Мои нервы, пучки нервов по всему телу, были подобны тысяче крошечных искр, вспыхнувших одновременно. Я уперлась задницей в его колени и вздрогнула от твердой эрекции, прижавшейся ко мне. Годы накопившегося напряжения свелись к этому моменту.
— Мне всегда нравилось заставлять тебя извиваться. — И тут он замер, его взгляд остановился на шраме на моей груди — том самом, который мне подарил Киптон Донахью. — Кто это сделал? — Гнев в его глазах был осязаем.
Воспоминания о той ночи были как удар хлыста по моей душе. Мне хотелось задрать платье и прикрыть кожу. Я не хотела, чтобы хоть что-то из этого было рядом с нами.
— Пожалуйста, Линкольн.
Он держал мое лицо в одной руке и заставил меня посмотреть ему в глаза. — Кто. Сделал. Это?
Я знала Линкольна. Он не собирался оставлять это без внимания.
— Киптон Донахью.
— Киптон Донахью мертв, — сказал он, не мигая, нервируя и полный злобы — совсем не такой, как его нежные кончики пальцев, пробежавшие по вздувшейся коже на моей груди. — Это он забрал тебя у меня?
Киптон Донахью мертв.
— Что ты только что сказал?
Как я не знала, что Киптон мертв? Почему Грей не сказал мне? Я видела его всего год назад на званом ужине.
Что с ним случилось? Страх пронзил мою кожу. Что, если они убили его? Что, если Грей убил его?
— Кажется, вы забыли, с кем имеете дело. Возможно, пришло время напомнить тебе.
— Ты принадлежишь самому жестокому человеку в Братстве.
Я отмахнулась от мыслей о его руке на горле мужчины той ночью в коттедже, о крови, которая лилась у него изо рта.
— Я сказал, что Донахью мертв. И это хорошо, потому что, если бы он был жив, я бы сам его убил. Он тебя еще где-нибудь трогал? — Его зелено-карие глаза наполнились новой тьмой. — Он причинил тебе еще какую-нибудь боль?
Я услышала слова, которые он боялся произнести. Он изнасиловал тебя?
Мой пульс участился, и я проглотила застрявший в горле ком. Слезы навернулись на глаза, но я заставила себя отмахнуться от них, моргнув. Слишком много ужасных воспоминаний нахлынуло на меня разом. — Нет. Это случилось очень давно, и я не хочу говорить об этом сейчас. — Я прижалась лбом к его лбу, приблизив свой рот в сантиметрах от его губ. — Линкольн, пожалуйста. — Я умоляла его очистить мой разум от воспоминаний.
Он вернул свою руку обратно, чтобы прижать мое лицо. — Пожалуйста, что?
Пожалуйста, поцелуй меня.
Пожалуйста, прикоснись ко мне.
Пожалуйста, трахни меня.
Пожалуйста, ради всего святого, просто заставь меня забыть.
— Просто... пожалуйста.
Не успело слово вылететь из моего рта, как его губы оказались на моих. Его язык побуждал их раздвинуть. Его рука скользнула к моей шее, удерживая меня, пока его рот терзал мой. На вкус он был как дым и алкоголь, и я потерялась в этом. Опьяненная им. Под кайфом от его поцелуя. Он присосался к моему языку, злобно и резко, словно пытаясь втянуть меня в себя. Затем он зарычал на мои губы. Он был глубоким, собственническим и всепоглощающим.
Это было слишком сильно. И недостаточно. Моя задница прижалась, все глубже и глубже впиваясь в его колени, охотясь, ища, умоляя о толщине с другой стороны его молнии. Я извивалась так сильно, что мои трусики сместились в сторону, и моя голая киска терлась о его твердый член. Грубая ткань была жестока к моей нежной коже, но мне было чертовски все равно. Он сжал мою шею, притягивая меня еще глубже в поцелуй. Я снова двинулась. Линкольн приподнял бедра. Вот так. Прямо к моему клитору. Чуть сильнее. Да. Блядь, да. Боже, да. Это. Я нуждалась в этом. Все мое тело начало гудеть, пока я не застонала в его рот и не кончила от оргазма, такого сырого, такого мощного, такого чертовски интенсивного, что все мое тело задрожало.
Линкольн отстранился от моего рта, прикусив нижнюю губу, когда отстранился. — Господи, Птичка. Ты только что кончила мне на колени, а я еще даже не прикоснулся к тебе. — Его голос был бездыханным и грубым.
