– Нет уж! Знаю я вас, – остановил его Манкевич. – Сам уничтожу от греха подальше.

С этими словами Артур Эдуардович взял пачки с таблетками и отправил их в свой портфель. Манкевич уже собрался уходить, когда вспомнил о своих размышлениях, прерванных появлением Власова.

– Да, вот еще что, – сказал он. – Хотел спросить: получали ли больные плацебо в ходе клинических исследований «Клептерина»?

– Нет, – не раздумывая ответил Власов. – Все участники получали препарат.

– А вот Павел Сонин, он действительно принимал «Клептерин»? Не мог этот парень лекарства в унитаз потихоньку спускать? Как думаете?

– Вряд ли. Павел сам меня упрашивал назначить ему еще один курс «Клептерина».

Из клиники Артур Эдуардович вернулся домой, пребывая в отменном настроении, разузнав почти все, что ему было нужно. С другой стороны, вся эта история, несомненно любопытная, но не такая уж и удивительная, стала все меньше интересовать Манкевича. «Обычный отечественный бардак, – думал он. – Удивительно, что фармфирмы все еще проводят клинические исследования у нас в стране».

Удобно расположившись с бокалом вина на диване в своем холостяцком жилище, Артур Эдуардович поуютнее завернулся в плед и включил телевизор. После развода доктор Манкевич жил один в большой трехкомнатной квартире, обустроенной, наконец-то, так, как ему нравится. Он любил такие вечера, когда на улице ненастная погода, а дома тишина, уют и тепло, а главное – никого вокруг. Доктор не спеша потягивал вино и, лениво нажимая кнопки на пульте, перебирал телевизионные каналы. Негромкий рокот телевизора успокаивающе действовал на нервы, но ничего путного, увы, не показывали. Артур Эдуардович уже готов был смириться с каким-нибудь сериалом, лишь бы там не было бесконечной стрельбы, мордобоев и прочей бандитополицейщины, но тут он вдруг наткнулся на любопытную передачу.

Транслировалось что-то типа ток-шоу, происходящего в студии с ярко освещенной сценой посередине, на которой стояли два стула, окруженной полукругом сидений со зрителями, едва различимыми в полумраке. Ведущая – полная женщина среднего возраста – рассказывала о некоем загадочном манускрипте, обнаруженном в пещерах Кумрана в числе других рукописей. В отличие от найденных в Иудейской пустыне свитков в этом манускрипте не было библейских текстов или апокрифов. Манускрипт содержал ни много ни мало древний рецепт «эликсира счастья». Ведущая утверждала, что некие избранные люди, отведавшие этот эликсир, мало того что сами обретут вечное счастье, но еще и смогут передать это «счастье» другим людям.

– И у нас сегодня в студии двое избранных, попробовавших изготовленный по древнему рецепту эликсир, – сказала она.

Камера развернулась и уперлась в стоящие на сцене стулья. К немалому удивлению Манкевича, на стульях сидели те самые пациенты доктора Власова: Виолетта Быстрова и вор-рецидивист Фролов. Они сидели не шевелясь, держа друг друга за руку, с просветленными лицами и благостным, устремленным куда-то вдаль, невидящим взглядом.

– Сегодня у нас эксклюзивная передача! – торжественно провозгласила ведущая. – Наши гости готовы подарить счастье всем, кто находится в этой студии, – камера выхватила крупным планом лицо ведущей, и Артур Эдуардович с изумлением узнал в ней Елену Платоновну – мать лечившегося у Власова пациента – Павла Сонина. – И потому, – сказала она, глядя в объектив, – я привела сюда моего несчастного сына, страдающего психическим заболеванием.

На сцене действительно появился высокого роста плечистый парень. Манкевич, хоть и не встречавшийся до того с Павлом Сониным, сразу понял, что это он. Парень подошел к сидевшей на стуле Виолетте и взял ее за свободную руку. Взгляд Павла моментально засветился так же, как и у женщины, а его лицо приобрело елейное выражение.

– Я обращаюсь к зрителям, – сказала Елена Платоновна, повернувшись к залу. – Вы все тоже можете присоединиться к нашим участникам и стать счастливыми.

