Шлем… Почему Нетуп снял шлем? Это же прямое нарушение Устава, без шлема какому-то локапале на Млечную пялиться! Раздражение Платона тут же передалось Реке, и она несколько раз больно ущипнула его, чтобы не отвлекался от ухаживаний.

Но что это! Он, кажется, и бразды вынимает в присутствии Высочайшего Совета! А его бывший недососок и протеже, а ныне истинный адельф Дающей и верный сосунок Зовущей, — он не только повернулся к ухмыляющемуся Нетупу, но и… о, ужас! — обнял его за плечи! Куда смотрят арканархи, почему не прекратят возмутительное панибратство? «Пани-братство», — глядя на прозрачный свод со светящимся в вышине куполом Храама, произнес Платон по слогам. Пани — от слова Пан. Пан — бог всего. Ио, Пан! Ио Пан! Действительно, панибратство. Всеобщее братство. Молочное братство. Гельмантов-адельфов братство. Когда-то на эту наживку ловили французскую лоховню, а теперь получается, что на берегу в лице его протеже и стоит сам Великий Весь… Пан. Тот, которому все позволено, что самим изволено. И который действительно изошел из Сама-Ры, и приют получил на груди вседающей Сары, в Саратове-граде, в Царицыне любовался Дающей, а в силу вошел в Астрахани, древнем городе милостью Божжей царящей звезды. Все сходится — пророчество совпало до букв! И его косноязычный протеже — Тот Самый Аполлион аполлонов, Перс губящих персеев и дающих персей, Асиэль Азазелей, Амор Романов, хан всех нахов и наг всех ганов. Наг-искуситель в гане Едомском. Наган. Истинный, могучий, настоящий. Красный, напористый, как бык… Сотер, посланник Сотиса[288].

Губитель-избавитель.

Совершенный двуликий. Не в буквах, а наяву.

Молиться было поздно. Да и некому. И предотвратить ничего не получится. Ноздря в ноздрю плывут счастливые кандидаты в избранники. Они уже миновали центр, но Дающая еще не сделала свой выбор. Платон вспомнил последнее купание, когда Млечная избрала еще совсем юного, но дерзкого олеарха Борзовского. Как же было тогда? Как всегда, Мамайя вначале заигрывала с избранником, то обходя его водоворотами, то поднимая на невесть откуда взявшуюся волну. Потом воды вокруг суженого начинали бурлить и окрашиваться в красный цвет. А когда он и сам начинал трепетать, нанося по телам ее нереид хаотичные удары, тогда страсть Ее разгоралась, и беспорядочные буруны объятий сливались в один мощный багровый вихрь, который и уносил избранника в темные бездны Ее любви.

Любви, вновь оказавшейся обманутой. С женихом липовым, со слезами горькими. И познав эту горечь, черной становилась Влажная, горючей делалась Млечная, нефтию исходила Волглая. И выбирались на кисельный берег Ея женихи-неудачники, олеархи-стяжатели, и бегали по нему, и плескались золотом черным.

Радость познав возвращения.

Но все не так в этот раз. Все по-другому. Никого не берет в женихи Млечная. Вот уже и Лоно ее жаждущее осталось позади, и уже виден берег кисельный. Если останется чистой Зовущая, тогда никому не удержать ее в берегах сокрытых, выйдет наружу Обильная и разольется по лугам своим, долинам и весям. Миллионы тонн пятой эссенции, целые моря забытого эликсира выльет Она на позабывшую радость природу. И тогда… Не будет уже никакого «тогда», а будет вечное «всегда» лохатого счастья, но только уже не для них, хранителей баланса Дающей, верных ей сосунков-олеархов.

Стоящие на уже далеком берегу наблюдатели Верховного Совета так и не предприняли никаких действий, чтобы остановить зарвавшегося Нетупа. Но что мог Нетуп в сравнении с проснувшимся в Деримовиче Змеем. Ничего. Потому что не простой очнулся в его подопечном наг, а господин всех жаждущих, голодных и нагих. Сам Левиафан рвался наружу из брата Пердурабо. Да, теперь-то он понимал, почему так волнуется Река. Не их, рядовых сосунков, ждет она сегодня, а своего темного царя, того, что владел Ею в изначальные времена, в те самые, когда ждала она Озара своего.

На берегу наметилось какое-то движение. Что же они делают? Ах, вон оно что, машут на прощание руками. А его бывший подопечный даже послал ему свой воздушно-сосальный поцелуй. И спустился к водам млечным.

