— Готовьтесь кандидат, — торжественно начал голос и, показав на экране странную комнату с торчащими из пола столбами, продолжил еще торжественней: — По совокупности преодоления вы достойны войти в зал внутренней славы без прохождения еще двух, положенных Уставом, испытаний. И это первый случай за три последних отчетных периода.
Из-за завесы послышался дружный вздох десятков, а может, и сотен присутствующих на судебном заседании голосов. Кандидатом, судя по всему, восхищались, Ромка облегченно вздохнул и даже позволил себе один быстрый взгляд на волнительную ложбинку между совершенных по форме холмов златовласки.
— Но Устав ссылается на Предание, а Предание в вашем случае, кандидат, толкуется однозначно: кандидат в олеархи… — председатель сделал глубокомысленную паузу, — олеархи-сотеры, должен выстоять в фокусе мщения.
И хотя собравшиеся буквально захлебнулись подавленным охом ужаса, для Романа перспектива постоять в фокусе мщения после душных гробов, стреляющих из ППШ Озаров, стометровых змеев и прочего непотребства казалась детской забавой.
— Вы согласны, кандидат, на испытание огнем разрушенных надежд в фокусе мщения? — своим ровным гипнотизирующим голосом продолжал спрашивать председатель.
— У меня есть выбор, мессир? — спросил Ромка.
— Как всегда, кандидат, войти или вернуться.
— Войти, мессир.
— Прекрасно, кандидат, — как показалось Деримовичу, с облегчением выговорил невидимый председатель, — но перед таинством отмщения вам должно прошлое раскрыть пред истиной двух правд. Готовы ли ответ держать?
— Всегда готов, мессир.
— Ну что ж, начнем, вам приходилось убивать?
— Нет, что вы, высочайший, только элиминировать.
— А чем, простите, кандидат, вы элиминировали… оппонентов?
— Посредством убеждения, мессир.
— И они?
— Чаще всего стрелялись, мессир, не выдержав уличающих фактов.
— Случалось, что и по два раза… в одну голову.
— Неопытные, видно, мессир.
— Да-да, вспоминаем. Насмешили вы тогда нас, кандидат. Журнаш ваш присный, Кузякин… простите, Кузяев, до того перепугался, что в информационном сообщении оставил ваше мудрое высказывание без изменений.
— Какое же, мессир?
— Прелестное, кандидат. В заметке сообщалось о неопытном самоубийце.
— Вы находите его забавным, мессир?
— Оно восхитительно, кандидат, но, увы, ваш тонкий юмор не то что не оценили, его просто не заметили. Современный читатель уже не находит противоречий в подобного рода высказываниях. Привык. Но мы почин ваш взяли на заметку. Тогда он был новаторским.
— Благодарю, мессир.
— Но только ли убеждениями приходилось элиминировать оппонентов, кандидат? Не случалось другими средствами пользоваться?
— Да, случалось, мессир. Просить приходилось.
— Ну и кого и о чем вы просили, кандидат?
— Опытных людей — помочь найти оппоненту правильную дорогу в жизни, мессир.
— Превосходно, кандидат. И как, получалось у ваших оппонентов найти верный путь?
— К сожалению, мессир, у немногих. Не все оппоненты оказались вменяемы.
— Ну а что же доставалось невменяемым?
— Невменяемые, мессир, к сожалению, почти всегда находили не тех людей, не в том месте и не в то время. Чаще всего грабителей, насильников, неопытных или пьяных водителей, скользкую дорогу, нераскрывшийся парашют, а бывало и вовсе зверей.
— В человеческом обличье?
— Что в человеческом обличье, мессир?
— Звери, кандидат, были в человеческом обличье, или в натурально-зверином?
— Всякие попадались…
— А откуда вам об этом известно, кандидат?
— Слухи, земля полна слухами.
— Мессир.
— Да-да, простите, мессир.
— На этом средства по элиминации оппонентов закончились, кандидат?
— Не совсем, мессир.
— Смелее, кандидат, смелее. Здесь нет никого, кроме братьев. Братьев друг другу и, мы надеемся, что и вам, кандидат. В ближайшем будущем…
— Это был молоток, мессир. Даже молот.
— Молот убеждений, кандидат?
— Нет, мессир, это был молот мастера.