В зрительном зале заволновались, но выйти на сцену никто не решился. Наконец высокая статная женщина встала и направилась в центр студии, ведя за собой молоденькую девушку. Артур Эдуардович даже рот раскрыл от изумления; это были его бывшая жена Нина и их дочка Настя. Обе женщины, взявшись за руки, вышли на сцену, Нина взяла за руку Павла, после чего и с ней, и с Настей тут же произошла такая же метаморфоза, что и с молодым человеком, означающая, по-видимому, обретение «счастья».

После этого на сцену потянулись остальные зрители, причем, что удивительно, все они были так или иначе знакомы Манкевичу. Он увидел нынешних и бывших коллег, тестя и тещу, своих престарелых родителей, других родственников, дальних и полузабытых, с которыми он не общался много лет. Люди все шли и шли, хотя изначально зрителей в студии было не так много. Бывшие сокурсники Артура Эдуардовича, его преподаватели, случайные знакомые, пациенты поднимались на сцену, брали за руку уже стоящих там и протягивали другую руку вновь пребывающим. Шли они, как зомби, не говоря ни слова, с невидящим взглядом. Достигнув заветной сцены и взявшись за руки, они оставались там и оставалось только удивляться, как такое количество людей умещается на небольшом пятачке в центре студии.

Как завороженный смотрел Артур Эдуардович на этот диковинный парад родственников и знакомых, безмолвно шествующих «за счастьем». Впрочем, безмолвствовали не все участники этого ток-шоу, абсурдного и даже зловещего. Маленький человек в поношенном, но тщательно выглаженном старомодном костюме, в громоздких очках и с красивой гривой седых волос метался среди идущих, пытаясь что-то им объяснить. В этом невысоком мужчине Артур Эдуардович с трудом узнал своего научного руководителя – профессора Константина Ильича Каверина, забытого Манкевичем почти сразу после защиты диссертации, которую Артур Эдуардович написал под его руководством. На экране телевизора профессор что-то говорил, жестикулировал. Его не слушали. Он начал говорить громче и, в конце концов, перешел на крик.

– Что же вы делаете?! – надсадно кричал Каверин. – Остановите это! Остановите, пока не поздно! Разомкните руки, разорвите цепочку!

Константин Ильич изо всех сил продирался через толпу, пытаясь побыстрее прорваться на сцену, но неудержимый людской поток захлестнул щуплого профессора и вскоре он исчез среди плотной массы людей. А люди все пребывали и пребывали; пальцы их смыкались с пальцами держащихся за руки счастливцев. Как только вновь прибывшие участники шоу включались в цепочку державшихся за руки, их глаза тут же светлели, невидящий взгляд устремлялся вдаль, лица становились моложе, морщины на них исчезали, складки разглаживались. Они тоже становились счастливыми…

В нос Артура Эдуардовича ударил резкий винный запах, а животом он почувствовал неприятный холодок. Доктор чертыхнулся, сообразив, что пролил на себя остатки вина из бокала. Он так и лежал на диване перед телевизором. На экране взрывались машины, кто-то стрелял, кто-то кого-то бил по физиономии. Доктор Манкевич догадался, что он попросту уснул перед телевизором, и все эти державшиеся за руки люди привиделись ему во сне.

Хмурое и дождливое утро пятницы началось с неприятного чувства необходимости выполнить досадную, но неизбежную обязанность. Несмотря на то что Артур Эдуардович относился к своим старинным, еще со времен школьной скамьи друзьям с симпатией, ежегодные сборища с ними были для него не то чтобы неприятны, а скорее обременительны. Тем не менее традицию, да еще такую устойчивую и многолетнюю, нарушать нельзя.

Давным-давно четыре пацана-сверстника, проживающие в разных парадных одной из панельных пятиэтажек, стройные ряды которых заполняли кварталы тихой спальной окраины большого города, были практически неразлучны. Вместе они пропадали целыми днями во дворах, придумывали игры, хулиганили сообща, а когда в один и тот же год им исполнилось по семь лет, все они попали в один и тот же класс средней школы, расположенной в сером унылом здании типового проекта, возведенном, согласно градостроительному плану, тут же – среди пятиэтажек.