Роган подвёл Селию к мольберту и поставил на него один из рабочих холстов, повёрнутых лицевой стороной к стене. Селия взглянула на холст и в ответ на неё воззрились знакомые проницательные глаза.

– Это же князь! – воскликнула она с восхищённой улыбкой.

– Пока что я закончил только глаза, – сказал Роган, глядя на портрет чуть ли не с нежностью. – Д’Экзиле любезно согласился предоставить мне свой образ во второй раз.

– И по какому же поводу?

Глаза Рогана загорелись творческим возбуждением, как всегда, когда ему в голову приходили идеи, которые его вдохновляли.

– Я задумал серию портретов самых прекрасных и влиятельных людей Лондона.

– Но формально князь не уроженец Лондона, – задумчиво сказала Селия.

Роган слегка рассмеялся.

– Он заявляет, что у него нет родины как таковой. Вполне естественно слышать это от такого вагабонда, как он. Но я знаю точно, что где бы он не появился, он всюду завоёвывает любовь и почитание благодаря своему статусу и личным качествам. Ты удивишься, но несносность его характера сполна окупается его преданностью и страстью, так что люди, как я уже говорил, с удовольствием ищут его общества.

Селия снова взглянула на портрет. Законченные глаза на фоне остального подмалёвка будто жили своей жизнью, лучились странной притягательной силой.

– Мне кажется, я никогда не видела кого-то столь прекрасного, – обронила она, но, спохватившись, улыбнулась. – Так завтрак с виконтом Аластором тоже был посвящён обсуждению этой темы?

– Да! С его помощью уже со следующей недели сюда начнут приходить эти самые прекрасные и влиятельные люди, чтобы позировать мне, так что здесь будет довольно оживлённая атмосфера. – Роган как будто вспомнил о чём-то и его лицо сделалось виноватым. – Я очень надеюсь, что они не помешают тебе работать. Я буду делать всё возможное, чтобы тебя не беспокоили по мелочам!

– Вряд ли они будут искать моего общества, когда рядом со мной будет князь, – рассмеялась Селия. – Особенно, если среди приглашённых будет много девушек.

– К слову об этом: помнишь мою кузину Вильгельмину? Я не видел её пару лет с тех пор как она вышла замуж, и давно хочу пригласить её погостить у нас. Как ты на это смотришь?

Селия, честно признаться, не то что не помнила – никогда не видела Вильгельмину, и её удивило, что Роган об этом забыл, но она только молча кивнула.

– Прекрасно, тогда я сейчас же напишу ей и буду надеяться, что она примет приглашение, – он мечтательно улыбнулся. – Она, должно быть, стала настоящей красавицей.

Селия лукаво улыбнулась и провела кончиками пальцев по его щеке.

– Если она похожа на тебя – можешь в этом не сомневаться.

Роган накрыл её руку своей и нежно поцеловал. Глаза князя внимательно следили за ними, и если бы один из них посмотрел на портрет в эту секунду, мог бы прочесть в них предсказание чего-то зловещего.

– И всё-таки откуда у тебя эта странная идея? – спросила Селия.

Его глаза как-то странно сверкнули, и он посмотрел на портрет Люмьера.

– Д’Экзиле подал мне её. На самом деле это будет не простая серия портретов…

– Господь с тобой, Роган, – поморщилась Селия, слегка отстраняясь от него, – только не говори, что задумал изобразить этих бедных людей…

– Именно.

Его вид стал не менее зловещим, чем взгляд князя минуту назад, и Селию бросило в дрожь.

– У каждого творца должно быть своё знаковое творение, – сказал он с мрачной торжественностью. – И я думаю, что это оно и есть. – Заметив её сомнения и неприязнь, он пристально посмотрел ей в глаза. – Ты веришь мне? Скажи, что веришь в меня, любимая!

Селия снова искоса взглянула на портрет Люмьера, будто он мог подсказать ей ответ.

– Я… я думаю, князь не мог дать тебе дурного совета, – нерешительно улыбнулась она. – Ты знаешь моё мнение по поводу «этих твоих картин»: мне это неприятно, и мне жаль тех, кто станет тебе позировать – они ничем не заслужили такой участи. Но подобные работы получаются у тебя лучше всего, так что мне не остаётся ничего, кроме как поддержать тебя.

