Он вздохнул, кивнув на свою чашку с кофе.

Кофе. Кофе было бы неплохо.

Я подошла к кофейнику и занялась тем, что наполняла чашку, а затем добавляла сливки, используя эти рутинные действия, чтобы избежать прямого зрительного контакта.

Зачем я попросила его поговорить? Я не хотела говорить. Я хотела сбежать из этой квартиры и пойти на работу, где я могла бы потерять себя в бумагах и исследованиях, где я постаралась бы не думать о сексе с Исайей.

Умопомрачительном, разрушающем брак сексе.

Черт. Я была глупа.

Единственное, на что я могла рассчитывать последние несколько месяцев — это Исайя. Он был моей новой константой, даже с его горячим и холодным поведением. Он мог быть угрюмым и мрачным, но он всегда был рядом. Его дружба была самыми важными отношениями в моей жизни.

После прошлой ночи я могла поцеловать его на прощание. Но разговора было не избежать. И прежде чем говорить о сексе, нужно было обсудить все, что было до этого.

— Ты действительно хочешь все бросить? — спросила я, наблюдая, как моя ложка вертится в коричневой жидкости в моей чашке.

— Да.

Не плачь. Я не собиралась плакать. Пока. Я подожду, пока не окажусь в безопасной ванной комнате в офисе.

Сначала я была так сосредоточена на том, чтобы покинуть Клифтон Фордж, что не заметила, как это подкралось ко мне. Но это был дом. Эта квартира была моим убежищем. Я любила свою работу и пока не была готова ее бросить. Кофейные свидания с Брайс и воскресные завтраки с Дрейвеном заполнили зияющую дыру в моем сердце.

И в центре всего этого был Исайя.

— Почему? — прошептала я. Он был несчастен здесь?

— Ради тебя самой.

Я посмотрела в эти измученные глаза, и мое сердце сжалось. Неужели секс сделал все еще хуже? — Я не понимаю. Почему ты считаешь себя таким чудовищем?

— Потому что я такой и есть.

— Это не так. Думаешь, я бы осталась, когда мне не нужно было, если бы считала тебя ужасным человеком?

Я осталась, потому что в нем было так много хорошего, даже если он сам этого не видел.

— Исайя, я осталась. Ради тебя.

— Тебе не следовало. — Его адамово яблоко покачнулось. — Я убил Шеннон.

— Но это был несчастный случай. — Верно? Они называли это несчастным случаем не просто так, потому что ни один человек не был виноват.

— Ты узнала от мамы только часть истории.

— Тогда расскажи мне всю историю. Пожалуйста? — взмолилась я.

Исайя встал и потер затылок, расхаживая по открытому пространству перед диваном. — Я не люблю говорить об этом.

— Либо ты говоришь мне, либо я остаюсь в догадках. Я гадаю уже несколько месяцев. Неужели ты думаешь, что правда хуже, чем все, что я себе представляла?

Он подошел к дивану и рухнул на край. — Шеннон была моей лучшей подругой. Я познакомился с ней после того, как однажды утром она появилась на пороге Кейна и сказала ему, что беременна.

Я вздрогнула, кофе захлебнулся в моей кружке. — Кейн?

Он кивнул. — Они познакомились в баре. Переспали. Шли разными путями. Она вернулась, когда узнала, что беременна.

— О. — Это был не ребенок Исайи.

— Она переехала к Кейну, но они не были вместе. Но Кейн не хотел, чтобы было иначе. Он не хотел ничего упустить с беременностью. Они встречались некоторое время. Он даже предложил Шеннон выйти за него замуж, но они не любили друг друга, не так. Она отказала ему.

У меня сердце замирало в горле, когда он говорил. В его голосе было столько боли и сожаления, что было трудно дышать.

— Они не работали как пара, но как соседи по комнате, все было довольно хорошо. Волнение по поводу ребенка просто заглушало все остальное. Мама была на седьмом небе от счастья. Я с нетерпением ждал, когда стану дядей. А Шеннон, она была бы хорошей матерью. Самой лучшей. Куда бы она ни пошла, у нее в сумочке была книга по беременности. Я думаю, она почти выучила ее наизусть к тому времени, когда она…умерла.

— Как?

— Я убил ее.

