— Ну да, ну да… Ладно, болтать с тобой хорошо, а время идёт. Живым я не сдамся. Как насчёт поединка? Ты и я. Победитель получит коня и свободу.

— Победителем ты себя назначил?

— Точно.

— Ты никогда не был хорошим стрелком, Плешивый. Я согласен. Но у меня тоже условие.

— Какое?

— Нас будет двое. Я возьму с собой Улли. Не имею права довериться случаю, поэтому хочу удвоить свой шанс. Согласен?

— Это ты тоже в книжке вычитал?

— Тоже.

Двое против одного? Не совсем, конечно, честно, но и я не один, со мной тот парень, который подстрелил Сэма Колокольчика в третьей калибровке.

— Плевать на тебя, согласен.

Я допил пиво, выглянул в окно. Шериф вышел из-за эшафота и медленно двинулся к салуну. Из-за угла вынырнул Улли, видимо, он в самом деле держал чёрный вход под прицелом. Из оружия у него был только кольт. Они встали, не доходя до веранды шагов двадцать.

— Ну что, Плешивый? Готов?

— Не делай глупости, шериф, — послышалось от ратуши. — Он преступник. Мы не заключаем с преступниками сделок.

— Заткнись, пинки. Это моя земля, я здесь хозяин. А ты навоз на сапогах. Парни, проследите за пинкертонами. Если Плешивый вдруг победит, то никто не должен помешать ему уехать. Я дал слово.

Серьёзное заявление. Если ты дал слово и нарушил его, то можно прослыть лжецом. Никто не будет иметь с тобой дела, и рано или поздно какой-нибудь подросток, зарабатывающий репутацию ганмена, пристрелит тебя в зачуханом городишке типа этого. Так что бояться нечего, дуэль пройдёт честно.

Придерживаясь за стену, я на одной ноге пропрыгал к выходу и остановился на пороге салуна. Опираться на левую ногу было больно, так что тренировка с выхватыванием револьвера вряд ли поможет в предстоящем поединке. Ну да я и без того на это не рассчитывал. В крайнем случае, можно присесть или наклониться. Это даст мне время прицелиться, а противников собьёт с прицела.

— Что встал? — крикнул шериф. — Спускайся на дорогу.

Я спустился. Из-за ратуши выглядывали пинки. По рожам было видно, что с решением шерифа они не согласны, но в стороне стояли двое помощников, которые при необходимости могли это решение подтвердить из дробовиков. Шериф и Улли разошлись подальше друг от друга. Сигнал к началу. Как только они потянутся за револьверами…

На втором этаже банка качнулась занавеска — и меня швырнуло на землю. Следом раздался грохот выстрела. Ноги забились в конвульсиях, горло взбрыкнуло и выбросило изо рта сгустки крови и лёгких. Шериф нагнулся надо мной и усмехнулся:

— Ты всегда был наивным метисом, Плешивый. Глупым, наивным метисом.

— Да ты сам наивный! — я потянулся, чтобы схватить его за грудки.

— Егор, спокойно, спокойно. Вы уже здесь. Вы вернулись.

Я сидел на диване в зале Основателя. Штейн держал меня за запястья, Файгман давил на плечи, прижимая к спинке. Но всё это было не реально. Я вырвался, вскочил, в груди клокотало. Я по-прежнему был на Диком Западе, и поганый шериф, нарушивший слово, хотел меня повесить. Шериф, разумеется, Файгман. Я извернулся и долбанул его пяткой в колено. Куратор взвыл и боковым правой всадил мне в челюсть.

Хороший удар, вырубающий.

В нокауте я находился секунд пять-шесть, потом сквозь пелену бессознания проступили очертания Штейна. Он выговаривал Файгману:

— Вы должны вести себя более сдержано, коллега.

— Мартин, вы сами видели: он ударил меня!

— Это ничего не значит. После калибровки такое бывает. Даже опытные оперативники не всегда способны совладать с эмоциями.

— Вот-вот. Поэтому по регламенту носитель должен ожидать ПС в камере возвращения. Там есть всё необходимое, чтобы успокоится. Вы же, в нарушении правил, настояли на том, чтобы оставить его здесь, а теперь упрекаете меня в несдержанности.

Штейн заметил, что я пришёл в себя.

— Егор, ну, как вы?

Я сделал несколько глубоких вдохов. В груди ломило. Ощущение, что пуля пробивает тело насквозь, уходить не спешило.

