Охранники оказались не единственными, кого смутил мой панк-прикид в стиле Сиэтла. Подружка Слэша казалась по-настоящему удивленной – она наклонилась ко мне и спросила:

– Ты что, гей?

– Нет, я не гей, – ответил я с улыбкой.

– У тебя короткие волосы, и я решила, что ты гей. Даже если ты гей, то можешь мне сказать. А у тебя есть подружка?

– Нет, – сказал я, – я только что приехал в Лос-Анджелес.

– Ладно, мы найдем тебе подружку.

А Стивен Адлер был очень мил и демонстрировал заразительный, почти что детский энтузиазм. Он сказал: «Слушайте, да мы будем великой группой – мы заставим публику топать ногами и хлопать в ладоши». Он говорит это и сегодня, садясь за ударную установку и заводясь перед концертом: да, он по-прежнему собирается заставить аудиторию топать ногами и хлопать в ладоши.

Всей компанией мы отправились домой к Слэшу – он жил вместе со своей мамой. В тот вечер он играл всего лишь на акустической гитаре, но уже тогда было очевидно, что Слэш – выдающийся гитарист. Меня ошеломил необузданный эмоциональный напор, который у него получалось настолько непринужденно реализовывать. Слэш уже был настоящим мастером, и, глядя, как он играет на гитаре, хотелось сказать: «Черт побери!»

Однако меня беспокоило, что у него и Стивена совершенно иные музыкальные вкусы, нежели у меня. Некоторые из моих страхов произрастали со времен Сиэтла – там длинноволосые парни обычно несколько отставали от времени. Длинные волосы в Сиэтле носили парни из пригородов, либо из деревенского захолустья, или из городков, где все работают на лесозаготовке. Длинные волосы означали хэви-метал, и те из нас, кто играл панк-рок, называли таких парней «хешерами». Мы же были городской молодежью и считали себя крайне передовыми. Конечно, некоторые из моих опасений по поводу Слэша и Стивена были более конкретными – например, в их концертную программу, состоявшую из кавер-версий, входил номер группы Anvil[16] «Metal On Metal». И оказалось, что их группа называлась куда прозаичнее – Road Crew, а вовсе не Rodker.

Однако чем больше мы играли месте, говорили о музыке и слушали ее, тем больше находилось у нас точек соприкосновения. В тот вечер Слэш показал мне некоторые из своих художественных работ. Я никогда бы не подумал, что менее чем через год он нарисует логотип для группы, в которой мы окажемся вместе: логотип с изображением двух револьверов и колючими стеблями роз, обвивающимися вокруг их стволов.

Слэш был настоящим эксцентриком – у него в комнате жила змея. «Она очень милая», – сообщил он. Я ничего не ответил, но подумал: «Милая змея… это как?»

И все же он был крут. Во всяком случае, думал я, он гениальный гитарист и просто хороший парень. Возможно, решающую роль сыграло то, что я знал, где Слэш живет и как к нему добраться. Учитывая, что больше я никого не знал в городе, это был очень значимый пункт для будущего друга. За несколько недель я познакомился с массой людей в Лос-Анджелесе, но большинство видел в первый и последний раз. Однако Слэша я теперь мог найти в любой момент. Плюс ко всему мне понравилась мама Слэша – она по-доброму относилась ко мне. Она позвонила моей маме, чтобы сообщить ей, что со мной ничего не случилось (а потом регулярно звонила мне в «Black Angus», чтобы убедиться, что у меня все в порядке). Фактически почти сразу она стала моей суррогатной матерью – и продолжала быть ею в течение долгих лет.

Слэш, Стивен и я начали репетировать на базе на углу улиц Хайленд и Сельма. База стоила пять долларов в час (пятнадцать, если нужна была звуковая система). Целую неделю я джемовал с ними и спал в своей машине.

Но в итоге репетиции меня расстроили. Несмотря на талант Слэша и то, как они со Стивеном работали с материалом, музыка мне не подходила. Мне не подходило ничто: их песни, звук гитары, манера игры Стивена с двойной педалью бас-барабана и многочисленными том-барабанами и тарелками – все это казалось мне слишком обычным. Они работали в рамках уже существующей музыкальной формы, а я искал людей, желающих создать новую форму.

