18 октября 1961

Дочитал только что вышедший роман С. Цвейга «Нетерпение сердца». Старомодная, но мастерски построенная вещь. По манере похожа на замечательный «Доминик» Фромантена, но горячей и искренней. Далее эта традиция через «Ученика» Бурже идет, конечно, прямо к Стендалю. Местами читал почти с трудом: тема романа слишком близка тому, о чем все последнее время напряженно размышлял и я… По-моему, это лучше ранней прозы Цвейга, составившей ему репутацию утонченного психолога: чище, прозрачней, острее, горче…

2 июня 1963

…Читал историка Соловьева о Смутном времени. В характеристике Годунова есть психологически тонкие вещи, заставляющие думать: контраст его благих намерений и государственного ума с мелкостью характера, растленного придворными нравами Грозного.

6 июня 1963

Читаю только что вышедший интереснейший новый том «Литературного наследства» — переписка Горького с советскими писателями. Есть замечательные вещи. Горький трогателен, по-хорошему наивен, часто глубок и очень широк и разнообразен. Много новых штрихов литературной жизни 20—30-х годов.

26 августа 1963

Снова читаю 9-й том Т. Манна — его эссе и автопризнания. Эта книга была моим спутником прошлую зиму, и я ее очень полюбил. Томас Манн эссеист для меня выше романиста.

18 февраля 1964

…Прочел «Превращение» Кафки. Написано это хорошо, но как-то здорово надоели иносказания. Если даже прав Б. в своей трактовке сюжета, то на хрена, чтобы это выразить, все это выдумывать: ведь эта простая мысль не нуждается в такой хитроумной зашифровке. И вообще ребусы принято печатать в отделе «Смесь» на последней полосе. Надо иметь вокруг себя очень благополучный и устойчивый быт, чтобы возникла потребность в таком искусстве… И потом всегда подозрительно отношусь к моде. Первый рассказ еще не прочитал, и как-то не тянет. В целом Кафка — это, видимо, хороший Леонид Андреев. Но мне лично это искусство не нужно — ни высшего, ни третьего сорта. Пруст — другое дело! И почему их ставят рядом — не понимаю.

Мне кажется, что Л. несправедлив к книге о Экзюпери[5]. В ней так много навалено материала, что уже за одно это ей благодарен. Черта ли мне с концепциями автора! Я всегда предпочту книгу, где нет концепции, но много фактов, худосочному, но со строго выдержанной мыслью труду. Такие книги располагают думать самому: поэтому-то их так и не терпят те, кто считают, что книга, в которой автор не убедил читателя, не имеет ценности. Нужно не убеждать, а толкать к самостоятельному мышлению, хотя спорящему с автором. В этой книге просторно для собственных мыслей, спасибо за это!

11 июля, 12 июля, 17 июля 1964

…Перечитываю (чтобы заразиться красками эпохи) Гоголя. Взял и Герцена, но увлекся и перешел границы необходимого — стал читать вдоль и поперек. Уж в который раз сижу над «Былым и думами» и все вычерпываю новое, незамеченное.

Нет! Не назад к Герцену нам надо идти, а вперед к нему: вот уж кто ничуть не старомоден, а неслыханно остер, умен, безгранично всепонимающ… У Герцена есть догадки и прозрения, которые раньше нашего времени не могли быть поняты, а есть и такие, думаю, которые будут поняты только при конце нашей эпохи. Снова стало мечтаться о книге «Дневник читателя», то есть о комментированном перечитывании книг, подобных «Б. и д.». Вру, «подобных» книг больше нет и не будет — это книга-уникум, книга-чудо. Если бы я был редактором журнала, то рядом с рецензиями на новинки книжного рынка поместил бы отдел под названием «Перечитывая…» — и он мог бы стать самым захватывающе современным и острейшим.