— Хреново, господин старший куратор. Выпить есть?

— Шутите? Это хорошо. Пойдёмте ко мне в кабинет, напишите отчёт. В подробностях.

— Да уж какие тут шутки… Вы обещали мне полчаса. А сколько прошло на самом деле?

— Время не имеет значения, Егор.

— В этот раз имеет.

Я чувствовал себя разбитым, и вряд ли это последствия удара Файгмана. Это было тем более странно, что после прошлых калибровок я такого не испытывал.

Мы вернулись в кабинет на третьем этаже, Штейн усадил меня за бюро, подвинул чернильницу, положил перо. Город за окном погружался в темноту, у подъезда здания напротив зажгли фонарь. Штейн подкрутил фитиль лампы, в кабинете стало светлее.

Я повертел перо в пальцах.

— А можно обычную ручку?

— Мы в девятнадцатом веке. Все предметы должны соответствовать своему времени.

— Я таким писать ещё не пробовал.

— В этом нет ничего сложного, просто не окунайте перо глубоко в чернила.

Ладно, постараюсь не окунать.

Я испортил несколько листов, прежде чем смог без клякс и более-менее складно изложить на бумаге то, что пережил в реальности. Некоторые диалоги и сцены в силу их неэтичности пришлось опустить, но в целом получилось правдоподобно. Штейн посмеивался, перечитывая мой опус.

— Что ж, вы пережили интересное приключение, Егор. А теперь ступайте, вам необходимо отдохнуть.

Я вернулся в свою комнату в Белом флигеле. В темноте прошёл к кровати и лёг не раздеваясь. Можно позвать Шешеля. Он наверняка не спит, ждёт моего возвращения. Вот полежу немного и обязательно позову…

Разбудил меня стук в дверь. Сквозь шторы пробивались светлые полосы, значит, уже утро.

— Кто там? Входи, не заперто.

В дверь просунулась голова мальчишки-посыльного.

— Господин Саламанов, я принёс новое расписание.

— Давай сюда.

Мальчишка вошёл в комнату, протянул лист бумаги. Я развернул его. Занятия в библиотеке переносились на послеобеденное время, а с утра у меня теперь была практическая подготовка.

— Что ещё за практическая подготовка? — спросил я.

Но мальчишка уже убежал. Вместо него ответил Слободан.

— Тренировки с холодным и огнестрельным оружием.

Он стоял в дверном проёме как статуя Аполлона Бельведерского, только в одежде. Я всегда мечтал увидеть эту статую в оригинале. Надеюсь, её ваяли не с Шешеля.

— Выглядишь помятым, брат. Так и спал в одежде? Я тебя вчера ждал. Думал, придёшь, расскажешь.

— Я тоже так думал. Хотел полежать немного, и уснул.

— Понимаю. Ладно, идём в манеж, потом поговорим.

Манеж находился на первом этаже в правом крыле. Народу было немного, человек десять, и все в защите, похожей на облегчённый кирасирский доспех семнадцатого века. Я прошёл вдоль длинного ряда стеллажей. Везде оружие, оружие, оружие, начиная от фузей и мушкетов и уходя вглубь веков к примитивным топорам и лукам. Я брал некоторые образцы, рассматривал. В основном это были хорошего качества реплики, похожие я видел, когда ходил в клуб исторической реконструкции.

— Нравится?

Сзади подошёл мужчина. Невысокий, сухощавый, с испанской бородкой; он и одет был как испанский идальго накануне дуэли: короткий жакет поверх белой рубашки, штаны, на ногах мягкие кожаные туфли, на поясе шпага[46] с эфесом в три четверти инкрустированным жемчугом.

— Есть интересные экземпляры, — уклонился я от прямого ответа. — Ваша коллекция?

— В некотором роде. Я преподаватель практических занятий, отвечаю за подготовку оперативного состава. Энрике де Кампос, к вашим услугам, — и указал на стеллажи. — Прошу вас, выберите любое клинковое оружие, каковое посчитаете подходящим себе.

Сначала я хотел взять фалькату. Она как будто специально лежала на виду и просила: возьми меня. Сознание отреагировало на неё как на нечто знакомое и понятное. Даром что ли мы с такой же персов били? Но я не стал торопиться. Выбор оружия процедура ответственная. Я осмотрел верхние полки, потом нижние. Справа у стены лежала шашка. Я взял её, потянул за рукоять. На отполированном до блеска лезвии запрыгали отблески дневного света.