Но потом Лирика схватила меня за руку и попросила забрать ее, сбежать, оставить боль позади. И это было то, что я сделал. Я стал ее побегом. Мы стали побегом друг для друга. До той самой ночи, когда я взял ее за руку и завел слишком далеко.

Она умерла из-за меня. Я знал, что она не принимала наркотики. Это была та часть меня, с которой она не хотела иметь ничего общего. И все же я явился к ней в квартиру с пакетиком и попросил ее понюхать его на моем члене, не заботясь о том, сказала бы она да или нет. Я все равно трахнул ее. Я трахал ее, когда мой член был покрыт кокаином, и ее сердце перестало биться из-за этого.

Теперь уже не было выхода. Остались только ненависть и ярость.

Сегодня была ночь борьбы. Священная ночь. Более известная как Священный вечер. Это была единственная ночь, когда мои демоны могли свободно разгуливать. Я дрался всего три раза в год, потому что тренировался усердно и дрался еще усерднее. Я не мог нагружать свое тело. В остальное время я просто принимал гостей.

Всегда собиралась толпа.

Всегда находился какой-нибудь новый панк, у которого было больше мозгов, чем таланта.

Всегда была кровь.

И никто не попадал туда без приглашения.

Мой отец, который готовился вбросить свое имя в президентский бюллетень, ежедневно напоминал мне, что внешность — это все. Возможно, именно поэтому я решил выглядеть как Смерть — потому что я был таким. Неприкасаемый. Ненаказуемый. Несокрушимый. Неискупимый.

В моей жизни была одна хорошая и совершенная вещь, и я убил ее. Она никогда больше не улыбнется, никогда больше не засмеется, никогда больше не развалится на моем члене. Один взгляд в зеркало на череп, нарисованный на моем лице, и я вспомнил о том, что я сделал той ночью, о том, кем я был на самом деле. Смертью.

И храни Господь любого ублюдка, который ступит в клетку вместе со мной.

Люцифер навострил уши, и его голова поднялась с того места, где он лежал на полу в ванной. В его груди раздалось низкое рычание. Он никогда не лаял. Да и не нужно было. Его рыка было достаточно, чтобы взрослый мужчина наложил в штаны.

Я бросил щетку в раковину и спрыгнул со стойки в ванной. Через секунду кто-то постучал в мою дверь. Кому нужна охранная система, когда у тебя есть стодвадцатикилограммовый ротвейлер?

Люцифер рысью проскакал рядом со мной до самой двери. Его тяжелые лапы стучали, стучали, стучали по деревянному полу. Мы были одинаковыми, Люцифер и я. Внешне страшные, как черти, преданные до мозга костей, и мы оба порвали бы глотку любому, кто сделал бы нам гадость. Без него я никуда не ходил.

Дьюс, мой тренер, был на другой стороне.

— Бои начнутся только через час, — сказал я ему, не предлагая открыть дверь и впустить его.

Он протянул букет роз. — Как обычно. Решил занести их и проведать тебя.

Он имел в виду: "Я хотел убедиться, что ты не под кайфом". Ублюдок уже должен был догадаться. Я не трахался со своим телом, когда тренировался. Борьба заменила мне наркотики. Мне они были не нужны, когда я был сосредоточен на чем-то другом.

Я схватил розы. — Спасибо. — Затем я закрыл дверь, не сказав больше ни слова. Я спустился вниз и укутался, когда пришло время. У меня не было настроения читать лекции. Мне их хватало от отца.

Пластиковая упаковка хрустнула, когда я бросила букет на стол у двери. Красные розы выделялись на фоне прозрачной целлофановой обертки. Лепестки напомнили мне о Лирике, о том, как она срывала их и пускала по ветру на похоронах своей мамы.

— И огонь, и роза — едины. — Т.С. Элиот.

По словам Элиота, роза была божественным символом любви, а огонь олицетворял чистилище. Мое сердце было поглощено адом, в котором я оказался. Ничто не подводило итог моей жизни лучше.

Вот почему после каждой драки я обмакивал одну из них в жидкость для зажигалок и поджигал, прежде чем передать ее кому-нибудь, кому угодно, обычно девушке с лучшими сиськами в толпе. Для меня это не имело значения. Все они были безымянными лицами.

