное Златоустово тело и поплелась к лестнице.
— Я покажу, где его комната, — последовал за ней Лун, видно, пользуясь возможностью наконец улизнуть от этих гуляк.
— Если с ним что-нибудь произойдет, ты знаешь, на кого посмотрят первой, — скрестив руки у груди и сощурившись, вдогонку предупредила Солнцеслава.
Осока на мгновение обернулась. Эта Кошечка издалека такой малышкой казалась! Неужели ее и впрямь стоит слушать? Когда с нее спадет дурман, она и сама поймет, что ошибалась.
С трудом доковыляв до комнатки Златоуста, Бажена ввалилась внутрь, бросила тело на кровать и остановилась, переводя дух. Стоило Осоке и Бажене отвернуться, как Луна и след простыл.
— Я, конечно, ваших ведьмовских штучек не понимаю, но ты постарайся его вы́ходить, хорошо? Нам завтра уплывать уже, — то ли взволнованно, то ли боязливо (то ли и то, и другое) отозвалась Бажена.
— Ага, можешь идти, — отвернулась Осока, прикрывая рукой нос от смрада, идущего со стороны Бажены. — Спасибо, больше ты тут ничем не поможешь.
— Ладно… Я завтра зайду, если ты не собираешься…
— Не собираюсь. Заходи.
Послышался хлопок двери. Так осока и осталась одна. Нет! Наедине.
