На заднем сиденье шел разговор. От нечего делать Маша стала прислушиваться.

– А там что? Есть еще? – спрашивал Вася.

– Говорят, моют потихоньку, – отвечал Миша.

– Летом подадимся?

– Можно…

– У тебя палатка цела?

– Цела, вроде.

– А лодка?

– Клеить надо.

– Клей… Там летом болото.

У девчонок были свои темы.

– Твой-то звонит? – как всегда совала нос не в свое дело Катька.

– Звонит, когда может, – отвечала Зина Вукувай, у которой не хватало смелости отбрить нахальную собеседницу. – Им не всегда можно.

– Ждать будешь? – напирала Семенова.

– Почему – буду? – удивлялась Зина. – Уже жду.

– А чё тогда с нами поехала?

– Меня Маша позвала.

– Маша или Миша?

– Я своего жду.

– Ну, жди-жди…

«Бедная Зина, – подумала Маша. – Если уж Катька привязалась к ней, то теперь не отстанет».

Зину на самом деле звали Тиныл. Как и других чукотских девушек, ее воспитывали в скромности. И хотя Зина-Тиныл была вполне современной девчонкой, но куда ей было тягаться с Семеновой? Кто воспитывал Катьку – неизвестно. В поселок ее привез муж. Семенова считается русской, хотя кто знает, какой она национальности на самом деле? В Артыке почти всех, кто с материка, русскими считают. Сначала Катька работала официанткой в кафе, а когда оно закрылось, перешла в палатку, которой владеет отец Карпухина. Там она с Олегом и познакомилась. Однако этого ей было мало. Первый раз в компании друзей Олега она появилась, когда встречали Новый год. И конечно, испортила праздник. Во-первых, стала липнуть ко всем парням, а во-вторых, распускать грязные сплетни, чтобы поссорить девчонок друг с другом.

О Зине она рассказывала, что та будто бы не моет голову, а волосы смазывает собачьим жиром. Волосы у Тиныл Вукувай длинные, черные, как вороново крыло, и блестящие. Даже Маша завидует ее волосам, что уж говорить о Катерине, у которой на голове начес из пакли, крашеный хною. О Маше Семенова болтала, что та беременна от Олега и будто бы шантажирует его этим. Здесь Катька, видимо, выдавала собственные мечты. Другим девчонкам поселка от продавщицы тоже досталось. Они даже сговорились подкараулить вечерком и устроить сплетнице темную, но так и не решились. Побоялись ее подлой и мстительной натуры. Осталось терпеть и ждать, покуда Семенова надоест Олегу. Уж он-то ее в два счета взашей выставит.

Казалось, что погода уже не может ухудшиться, но она была на этот счет другого мнения. Говорят, что у родственных чукчам эскимосов от нескольких десятков до нескольких сотен слов, обозначающих состояние снега, льда и прочих зимних явлений. Хотя как такового слова «снег» у них не существует; если эскимосам или чукчам нужно описать погодное явление, связанное с замерзшей водой, они обязательно уточнят, что речь идет о летящем снеге, или о снеге лежащем, или о падающем, или о кружащемся. Стоит жителю Севера покинуть жилище, и он сразу же понимает, что апут – это снег, лежащий на земле, кана – снег падающий, акилокок – мягко падающий, пигнарток – снежный покров, удобный для саней, пиксирпок – метель, кимуксук – поземка и так далее, и так далее, и так далее. У того, кого такая непогода застигает в пути, поневоле складывается впечатление, что все эти типы снега и еще великое множество других, коим нет названия ни в одном языке мира, обрушиваются на его бедную голову. Похожее чувство было и у шестерых друзей, пробивающихся через пургу.

Труднее всего приходилось тому, кто был за рулем. Дорога поглощала все внимание Олега. Ему казалось, что все более густеющий снег не просто захлестывает его внедорожник, а яростно царапает капот, крылья, двери и крышу, словно мраморная крошка. С самого начала Олег включил фары, но даже сейчас не мог перейти на дальний свет. Длинные, как бесконечные шпаги, лучи отражались в снежных хлопьях, словно в мириадах зеркал, и эти зайчики слепили глаза так, что уже в пятидесяти метрах ничего не было видно. Ближний свет был все же надежнее. Однако, если бы снег падал в полном безветрии, он был бы только досадной помехой. Хуже всего ветер. Олег никогда не любил его вой, даже когда сидел дома у телевизора или валялся с планшетом на диване. А здесь, на трассе, завывания ветра несли в себе нешуточную угрозу, с которой нельзя было не считаться. Словно для того, чтобы продемонстрировать свою силу, ветер вдавливал отдельные снежинки даже через резиновые уплотнители стекол.