Певца тоже не было, и мы казались школьной группой (хоть и с потрясающим гитаристом). Я же полагал себя опытным ветераном, уже поучаствовав в дюжине групп и сыграв с бесчисленным количеством профессиональных музыкантов. Можно было сказать, что у Слэша и Стивена были реальные стремления и они хотели большего, но я не затем перебрался в Лос-Анджелес, чтобы играть с людьми, которые никак не могут разобраться, какую же музыку им исполнять.

Примерно через неделю я заявил парням:

– Я не хочу играть с вами, но хочу, чтобы мы остались друзьями.

– Ну и ладно, – ответили они.

И ничего странного – наоборот, было прекрасно говорить обо всем вот так прямо. Они казались прекрасными парнями, но их Road Crew – точно не то, чем я тогда хотел заниматься.

Так что мы продолжали тусоваться вместе. Через несколько недель, уже в октябре, Слэш и Стивен взяли меня на концерт группы L. A. Guns с допуском зрителей всех возрастов в клубе «Troubadour», в западном Голливуде. Раньше они оба недолго играли с вокалистом L. A. Guns Экслом Роузом в группе Hollywood Rose, название которой уже стало частью истории. Теперь Эксл пел в другой группе, названной по имени гитариста Трейси Ганза. Как выяснилось, Трейси был местным рок-героем: они со Слэшем учились в одной школе, а теперь играли в конкурирующих группах.

«Troubadour» был настоящим рок-клубом, а к тому моменту я бывал только в одном рок-клубе. Панк-концерты в Сиэтле проходили в совершенно разных помещениях – в сквотах, в подвалах частных домов, а то и в залах ветеранской организации VFW, сдаваемых в аренду на ночь. А в Лос-Анджелесе все явно было устроено по-другому.

Мои старшие братья и сестры слушали рок-н-ролл, а многие из них играли на гитарах и пели – музыкальные инструменты валялись по всему дому, в подвале и гараже. Сколько я себя помню, Джимми Хендрикс, The Rolling Stones, The Beatles и The Sonics[17] постоянно доносились из колонок нашей семейной стереосистемы, стоявшей в гостиной. Это была «Sanyo», которую мой брат Марк привез со службы во Вьетнаме.

Я помню, как был очарован обложкой альбома The Beatles «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band»: именно обложка и привлекла мое внимание – музыканты в униформе духового оркестра и все персонажи на обложке… Но потом я начал слушать музыку – раз за разом я включал «Lovely Rita», просто очарованный звучанием слов и экзотическими интонациями. Да что там говорить – я был поражен тем, как текст в моем сознании превратился в картинку. Я прослушал эту песню столько раз, что даже убедил себя, что сам написал ее для девочки, в которую был влюблен в детском саду. Музыка обладала способностью создавать образы в моем сознании и помогала уходить от напряжения и шума, которых дома было в избытке.

Другой мой старший брат, Брюс, играл в рок-группе. Он носил длинные волосы, а в его комнате на полу лежал ковер из овчины. У него был автомобиль с кузовом «кабриолет» и прекрасная полуакустическая шестиструнная гитара фирмы Gretsch, а также бас-гитара марки Les Paul Custom под левую руку. Брюс часто играл на концертах и возвращался домой с историями, которые укрепляли в моем сознании романтический образ рок-н-ролла. Он находил время, чтобы посидеть со мной, давал мне потрогать его гитары и разрешал задавать вопросы. Для меня это было важно – Брюс на четырнадцать лет старше, и уверен, что временами я докучал ему.

Однажды Брюс спросил, не отыграю ли я с ним на концерте. Я? Серьезно? Думаю, он просто не заметил, что я еще не научился толком играть на инструменте. Я застенчиво сообщил о своем неумении, с отчаянием ощущая, как из рук уплывает мой Великий Шанс.

– Не беспокойся об этом, – сказал Брюс, – я научу тебя играть на бас-гитаре.

Отлично!

Мы с Брюсом оба левши, так что учиться играть у Брюса было проще всего. Но после того как Брюс со своими гитарами съехал, я столкнулся с необходимостью заново учиться играть на старой обычной праворукой гитаре, которую нашел в углу маминого гаража. Первой песней, которую я научился играть, была битловская баллада «Birthday». Песня, которую вы разучили самой первой, всегда оказывается краеугольным камнем вашего собственного творчества, и «Birthday» не только научила меня ловкости пальцев, но и заложила понимание блюзовой мажорной гаммы – той самой гаммы, которую я буду постоянно использовать, играя в Guns N’ Roses.