В буржуйке с громким треском лопнуло полено, и из приоткрытой дверцы вылетел сноп искр. Выргыргылеле тщательно затоптал их на полу, приоткрыл дверцу и осторожно пошуровал в топке кочергой, посмотрев на экран своего телефона. С начала дежурства прошло чуть больше часа. Васе спать не хотелось – чукчи вообще мало спят – он мог бы и всю ночь продежурить, но понимал, что днем могут понадобиться силы. Как охотник и золотоискатель, Выргыргылеле осознавал, что вся их компания попала в трудную ситуацию. Метель. Покинутый жителями поселок, куда обычно никто не ездит. Может статься, что по трассе за всю неделю не проедет ни одна машина и помощи попросить будет не у кого. Тогда придется искать целый баллон для ремонта проколотого колеса в брошенных домах, и на это может уйти не один день. Значит, придется раздобывать пропитание. Наиболее верный способ – обнаружить в какой-нибудь заброшке старые припасы. Консервы или даже крупу с макаронами, которые умные хозяева хранили в пластиковых коробках или стеклянных банках с металлическими крышками.

Если такие «подарки» обнаружить не получится, придется заняться охотой. Какой зверь или птица водится в этих краях, Вася не знал, но предполагал, что местная фауна не сильно отличается от якутской. На мелкую птицу вроде куропаток можно ставить силки, а вот для охоты на крупную дичь требуется оружие. Ни дробовика, ни карабина у Выргыргылеле с собой не было. Однако его это не смущало. Недаром же он мысленно обращался к своим предкам, которые продолжали жить в каменном веке даже тогда, когда в европейской части огромной России уже вовсю дымили паровозы, города освещались электричеством, а с граммофонных пластинок голос Шаляпина извещал, что люди гибнут за металл. Изготовить острогу или лук со стрелами из подручных материалов Вася сумел бы – этому его научил еще дед, в честь которого младший Выргыргылеле и был назван. И вот сейчас, скорчившись у печурки, завороженно наблюдая за красными отсветами на полу, молодой охотник представлял, как подкрадывается к дикому оленю, выщипывающему ягель из-под снега.

Над чукчами принято смеяться, хотя они вовсе не такие медлительные и тупые, какими предстают в анекдотах. Жизнь в тундре, а тем более охота на китов и морского зверя, требует стремительной реакции, сообразительности, выносливости и силы. Кажущаяся «тормознутость» всего лишь следствие привычки обдумывать каждый свой шаг. От этой способности зависит выживание семьи, стойбища, племени. Когда-то чукотские племена держали в страхе другие народы северо-востока Евразии. Воины этого племени отличались свирепостью, превосходными доспехами и вооружением, а также умелой тактикой. Со всем этим столкнулись русские казаки, которые обладали холодным и огнестрельным оружием и никому не уступали в храбрости и воинских умениях. И все же в столкновениях с русскими и другими народностями чукчами двигала не природная жесткость, а необходимость отстоять свой край, пищевые ресурсы которого хоть и разнообразны, но не безграничны. И тот, кто напрямую зависит от милости природы, должен всегда быть готов к голоду и лишениям. И теперь кучка артыкчан, которые отправились развлекаться на популярный горнолыжный комплекс, оказалась в положении пленников стихии, что так щедра на плохие сюрпризы.

Вышло время его дежурства, и Вася безжалостно растолкал спящего Мишу, а сам повалился на тряпки, которые Олег нашел в сундуке, и тут же заснул. Мымыл некоторое время крепился. Около часа он просидел возле буржуйки, клевал носом и не заметил, как задремал. Он проспал время, когда нужно было разбудить Карпухина, который сам не проснулся. Дрова в печурке прогорели. За окнами забрезжил серый рассвет. Из бесчисленных щелей в барак просочился холод, и спящие путники стали пробуждаться. Олег вскочил одним из первых и тотчас все понял. Он не стал никого ни в чем упрекать. Сам виноват. Надо было будильник поставить. Миша старался не смотреть ему в глаза. Сразу принялся хлопотать возле погасшей печки. Карпухин поманил Васю и, когда тот приблизился, негромко сказал:

– Васёк, давай к машине сбегаем, что-то неспокойно у меня на душе.