Лишь неискушенному пассажиру, пригревшемуся в уютном нутре салона, могло показаться, что большой автомобиль несется с огромной скоростью. На самом деле зимой на колымских трассах особенно не разгонишься. Чистят их плохо, так что зимник – это даже не дорога, а некое общее направление, намеченное тяжелой снегоуборочной техникой. Чтобы путник не сбился с пути, вдоль всей трассы торчат высокие вешки. По ним же ориентируются и те водители, что заняты расчисткой дорог. Олег тоже выверял путь по этим вешкам. Потерять их из виду, сбиться с пути в набирающем силу снежном буране – это беда.

В такое время года, да еще в непогодь, рассчитывать на помощь водителя случайно проезжающего автомобиля как минимум недальновидно. И не потому, что попутная или встречная машина не остановится, если тот, кто за рулем, увидит поднятую руку или застрявшую в снегу колымагу. Все гораздо страшнее. Другого автомобиля на заметенной трассе может попросту не оказаться. Олег старался не думать об этом. Зачем кликать беду? Пока все было нормально. Бак он заправил под завязку, да и в багажнике имелись запасные канистры. В отцовском шиномонтаже внедорожнику Карпухина-младшего сделали профилактику, так что «лошадка» не должна была подвести. Нужно быть только предельно внимательным и не поддаваться унынию. Они были в дороге уже больше пяти часов. По-хорошему, надо бы остановиться и отдохнуть, но Олегу казалось, что стоит ему затормозить – и буран подхватит тяжелый автомобиль, унесет в сгущающуюся мглу, словно снежинку. Ведь всякий, кто живет на Дальнем Востоке, с самого рождения знает, что у снежной бури есть собственная холодная и темная душа, злая воля и неисчерпаемая мощь. И не приведи духи обратить ее против себя неосторожным словом или помышлением.

Когда рассаживались в салоне внедорожника, Миша постарался оказаться рядом с Катей Семеновой. Наверное, он был единственным из всей компании, кто никогда не называл ее Катькой, ни вслух, ни тем более мысленно. Катя ему нравилась. Может быть, потому что она не похожа на других девчонок. Смелая, острая на язык, красивая, но иной, нездешней красотой. Мишу не смущало, что, по общему убеждению, Катя спит с Олегом. Если она согласится выйти за него, Мишу, замуж, то он не станет возражать, если жена будет спать с кем-то еще. Жена – это не яранга и не олень, чтобы иметь одного хозяина. У Миши, а вернее Мымыла Яткыргына, ни яранги, ни оленей не было. Его родители не кочевали. Они получили образование в Якутске и всю жизнь проработали в автодорожном хозяйстве Кадыкчана. Сам Миша-Мымыл был шофером. С оленьей упряжкой он и разобраться не сумел бы, хотя деды его и прадеды были настоящими чаучу – оленными чукчами.

Автомобиль мотало из стороны в сторону, метельная мгла за окнами сгущалась, и конца не видно было этому пути, но Миша и не хотел, чтобы он кончался. Когда еще он окажется с Катей настолько близко, чтобы ее плечо касалось его плеча, а пряди ее огненных волос порой щекотали бы его ухо? Миша не мог забыть ту встречу Нового года, когда он впервые встретился с этой восхитительной девушкой. Конечно, в тот день не только он познакомился с нею, но и вся их компания. Однако, наверное, только Мише этот день запомнился в мельчайших подробностях. Еще утром он и не подозревал об этом. Хотя заранее готовился к празднику и предвкушал его. И не только он. За месяц, а то и более предстоящее празднество обсуждалось в чатах и при личных встречах. Смаковались подробности, что закупать и заготавливать и сколько. Девчонки делились идеями нарядов, а парни – горячительных напитков.