Я все никак не доберусь до писем Герцена: знаю их плохо и слишком выборочно, а пора бы узнать. Представляю — чем был разговор А. И.! Ведь в его время класс разговора был на высоте, многие всё выговаривали, ничего не написав, но Герцен должен был быть и разговорщиком поразительным. Любопытно, что мемуары о нем по большей части малоинтересны. Может быть, потому, что вспоминателей интересует домашняя, личная жизнь Г., а не жизнь его ума, которая, в сущности, была его подлинной личной жизнью…

Любая проза рядом с герценовской кажется монотонной: читая Толстого, Достоевского, Чехова, часто угадываешь и ход мысли и дыхание фразы. Это даже становится своеобразной силой — действует психологический закон метра, рифмы, эффект рефрена. И движение мысли и структура фразы у Герцена неожиданны. Не хочется назвать это естественностью: для этого мысль Герцена слишком ярка, выразительна, броска. Но ведь и окраска павлина естественна для него, и павлин ничуть не является менее самим собой, чем скромный и непритязательный воробей.

…Продолжаю читать Герцена. Он удивителен и не может ни приесться, ни надоесть. Наоборот — каждый раз заново поражает. Есть в нем и предрассудки — и высокомерие барства, и упоенность собственным остроумием, и наивный эгоцентризм. Есть и иногда (когда дело касается кровно его самого) и непонятная психологическая слепота (как в истории с Гервегом). Но все это искупается широтой взгляда, блестящим умом, пластичностью рассказа. Никто из писателей не сумел быть в литературе так самим собой, как он.

…Читал воспоминания Тучковой-Огаревой. Жалко Герцена. Это удивительно, до чего такие большие, умные, блестящие люди не умеют устраивать себе личную жизнь.

30 августа 1964

…Повесть Домбровского[6] превосходна. Она достоверна, как документ, — это то время; умна, прекрасно написана, хотя и без каких бы то ни было усилий казаться оригинальным, и так как она естественна и искренна, то ни на что не похожа. Ее не с чем даже сравнить… ищу параллелей и подобий и не нахожу.

18 декабря 1964

Начал читать «Детство Марселя» М. Паньоля. Высокоумные снобы были бы шокированы признанием, что мне это нравится куда больше, чем повесть о детстве Сартра, но это так. Сартра я еле дочитал, а тут не могу оторваться.

17 марта 1965

…Читаю Стендаля. Он неисчерпаем. Особый редкий дар страстного любопытства к самому себе, без всякой любви к себе. Насколько чаще бывает наоборот. А. Виноградов написал о нем плохо, иногда просто врал. Даже еще ничего не смыслящим юнцом я это понимал и не мог его читать, предпочитая ему всегда Тынянова.

31 марта, 1 апреля 1965

…Читаю новое издание «Дневника» Ренара. Много нового. Долгие годы эта книга была моей любимейшей, и я знал ее почти наизусть. …Ж. Ренар прав: романы дружбы сложнее романов любви.

23 апреля 1965

…Читаю Стендаля о Наполеоне (второй раз). Это, конечно, не книга, а материалы для книги, но многие места блестящи, и все умно, хотя и бегло и небрежно. По существу, это блестящий план биографии Наполеона, и иначе, чем по этим вехам, писать ее и не стоит. Его отношение к Наполеону сложно, но за этой сложностью духовная драма современника показана чрезвычайно искренне. Историзм Стендаля мне очень близок (может, потому, что я пристально читал его в свои решающие годы внутреннего формирования: 1936—1940 гг.), и у него есть совпадения с Герценом. Точное сочетание психологии и волевых движений истории, истории души и мускулатуры века.

26 января 1966

…Прочитал впервые в жизни «Волшебную гору». Удивительное произведение, с длиннотами и немецким педантизмом, но и с глубиной, красотой и острым умом. Сначала многое казалось лишним, потом, ближе к концу первого тома, стал виден сложный чертеж постройки, где нет ничего случайного и все необходимо. И — вот что такое искусство: настоящее оно всегда светло — при тяжести и патологичности темы и материала и обилии страшных подробностей, книга не подавляет. Почему я не прочитал ее до сих пор? Не знаю. Что-то отпугивало, вернее, ничто не завлекало.