Он продолжал говорить это, но это не имело смысла. Он не был убийцей. Он был защитником. Хороший человек с разбитым сердцем.

— Как? — Мне нужны были подробности, чтобы доказать, что он ошибается.

— Она была там все время. У Кейна. А он был моим братом. Моим лучшим другом. Так что я тоже часто зависал у него.

— Ты влюбился в нее?

Он уставился в пустоту по всей квартире. — Она все время улыбалась. И она любила меня. Она выбрала меня, а не Кейна. Не многие люди так поступают.

— Кейн знал?

Исайя покачал головой. — Нет. Мы не хотели говорить ему, пока не наступит подходящий момент. Он был так сосредоточен на ребенке, строил люльку и помогал подбирать имена, что мы не хотели лишать его этого. Это был его ребенок, не мой.

Я положила руку на свое больное сердце. Как тяжело это было для него? Видеть, как ребенок его брата растет внутри женщины, которую он любил?

— Когда она была на восьмом месяце беременности, она сказала мне, что хочет переехать. Что она хочет, чтобы мы нашли место, где поселимся вместе. Я все еще нервничал, когда говорил Кейну, но Шеннон так верила, что у нас все получится. «Наша прекрасная необычная семья». Так она нас называла.

Его глаза были стеклянными. По его щеке скатилась слеза, и он вытер ее. — Я не хотел просто жить вместе. Я хотел жениться на ней, поэтому однажды вечером я пригласил ее на ужин. Опустился на одно колено и сделал предложение. Ресторан ликовал. Шеннон плакала.

Мое сердце заколотилось. Горло обожгло от этой картины.

Наверняка он смеялся. Наверняка он улыбался. Было странно думать о нем, счастливом и влюбленном, о том, чего я не видела собственными глазами, но я могла представить это так же ясно, как видела его сгорбленным на диване.

Он больше не был тем мужчиной.

Версия Шеннон об Исайе умерла вместе с ней.

— Я выпил три бутылки пива, чтобы отпраздновать, хотя должен был остановиться на двух. Я не был пьян, но мне не следовало пить последнее пиво. По дороге домой я подтрунивал над ней, говоря, что после рождения ребенка мне придется изменить размер ее кольца, потому что костяшки пальцев у нее такие толстые. Это не так. Мы смеялись. Я держал одну руку на руле и наклонился, потому что хотел поцеловать ее. Мы не часто целовались, потому что слишком боялись, что Кейн узнает.

Я закрыла глаза, ожидая продолжения. Мне не нужно было, чтобы он продолжал. Остальное было легко предположить с почти полной уверенностью. Но Исайя продолжал говорить, рассказывая уже не для меня, а для себя.

Рассказывал ли он кому-нибудь после несчастного случая? Сокамернику в тюрьме? Или он все это время держал все в себе?

— Я проскочил знак стоп, двигаясь со скоростью сорок пять, и был сбит грузовиком, ехавшим со скоростью тридцать. Так написано в полицейском отчете. Все, что я знаю, это ощущение, будто мы попали под поезд. Меня перевернуло. Грузовик протащил нас через перекресток. Когда я пришел в себя, Шеннон…

Исчезла.

Она умерла. И ребенок тоже.

Слеза скатилась по моей щеке и упала на пол возле ноги.

Теперь все это имело смысл. Почему он так радовался, видя Кейна счастливым. Почему он не пил. Почему он вел себя таким напряженным и несчастным, когда был со мной в машине.

Этот несчастный случай изменил его жизненный путь.

Я отставила кофе в сторону и подошла к дивану. Исайя смотрел вперед, даже когда я положила руку ему на бедро. — Это был несчастный случай.

— Нет, я убил их.

— Нет, это был несчастный случай, — повторила я. — Я знаю разницу. Ты убил человека в хижине.

Он повернулся ко мне, печаль исчезла в замешательстве. — А?

— Ты задушил его до смерти. Ты убил его.

Он моргнул. — Да. И что?

— И что? Ты любил его? Этого человека?

— Нет.

— Ты чувствуешь вину за то, что убил его?

У него свело челюсть. — Нет.

— Если тебе нужно заявить об убийстве, заяви об этом убийстве. Но не ставь на карту жизнь Шеннон. Это был несчастный случай. И из того, что я могу сказать, единственный человек, который винит тебя, это ты сам.