Преклонил колени и руки простер свои над водами.

И совершил глубокий поклон.

И все, больше ничего не мог рассмотреть Онилин над поверхностью молочной реки.

Зато он стал свидетелем чудесной метаморфозы самих вод, наблюдая, как стремительно расползается во все стороны от юного олеарха красное пятно, то самое, которым на краткий миг отмечала свой выбор Млечная, перед тем как почернеть от горького обмана. Но сегодня пятно отмечало не избранника Дающей, а ее нового досточтимого паладина, и оно не обращало в нефть молоко девы, а безостановочно росло, догоняя плывущих сосунков. И вот она уже рядом с ним, Платоном Онилиным, красная суспензия страсти.

Получается, оно было — и нет его, пятна красного. Просто все те млечные девы, что держали его на поверхности, зарделись от стыда и перестали касаться его своими телами. И одна за другой расступаясь под ним, со все возрастающей скоростью увлекали его в багровую бездну бесконечного Падения.

Которое, он отчетливо вспомнил, тоже было.

Было — и нет его.

Эго.

На горизонте бескрайних степей, раскинувшихся к востоку от Волги, из широкой, доселе невиданной зари густого красного цвета, поднималось и не менее странное солнце, огненно-алое, пылающее, ярое, — а его лучи, точно руки страстного возлюбленного в короткий миг предутреннего свидания жадно набросились на уходящую за горизонт Мамайи белую невесту-луну.

Вся территория восточных Дельф у Волги-реки в это прохладное сентябрьское утро выглядела материализованной фантазией, ожившим сном опьяненного вселенской любовью живописца-романтика. Неузнаваемо изменился курган и стоящая на нем вечно юная Родина. Вместо привычной бетонной серости вся огромная фигура Воительницы была покрыта белым цветом. Нет, ее не красили белилами маляры, не укутывали в белые одежды концептуальные артисты, то мириады невесть откуда взявшихся бабочек полностью покрыли собой монумент и все еще продолжали слетаться. И тучи белых голубей воспарили над нею, и со всех сторон, оглашая окрестности криками, неслись на ее зов стаи белых гусей и журавлей. Тысячи овец и коз, десятки тысяч кроликов, кошек и собак белого окраса устремились к кургану, преодолевая заборы, канавы и рытвины. И невиданные в здешних местах длиннорогие белые коровы, ведомые красным быком, пришли к ее священному холму.

И уже не было места у ног Дающей — до самой Волги докатилась волна белых пилигримов, но неслышимый призыв ее все еще летел над полями, лесами и реками. Ее, Мамайи Прекрасной, что стоит на кургане Мамаевом.

Вечный зов.

Редкое для второй половины сентября солнечное утро встречало Артема Волопаса в Москве. Расположившись в уютном кресле частного самолета, заходящего на посадку во Внуково, он дочитывал последние строки «исторического романа о настоящем» на экране бортового ноутбука. Хорошо, что перед спешным отъездом он успел закачать файлы Богга на свой персональный сервер. Теперь, воспользовавшись онлайн-услугами лайнера, подключенного к Интернету через спутник, Артем имел возможность не только дочитать текст «SoSущего», но и проверить некоторые свои догадки на спутниковых снимках Google Earth.

А проверять ему было что. Во-первых, топологию «пути сосунка», которая, несмотря на галлюцинаторный бред, идеально соответствовала Мамаеву кургану. Мало того, по разбросанным на зеленых угодьях мемориала фотографиях из Panoramio он смог удостовериться и в соответствии обрисованных Исходящим № сцен бетонным оригиналам Вучетича вплоть до последних мелочей. Совпало все: число пролетов и количество ступенек, фигуры барельефа и детали орнамента, позы героев и даже расположение пальцев замурованного Прометея на древке факела с Вечным огнем. И во-вторых его интересовала точная датировка событий, которая, при наличии астрономической программы, легко поддавалась вычислению, поскольку в романе упоминалось примерное время восхода звезд Пояса Ориона и такое нечастое явление, как небесное коромысло: краткая встреча на рассвете солнца и полной луны, находящихся по разные стороны горизонта. Ни планетария «Red Shift», ни какой-либо другой стоящей программы в памяти дорогого ноута не было. Судя по числу платных каналов на все торговые площадки мира, компьютер был явно не заточен под такие мелочи, как космические часы звездного неба над головой. Зато хронометры биржевых торгов тикали исправно, отображая на экране с дюжину панелей с обратным отсчетом времени закрытия и котировками отдельных компаний.