Я сделала.
И я была потрясена.
Я должна была стать сексуальной и соблазнительной женщиной. Вместо этого я была той же жадной и озабоченной девочкой-подростком, которая когда-то давно застала его за дрочкой.
Какой ужас.
Я положила голову ему на плечо.
Он схватил меня за шею, позволяя своим пальцам захватить мои волосы и оттянуть мою голову назад. — Эй. Не делай этого.
— Чего не делать?
— Прятаться от меня. Никогда, блядь, не прячься от меня. — Он притянул меня ближе к своей груди. — Теперь ты у меня. И я еще не закончил с тобой.
— Не здесь. Кто-нибудь может войти и увидеть нас. — Татум может войти и увидеть нас.
— Мы все еще делаем это?
Завтра была свадьба Татум, и я не собиралась портить ее тем, что она узнает, что я трахаюсь с ее братом. Я скажу ей до того, как мне придется уехать, а это было гораздо раньше, чем я хотела. Грей дал мне двадцать четыре часа. Он сказал, что слишком долгое отсутствие будет выглядеть подозрительно. Я ненавидела этих мужчин и тот контроль, который они, казалось, имели над всем. Каспиан и Татум нашли выход. Я бы отдала все, чтобы сделать то же самое.
— Пока, — ответила я, затем попыталась соскочить с его колен.
Он впился пальцами в мою плоть. — Откуда ты знаешь, что я еще не рассказал ей?
Я почувствовала, как весь цвет исчез с моего лица, а легкие сжались.
Затем Линкольн рассмеялся. Боже, как приятно было слышать его смех. Даже если это было за мой счет.
Он не сказал ей.
Я шлепнула его по груди. — Ты мудак.
— Я твой мудак.
Внезапно меня подняли в воздух. Мои руки обвились вокруг шеи Линкольна, а мое тело прижалось к его. Он всегда был в хорошей физической форме, но сейчас он был сплошной стеной мышц. Жира в теле, наверное, четыре процента. Черт. Он ухмылялся, неся меня по коридору в одну из спален — как я поняла, свою.
Он отпустил меня достаточно надолго, чтобы снять с меня трусики, а затем расстегнул свои брюки. — Ты обманула, птичка. — Его глаза темнели с каждым вздохом, когда он проводил нас спиной вперед к окну, задирая мое платье на талии. Шторы были открыты, позволяя мягкому сиянию лунного света заполнить комнату. — Ты заставила себя кончить на мои брюки. — Одной рукой он провел по моему горлу к губам, заставил открыть рот и ввел внутрь большой палец. Другой рукой он стянул трусы и джинсы на бедрах.
Я провела языком по его пальцу, всасывая его, пробуя его палец на вкус, как я хотела попробовать его член. Мои глаза были сосредоточены на том, как другая рука потянулась вниз, чтобы погладить его член. Боже мой. Если бы вы искали в словаре Urban Dictionary словосочетание — энергия большого члена, фотография Линкольна Хантингтона была бы первым, что вы увидели. Не было на свете мужчины, который наслаждался бы собственным телом больше, чем Линкольн. Его рука двигалась вверх и вниз по его длине с рвением человека, который знает, что такое чистое удовольствие, и не остановится ни перед чем, чтобы достичь этого пика. Моя киска пульсировала при виде этого. Я жаждала его. Я нуждалась в нем. Как бы мне ни нравилось наблюдать за ним, я хотела большего.
— Как ты думаешь, что мне с этим делать? — Штрих. Он отнял руку от моего рта и положил ее на стекло рядом с моей головой, затем приблизил свое лицо к моему. Я наслаждалась тенором его голоса, позволяя его знакомому гулу поглотить меня целиком. — Думаешь, я тоже должен заставить себя кончить? — Штрих. — По всему твоему красивому платью?
Да.
И нет. Я хотела этого. Я хотела быть причиной того, что он кончил. Я хотела чувствовать его внутри себя, пульсирующего и толстого.
Я раздвинула губы, чтобы ответить, но во рту было сухо.
Он закрыл глаза и стал двигать рукой быстрее. Сильнее. С каждым движением его дыхание осыпало мое лицо поцелуями.
Я прижалась к нему всем телом, заставляя его остановиться. — Нет. — Мой голос дрожал от сырой потребности.