Грозность его облика ушла, и лицо Рогана вновь осветилось счастливой улыбкой, будто злой дух покинул тело художника. Он крепко прижал к себе Селию, и она нежно, как мать провинившегося ребёнка, обняла его в ответ.

– «Падение», – пробормотала она. – Странно, я совсем не помню эту картину. Ты сказал, что изобразил на ней князя в первый раз.

– Да.

– Это же одна из «этих твоих картин»?

– Да. Но я совершенно не помню, где она.

– Ты же так гордился ею, – в удивлении отстранилась Селия, – и не помнишь где она?

Его черты лица напряглись, и он натянуто улыбнулся.

– Прости, что отвлёк тебя, дорогая. Полагаю, у нас с тобой ещё есть время до обеда, чтобы немного поработать.

Селия вернулась в свой кабинет, но не нашла в себе сил сесть за стол и приняться за работу. На душе у неё было неспокойно, и всё же она старалась убеждать себя, что виной тому возбуждённое состояние Рогана, отчасти передавшееся ей.

Такой её и нашёл Люмьер. Когда он вошёл, Селия недоверчиво взглянула на часы.

– Вы уже вернулись!

– Как можете видеть, – улыбнулся Люмьер, разводя в стороны руками. – И с хорошими новостями.

Он сел напротив её стола и одобрительно взглянул на стопку исписанных листов, которая образовалась там за время его отсутствия. Селия с трудом заставила себя сесть за стол, ощущая беспричинный страх перед тем, что он называл «хорошими новостями».

– Во-первым, по крайней мере дюжина лучших издателей Лондона приглашена мною на ваш приём.

– Вот как? Это и правда отличная новость, – обронила Селия без особенного энтузиазма.

– Как нам с вами известно, издатель – человек ещё более занятой, чем священник в период пасхальных праздников, – Люмьер иронически изогнул бровь, – так что я просто не смею ручаться, что все они почтят нас своим присутствием, но тем лучше! Пусть потом кусают локти, что не попробовали лучшего вина в их жизни – и не попробуют впредь, прошу заметить, – и не лицезрели лакомого для всего Лондона представления…

– Так вы побывали в театре «Парад дю Дестан»? Что он из себя представляет?

Люмьер слегка поджал тонкие губы, словно его покоробило, что Селия оживилась только сейчас.

– Театр как театр, ничего особенного, – скупо ответил он. – Хотя и должен признать, что он выглядел лучше, чем я ожидал.

– И что же, вы пригласили их выступить на нашем приёме? С кем вы говорили? Неужели с самой Девой-Смерть?

– Далась вам эта Дева-Смерть, в самом деле! – вздохнул Люмьер с видимым раздражением. – Неужели большей диковинки нет во всём Лондоне? Но отвечая на ваш вопрос – да, я пригласил их, и даже застал кусочек их репетиции. Не скажу, что она произвела на меня впечатление, особенно после вашего многообещающего рассказа о них, но молодой человек, который назвался заместителем, и с которым я говорил, был весьма любезен. Для артиста, я имею в виду.

– Значит, вы её не видели, – уточнила Селия. – Мне жутко любопытно взглянуть на неё, потому что никто из тех, с кем я разговаривала, и видел их представления, не смог ничего рассказать. Насколько я поняла, они либо сами ничего о ней не знают – в чём я очень сомневаюсь, – либо не желают делиться увиденным. Всё что я знаю, это то что она очень талантлива и как танцовщица, и как певица, и как музыкант.

– Всё может быть, – примирительно ответил Люмьер, в его голосе слышалась скука. – Ну что же, у вас будет возможность лицезреть эту труппу лично и, надеюсь, она вас не разочарует. Но прошу вас не забывать об истинной цели этого приёма – издатели.

Подготовка к заветному приёму шла полным ходом, и Селия почти не видела Люмьера кроме как по вечерам, когда он просматривал её работу. Любой человек, будучи так занят, выглядел бы как оживший мертвец, но Люмьер, как ни странно, оставался всё таким же бодрым. Селии даже казалось, что его оживлённость стала проявляться ярче, как будто он сам ждал этого приёма с каким-то юношеским нетерпением. Для Селии было загадкой, что именно внушало ему такое предвкушение, но она не тешила себя надеждой, что он, как и она, ждёт возможности представить её рукопись издателям.