— Мастера?
— Инструмент, мессир, понимаете?
— Мы все понимаем, кандидат. Но не всех принимаем… А циркуля у вашего мастера случайно не было?
— Был, и циркуль был, и угольник, и отвесы всякие, и пилы, и зубила разные.
— Ваш мастер… он что, строителем был?
— Он был скульптором, мессир, ваятелем. Он нам памятники ваял, ну и решетки ковал всякие на могилы солдат. Советских солдат, погибших и похороненных в Австрии, Чехии и Германии.
— И за что же вы его молоточком, кандидат, мастера вашего?
— Он меня довел, мессир.
— Вас?
— Да, он сломался на последней партии. Сказал, что не может на прахе гешефта делать. Что все расскажет.
— Кому он собирался рассказать, кандидат?
— Сами знаете, органам.
— Мессир, — напомнил председатель.
— Простите, мессир. Органам. Ведь это еще при совке было.
— А что предосудительного в том, что молодой человек заботится о памяти павших бойцов?
— Они не простые были, оградки и памятники.
— Да, мы понимаем. Мемориальные.
— Не только мемориальные, мессир. В них редкие земли были.
— Вы говорите о земле Родины, кандидат?
— Я говорю о металлах, мессир. О платине, цирконии, палладии. Памятники только прикрытием служили, в них мы металл вывозили.
— Кто это мы, кандидат? Ведь здесь мы видим только вас.
— Я и два… две… Мессир, я говорю о членах комсомольского бюро, моих двух…
— Подельниках, кандидат. Вы говорите о подельниках.
— Вы находите этот замысел дурным, мессир?
— Замысел, кандидат, превосходный.
— Правда, мессир?
— Которая из двух, кандидат?
— Наша, мессир.
— Ваша правда, кандидат, на крови замешана. И ждет суда.
— Я перед вами, Высочайший Суд.
— Мы ценим вашу решительность, кандидат, но вы забыли, что суды есть и по ту сторону «⨀».
— По ту сторону «⨀», мессир, дело закрыто. Производственная травма, не совместимая с жизнью.
— Не закрыто, кандидат, прекращено за отсутствием улик. Улики, кандидат, оборотная сторона замысла. Их много.
— Но ничего же не найдено, мессир.
— Да, кандидат, не найдено. Следствием. Но почему? Улики где, куда пропала ручка «Паркер», подаренная Выдрой? Выдра, ваша подельница или полюбовница, кандидат? Полюбовница, красивое слово, правда, кандидат?
— Правда, мессир.
— Ручка «Паркер». Не самая дорогая, зато с посвящением. Надпись помните, кандидат?
— Что-то про суслика, мессир.
— Не запомнили, а зря, кандидат. Ведь ваша Выдра предугадала будущее своего любимого… не суслика, а сослика, кандидат! «Любимому сослику Ромулику от родственного вида черных выдр». Вот эта надпись, желаете взглянуть?
— Нет, мессир, спасибо, я вспомнил.
— Жаль, не вовремя. Надпись на ручке, ручка на месте преступления. И молоток с запекшейся кровью, и отпечатки пальцев на нем, кандидат. Ваши отпечатки, кандидат.
— Это все, мессир?
— Нет, кандидат, еще по мелочи. Телефонная книжка упавшего с подмостков скульптора с выданными Деримовичем суммами. Суммы говорят о том, что во время первоначального накопления капитала кандидат был непозволительно щедр ко всяким артизанам.
— Теперь все, председатель?
— Нет, кандидат, не все. Есть еще бокал с вином. Мало того что на нем отпечатки пальцев Романа Деримовича, он еще и сосальный след оставил на кромке. Это говорит о том, что кандидат или волновался, или просто любил дешевое вино.
— Да, наследие тяжелого советского детства, мессир. Портвейн и вермут.
— И когда это оно стало тяжелым, кандидат? Когда свои сосальные способности на конфеты обменивали, наслаждая и наслаждаясь, было ли оно тяжелым? Или когда одноклассниц всех на соки свои присадили — так, что они не только вам не отказывали, но и любому, на которого перст ваш укажет. Это правда, кандидат?
— Какая, мессир?
— Вопиющая, кандидат.
— Значит, вы все знаете, мессир? И после этого вы меня кооптировали?