Я сорвал цветок из букета, скормил Люциферу кусок красного мяса и заглушил голоса в своей голове Агнцем Божьим. Час спустя я сидел внизу на стуле, пока Дьюс обматывал мне руки.

По другую сторону двойных дверей, в зале, где была установлена клетка, толпа скандировала и аплодировала, когда Большой Тим объявлял следующий бой. Музыка гремела через звуковую систему, передавая электрическую энергию по всему зданию, пока боец шел к клетке. Я знал, что свет снаружи погас, оставив лишь красное свечение от нескольких прожекторов и яркий свет над клеткой. Начался обратный отсчет. Еще два боя, потом наступит моя очередь. Это был момент, когда мое сердце должно биться. На лбу должны были проступить бисеринки пота. Но я был так же спокоен, как и в тот момент, когда рубил стейк Люцифера ножом для разделки мяса.

— Тебе нужно сбавить обороты, иначе ты самоуничтожишься, — сказал Дьюс, затягивая ленту. — Драки. Пьянство. — Он посмотрел на меня. — Наркотики.

Я покрутил зубочистку между зубами. — Мне теперь называть тебя папой? Ты собираешься начать трахать мою маму и отдавать приказы?

Он затянул ленту туже, чем нужно. — У нее хорошая задница...

— Ты же знаешь, что тебе не нужно применять ко мне тактику — разозли его, чтобы он разозлился, верно? — Во мне было достаточно злости, чтобы разжечь дюжину драк. А может, и больше.

Он подмигнул. — Кто сказал, что это тактика?

Придурок.

Я закатил глаза и встал, стул скользнул по полу, когда я встал.

Дьюс держал несколько подушечек и помогал мне разогреться. Моя кровь бурлила, адреналин струился по венам. Этот кайф не был похож ни на какой другой. Здесь мои демоны разворачивались с каждым ударом. Здесь они находили свой покой. Они были спокойны, пока я сражался. А когда все было кончено — когда я был весь в поту и крови и смотрел, как мое метафорическое сердце загорается, — они улыбались своими злыми улыбками и заползали обратно в глубины моей души.

Большой Тим назвал мое имя, а затем заиграла моя песня Psycho группы Breaking Benjamin. Это был мой гимн. Это было мое время.

Я кивнул Итану, когда шел к клетке. Он всегда был здесь. Каждый раз, блядь. Я умолял его тренироваться со мной, но он был скорее миротворцем. Может быть, поэтому мы работали как друзья. Инь и Янь или еще какая-нибудь херня.

Рефери натер вазелином мои брови и щеки, затем Дьюс похлопал меня по плечу.

— Ты готов оттрахать его? — спросил он, кивнув в сторону парня в черно-золотых шортах по другую сторону клетки.

Я кивнул, пока судья вставлял мне капу.

Мои демоны усмехнулись.

Да. Мы готовы.

Глава

22

Лирика

Грей наконец-то согласился устроить официальный званый ужин. За все время моих скитаний по этому месту я даже не подозревала, что здесь есть бальный зал. Наверное потому, что он располагался в одном крыле дома, которое он держал закрытым.

Комната была большой и открытой, с окнами от пола до потолка, выходящими на задний сад. Крошечные блики света плясали по полу, когда солнце отражалось от хрустальных люстр. Мраморный пол был свежо отполирован, и разносчики вносили вазу за вазой со свежими цветами. В воздухе стоял возбужденный гул, когда все работали рядом друг с другом. Я чувствовала энергию до самых костей. В какой-то момент мне даже показалось, что я хожу и напеваю.

Миссис Мактавиш стояла в одном конце комнаты и раздавала белые льняные скатерти молодым людям в темно-зеленых поло и джинсах. Я потянулась за одной из скатертей, но она выхватила ее обратно. — Хозяйка дома не украшает. — Она поджала губы. — Она делегирует полномочия.

— Я не против помочь. — Помогать было лучше, чем читать в библиотеке или оставаться одной в своей комнате. И я ненавидела, когда меня называли хозяйкой дома. Это было похоже на ложь, особенно теперь, когда я знала, что этот титул предназначался кому-то другому.