Семья в неполном составе воссоединилась, и мы с Мариной и Лешей, оставив их, вернулись в подъезд. Леша продолжил отмыкать двери и проверять жилище на наличие людей. В одной из квартир на седьмом этаже мы вытянули из опрокинутого на пол шкафа перепуганного до смерти шестилетнего мальчишку. Его бабушка лежала на кухне без сознания.
– У нее, скорее всего, черепно-мозговая травма, – осмотрев голову, предположила Марина.
Леша вынес женщину во двор, и когда она пришла в себя, то сразу спросила о внуке.
– Бабушка, я здесь! – мальчик наклонился к ней и поцеловал в щеку.
– Слава богу! – выдохнула она с облегчением.
«Слава Леше!» – произнесла я, но женщина меня не услышала, так как была целиком поглощена внуком.
Мы возвратились в свой подъезд и помогли выбраться на улицу еще нескольким людям. В некоторых квартирах двери вылетели на лестничную площадку, но внутри никого не оказалось. Обойдя все этажи, нам осталось проверить лишь наш девятый. Первым делом мы забарабанили в дверь Петра Николаевича. Это был восьмидесятилетний сосед Марины – упрямый и своенравный старик. Его квартира была в конце коридора по правую сторону.
– Подите вон, стервятники! – услышали мы из-за двери.
– Стервятники? – даже Леша растерялся от такого вежливого приветствия. А ведь он сидел в тюрьме и многое повидал.
Я снова постучала. Дверь резко распахнулась, и на пороге нарисовался Петр Николаевич в полосатых семейных трусах. Оскалив свой почти беззубый рот, он потряс в воздухе морщинистым кулаком и крикнул:
– Что, грабить меня пришли? – выпучив на нас глаза, он угрюмо покосился на Лешу. Он узнал его и решил, что тот вернулся к старым делишкам.
– Мы пришли вас вывести, глупый старик, – не сдержался Леша, обиженно поджав губу. Его можно было понять: он помог выбраться на улицу многим людям из нашего подъезда, но ни один из них так и не поблагодарил его. Все были напуганы и истерзаны – всем было не до этого.
– Не нужно меня выводить, – на худом лице нашего соседа начали нервно подпрыгивать седые косматые брови. Он глянул сердито на Марину и повторил: – Не нужно меня выводить… Не надо меня трогать, иначе я вызову полицию!
– Нет уже никакой полиции, – ухмыльнулся Леша и обратился к нам: – Пошлите отсюда. Это старик не в себе!
У меня появилось жгучее желание вытянуть этого привередливого бородатого деда из квартиры за руку, но он будто прочел мою мысль и быстро захлопнул дверь.
– Ну и черт с ним, – пожал плечами Леша.
Я вдруг с опаской посмотрела на свою квартиру. Мне было страшно заходить туда и увидеть картины разрушения, но я не сдержалась и вошла в коридор. Повсюду была раскидана мебель, книги, посуда, вещи и документы. Я равнодушно взглянула на свой паспорт, лежащий в луже воды возле ванны, и не удосужилась подобрать его. Скоро эта бумажка не будет иметь уже никакого значения. Нас делят по кастам и расам, по искусственным границам, как стадо и мы позволяем с собой делать это тем, в чьих интересах только власть и деньги, но не наше благополучие.
Когда я вышла на площадку, то взглянула хмуро на квартиру своего соседа. Меньше всего мне хотелось стучать в эту дверь.
– Андрей точно был на работе, – произнесла Марина, – я видела, как он уходил утром.
– Да, я был на работе, – послышалось неожиданно сзади.
Я вздрогнула и обернулась. Передо мной стоял мой долговязый сосед. У каждого человека есть в подъезде сосед, которого он ненавидит. Он может находиться слева или справа от тебя, или же на верхнем этаже – прекрасные условия, чтобы портить жизнь окружающим людям постоянным ремонтом или затоплением, или просто дурным поведением. Мой сосед предпочитал последний вариант. Внешне он чем-то походил на черта – черные, как смола, волосы, злые и тщеславные темно-карие глаза, в которых можно было разглядеть только презрение к окружающим, а еще – вечно сдвинутые на переносице вороньи брови – знак особой неприязни к задушевным беседам и чистым порывам сердца.