Выргыргылеле кивнул, и они вышли в предбанник. Олег рванул входную дверь на себя. В темный закуток хлынул белый свет, освежающий ледяной воздух и ввалился сугроб снега, который намело за ночь. Парни вышли на крыльцо, привыкая к ослепительному сиянию наступающего дня. В первые мгновения казалось, что ничего, кроме снега, в окрестностях не осталось. Метель, словно голодный зверь, сожрала все, что сумела настигнуть. Однако при внимательном рассмотрении стало заметно, что ей удалось не все. Там и сям виднелись просевшие крыши. Столбы с оборванными проводами. Черно-белые, облепленные снегом поперечины штакетника. А чуть поодаль зияли темными провалами окон заброшенные пятиэтажки. И ни малейших следов того, что этот поселок-призрак когда-то был связан с большим миром.

– М-да, – проговорил Карпухин. – И где мы вчера оставили машину?

– Я помню, как мы шли… – сказал Вася Олсон.

– Да? – не слишком удивился Олег. – Тогда веди!

Они шагнули с крыльца, вернее, ухнули в свежие наметы снега, сразу провалившись по пояс. Если вчера еще было какое-то подобие улицы, то теперь все вокруг превратилось в сплошной сугроб. Парни не шли, а плыли, помогая себе руками, словно пробирались через болото, затянутое ледяной тиной. За ними оставалась широкая полоса разрыхленного снега, которая могла со временем превратиться в сравнительно удобную тропу. Главное, чтобы опять не началась метель. Карпухина, впрочем, сейчас волновало другое. Как он ни вертел головой, нигде не видел своего внедорожника. Не могло же его замести по самую крышу, или – могло? Автовладелец цеплялся за эту надежду, как за соломинку. Он присматривался к любому бугорку, который хоть сколько-нибудь выдавался над белоснежной равниной. И когда Вася внезапно остановился, Олег не заметил этого и едва не ткнулся носом ему в спину.

– Что случилось?

– Ничего, – откликнулся Выргыргылеле. – Просто мы пришли.

– Как – пришли? – опешил Карпухин. – А где моя тачка?

– Не знаю, – со свойственной ему невозмутимостью проговорил Олсон.

– А с чего ты взял, что это то самое место, где мы вчера встали?

– Это трудно объяснить, – проговорил Вася. – Однако, если присмотреться, то можно понять, что мы на трассе.

Олег завертел головой и увидел, что холмистую равнину справа и силуэты городских построек слева разделяет ровная полоса, к тому же кое-где обозначенная темными черточками выглядывающих из снега вешек.

– Ну да, мы на трассе, – согласился он. – Так может, место другое?

– Можешь мне не верить, – пожал плечами его спутник, – но если я и ошибся, то всего на несколько метров в обе стороны.

Карпухин угрюмо кивнул. Он понимал, что Выргыргылеле прав. У чукчей природное чувство ориентации в пространстве. Без него они бы не могли кочевать в тундре и промышлять морского зверя в открытом море. Останься автомобиль на месте, его не могло занести снегом настолько, чтобы он совершенно слился с дорогой. Да вот только от этого понимания легче не становилось. Если внедорожник все-таки пропал, значит, его кто-то угнал. Вряд ли далеко. По такой дороге сейчас не пробьешься ни в сторону Магадана, ни в обратном направлении. Выходит, неизвестный угонщик спрятал внедорожник где-то поблизости. Вероятнее всего, среди заброшенных домов. Это несколько утешало. Правда, все следы успело уже замести, но даже это не делало поиски совсем уж безнадежными.

Машину надо найти – это понятно, да и разобраться с тем, кто ее угнал, тоже не мешало бы, но ради того, чтобы заняться поисками личного авто, он не может бросить друзей, у которых нет ни еды, ни по-настоящему теплой одежды, ни связи, ни реальной возможности в ближайшие часы выбраться из этой западни. Возможно, кто-нибудь другой на его месте рассудил бы иначе, но только не он. Да и неизвестный угонщик никуда не денется вместе с внедорожником. Покуда не придет спецтехника, чтобы расчистить колымскую трассу, можно оставаться спокойным за судьбу тачки. Люди важнее. Он завез их сюда, он же и вывезет. Олег с тоской оглядел горизонт, где белая равнина сливалась с белесым небом, и махнул рукой своему спутнику, дескать, возвращаемся.