Огромная воспитательная роль биографий для тех, кто вступает в жизнь и кому, как никогда, важны умные советчики, наставники, спутники — эта воспитательная роль несомненна. Потому что биографии пишутся о настоящих людях, о людях с большими характерами, о людях свершений, людях цели. Поучительность добросовестной биографической книги может выражаться по-разному: и в прямом примере — «Сделать бы жизнь с кого» (Маяковский), и в более сложной функции — в расширении личного опыта и в способности заставить искать аналогии и контрасты, противопоставлять и попросту размышлять.
Юноша, узнавший жизнь Ньютона, влюбляется в науку, зрелый человек может сделать для себя полезные выводы из жизнеописания Рембрандта, хотя он сам по специальности, допустим, микробиолог. Я знаю одного инженера, с наслаждением читающего трактаты о технике живописи Леонардо да Винчи, хотя он сам неспособен нарисовать кошку. На каждом уровне возраста и опыта читатели находят в биографиях примеры, поучения и советы.
Жизни Н. Островского и В. Маяковского, И. Курчатова и Н. Дубинина разнообразны, ибо они созданы тем единственным романистом, который реже всего злоупотребляет штампами, — действительностью. Конечно, и в этой области литературы иногда подвизаются ремесленники, под пером у которых Чехов, как близнец, похож на Короленко или на Горького, — от бездарности или халтуры не спасешься нигде. Но и здесь опять преимущество жанра — на фактографической и неподдельно исторической основе эти подделки и аппликации сразу заметны и сравнительно легко разоблачаемы.
Невероятно велика электризующая сила правды, сила фактов, скрытая до поры до времени внутренняя температура документа. Этой зимой я присутствовал на общем собрании сотрудников ВИРа (Всесоюзный институт растениеводства) в Ленинграде, где писатель, работающий над биографией академика Н. И. Вавилова, основателя и многолетнего, вплоть до своей трагической гибели, руководителя ВИРа, по материалам своей будущей книги рассказывал об обстоятельствах этой гибели. Все это продолжалось два с половиной часа. Я сидел на сцене сзади президиума собрания и смотрел на лица в зале. Сколько выражений, полувыражений, оттенков, нюансов! Упрямая и угрюмая сосредоточенность, любопытство, волнение, которое едва сдерживается, растерянность, скептицизм просто и скептицизм как маска, чиновное недовольство за потревоженный покой, слезы и ярче всего — нетерпеливая жажда истины. Неодолимая сила правды, сила фактов — часто ли искусство дотягивается до такого уровня?!
Самое трудное в создании хороших биографий — это мера сочетания в ее герое исключительности и обыкновенности. Каждый крупный человек не во всем необыкновенен. Байрон говорил, что он не может быть гениальным 24 часа в сутки, иначе у него не оставалось бы времени на бритье. Это, конечно, шутка. Но то же самое говорит в своем интереснейшем дневнике и Э. Делакруа: «Невежда думает, что талантливый человек должен быть всегда равен себе, что он встает утром, как солнце, отдохнувшим и освеженным, всегда готовым извлекать из вечно полной и открытой кладовой новые сокровища в добавление ко вчерашним».
Есть ли верные рецепты для написания хороших биографий? Если даже и есть, то следовать им не стоит. Лучше всего, когда каждая новая книга пишется по-своему. Вероятно, в самом складе жизни замечательного человека уже заключена некая внутренняя форма книги о нем, и автору нужно ее только угадать.
Среди удач серии «Жизнь замечательных людей» издательства «Молодая гвардия» есть очень разные книги. В своем этюде-исследовании о Салтыкове-Щедрине А. Турков не гонится за исчерпывающей полнотой фактов, но в нем свежо и тонко вскрыта главная направленность литературного подвига великого сатирика. Превосходная, концентрированно-обобщенная, сжатая, насыщенная до предела книга о Шекспире А. Аникста — настоящий итог многотомных трудов и кропотливых изысканий десятков шекспироведов. Она написана без всяких мнимолитературных украшений, но с отличным вкусом и мерой подробного. Книге этой, вероятно, суждена долгая жизнь. При всей своей разбросанности и хаотичности, остра и талантлива объемистая книга о жизни и творчестве Льва Толстого В. Шкловского. Превосходно сделала редакция серии «Жизнь замечательных людей», что напечатала своеобразную книгу о Мольере М. Булгакова. Это, собственно, не биография в чистом виде, а скорее биографическая повесть, но она помогает узнать и полюбить отделенного от нас наслоениями вековой исторической пыли знаменитого комедиографа. Очень оригинальный сплав мемуаров и монографии представляет собой толстая книга С. Дурылина о художнике М. Нестерове. Отличную книгу о члене Конвента и художнике Давиде написал М. Герман. Содержательна и свежа книга А. Акимовой о Дидро. Трудно оторваться от эрудированной и драматичной биографии Прянишникова, одной из последних работ превосходного популяризатора Олега Писаржевского.