– Слава богу – ты жив! – обрадовалась Марина и тут же спросила: – Но что у тебя с головой?
Да, его голова была перевязана бинтом, и от нее несло приторным запахом медикаментов.
– Ерунда… всего лишь царапина, – отмахнулся Андрей и пристально посмотрел на меня. Таким странным и почему-то сияющим взглядом. Но я промолчала. Если бы меня придавило плитой в квартире – он только возрадовался бы и почему он теперь так глупо улыбался, я не могла понять. Вероятно, его повеселил мой нелепый вид – моя туника безжизненно висела на одном плече, будто половая тряпка, предварительно окунутая в грязь.
– Кто тебя перевязал? – спросила Марина, притрагиваясь кончиками пальцев к его голове.
– Медики, – ответил он и пояснил: – Во всех районах города начинают разворачивать временные медицинские лагеря под открытым небом. Туда уже свозят раненых.
– И где же тебя поранило?.. На работе? – поинтересовалась я и разозлилась на себя. Нет, мне вовсе не хотелось, чтобы он решил, что я беспокоюсь за него. Пусть на него хоть потолок рухнет, мне-то что?
У Андрея было усталое и измученное лицо, но он бодрился. Поправив бинт на голове, он ответил:
– Да, меня зацепило немного на работе. Хорошо, хоть здание уцелело.
– Если у тебя всего лишь царапина, почему ее так плотно перебинтовали? – у меня вдруг закрались подозрения насчет его «легкой» травмы.
Мой сосед тут же нахмурился и буркнул раздраженно:
– Тебе какое дело?.. Со мной все в порядке…
Я облегченно вздохнула. Ну вот, он опять стал самим собой.
Только к ночи выяснилось, что он обзавелся не только ранами, но и сотрясением мозга. Об этом он проболтался Марине, а она донесла мне. Врачи даже приготовили для него койку, так как он был в полуобморочном состоянии, но он вдруг упорно возжелал попасть домой. И попал – ему пришлось пройти большой и опасный путь, чтобы очутиться дома. Зять бабы Нади потом рассказал мне, что когда Андрей появился во дворе, он метался от человека к человеку и что-то спрашивал. Что именно, он не расслышал, но было понятно – Андрей кого-то отчаянно искал среди людей.
После того как мы с Лешей обошли все квартиры, и к нам присоединился Андрей, мы вышли во двор. К счастью, возле нашего двора тоже развернулся лагерь, где медики, не прекращая, спасали человеческие жизни.
– Я хочу пройтись на соседнюю улицу, – вдруг произнесла Марина. – Там живет Валя, моя коллега. Хочу проверить, как она. С ней должна быть дочь, – Марина взглянула на нас так, что становилось понятным – она ни к чему не принуждает. Мы можем остаться во дворе и зализывать раны – кто душевные, кто физические.
– Я пойду с тобой, – озвучила я и, взяв ее под локоть, начала торопиться. На небе стали появляться первые признаки заката – синее небо, разбавленное серой пылью нашего разрушенного города, начало блекнуть и розоветь.
– Мы тоже пойдем с вами, – сказал Андрей, переглянувшись с Лешей.
И мы пошли. Бежать мы уже не могли. Весь день мы вызволяли людей из квартирных ловушек, сбивая руки в кровь, травмируя коленки и локти. Приходилось пролазить в такие места, что раньше подивился бы своей пластичности.
Нам пришлось увидеть еще более жуткие вещи, нам довелось услышать еще более страшные рассказы тех, кто встречался нам по пути. Впереди нас шло двое мальчишек лет десяти-двенадцати: они вглядывались в дома и скулили, будто маленькие и всеми брошенные щенята. По оброненным ими фразам, я сообразила, что они – братья. Вероятно, они искали своих родителей. Я ускорила шаг, чтобы расспросить их, но тут Андрей одним мощным рывком откинул меня назад, и я на миг потеряла сознание. Целый день я ничего не ела и от бесконечной физической нагрузки потеряла последние силы. Только придя в себя, я поняла, что произошло. Там, где шли подростки, обрушился фасад здания, стоящего рядом с дорогой. Их предсмертные крики быстро стихли – дети были замертво погребены бетонными плитами. Еще бы мгновение, и я разделила бы их судьбу, но мой сосед вовремя среагировал.