Из переводных биографий наиболее, видимо, ценная — это книга английского литературоведа Пирсона о Ч. Диккенсе. Как и лучшие наши советские биографии, это не только занимательное чтение, это открытие; увлекательность сочетается в ней с исследовательской обстоятельностью. Полюбилась нашему читателю — прежде всего богатством собранного автором биографического материала — и книга М. Мижо о Сент-Экзюпери. Хорошо, что выпущены книги о Флеминге и Дюма талантливого и добросовестного Андре Моруа. Заслуживает перевода и его последняя монументальная биография Бальзака. Мне кажется, редакцию серии не должно останавливать, что несколько лет назад вышла книга о Бальзаке Стефана Цвейга. Потому что если последовательно избегать тематических повторений, то нам уже не суждено увидеть изданными в «ЖЗЛ» и новые биографии Пушкина, Чехова, Горького, первые опыты которых никак нельзя считать полными удачами (тем более что тиражи их давно распроданы). Мне кажется, что ниже своей мировой популярности внешне эффектные книги Ирвинга Стоуна. Если на западный вкус это и бестселлеры, то мы привыкли к другим критериям. Переведенные у нас биографии Джека Лондона и Ван-Гога (правда, вторая книга вышла не в серии «ЖЗЛ») принесли немало разочарования. В них много дешевой театральности, той поверхностной романтизации, против которой протестовал Э. Делакруа.
Не могу не сказать о том, что в некоторых книгах серии есть тенденция несколько слащавой беллетризации, стоящей ниже вкуса нашего читателя. Отдельным (пусть немногим) книжкам свойственно аляповатое раскрашивание, сентиментальщина, мелодраматизация. В разной степени этим страдают и книга Н. Муравьевой о Викторе Гюго, и книга В. Смирновой-Ракитиной о художнике Валентине Серове, и особенно книжка В. Носовой о В. Ф. Комиссаржевской.
Есть в серии обидные и внушающие недоумение пробелы. Нет хороших биографий некоторых крупных русских революционеров, деятелей партии. Нет биографии В. И. Ленина. Разумеется, задача создания такой книги на новом уровне исторической нашей науки трудна, но не неисполнима. Может быть, следует подумать над тем, чтобы объявить конкурс на написание такой книги или организовать коллективную работу над ней в соавторстве писателей и историков-специалистов.
Сохранился еще и некоторый страх перед изображением замечательных людей с, так сказать, исторически несбалансированными противоречиями в их судьбах и характерах. Этот крен к обязательной исторической благополучности героев биографических книг выправляется, и уже появилась книга о Достоевском Л. Гроссмана. А сколько еще в нашем прошлом есть интереснейших фигур, биографии которых могут стать поводом для большого философского спора.
Следует сказать еще об одном живучем предрассудке, который в известной мере обедняет и ограничивает развитие биографического жанра. Возможно ли создавать биографические книги не только о «положительных» деятелях истории, науки и искусства? Практика последних лет как будто отвечает на этот вопрос отрицательно. Но верно ли это? Многим замечательным писателям удавалось изображение сложной и недоброй по своей волевой устремленности исторической фигуры, изображение одновременно объективное и страстно обвинительное. Вспомним блестящую книгу С. Цвейга о Фуше. Разве можно найти что-либо безнравственное и бесполезное в интересе писателя к судьбе и внутреннему миру этого зловещего и необычайного человека? Мы часто забываем ту простую истину, что влияние и отрицательных примеров может быть глубоко положительным.
