— Мой отец найдет меня. Мои друзья найдут меня, — сказала я Киптону сквозь стиснутые зубы.

Он крепко сжал кулак в моих волосах и откинул мою голову назад. — Никто не придет. Они все думают, что ты мертва.

Стены начали приближаться ко мне, и дрожь пробрала меня до костей. Пол был похож на зыбучий песок, грозящий поглотить меня целиком. Мое сердце бешено колотилось, а слезы застилали глаза. Мне хотелось упасть на колени, но я не хотела позволить ему победить.

Они все думают, что ты мертва.

Теперь все имело смысл.

Передозировка наркотиков.

Слезное прощание с отцом.

Быть запертым в собственном теле.

Я была здесь, чтобы доказать свою правоту, свести счеты с жизнью.

Меня похитили.

Киптон кивнул головой в сторону круглой комнаты. — Думаю, теперь твоя очередь. — Затем он толкнул меня в центр комнаты.

Я споткнулась, но быстро поймала равновесие.

Темноволосый мужчина, который выглядел немного старше Линкольна, поднял голову со своего места за столом. — Имя, — сказал он просто. Его голос был суровым, а взгляд окинул меня с головы до ног.

Я бросила на него взгляд.

Киптон прошел в центр комнаты и остановился прямо за мной. Он провел рукой по передней части моего тела, положив лезвие чуть ниже ключицы. — Я бы не хотел, чтобы это было грязно. Назови им свое имя.

— Возьми швабру, придурок, потому что я не дам им ни хрена.

Он надавил на лезвие, рассекая мою кожу и прочерчивая дорожку по груди, над грудью, останавливаясь прямо над соском. Река крови стекала по моей плоти и пачкала чистый шелк. Мои глаза слезились от раскаленной до бела агонии, пронизывающей все мое тело.

— Мне продолжать?

— Нет! Остановись. Господи. Лирика. Меня зовут Лирика Мэтьюс.

Мужчина на том конце встал. Он выглядел так, будто его место в журнале: темные волосы, достаточно длинные, чтобы свисать перед его пронзительными голубыми глазами, и идеально симметричные черты лица. Джеймс Дин в стиле Кэри Гранта. Его плюшевый рот искривился в ухмылке. — Она моя.

Киптон вытер окровавленное лезвие о штанину своих брюк и улыбнулся. — Лирика Мэтьюс, познакомься с Греем Ван Дореном. Теперь ты принадлежишь ему.

Глава

13

Лирика

Мне хотелось кричать и кричать: «Вы не можете владеть людьми», но это было бы бесполезно. Они уже перешли к следующей девушке. Единственной моей надеждой было найти способ выбраться отсюда... живой. Кто, блядь, были эти люди? Сколько их было? Что случилось дальше?

Из одного из многочисленных коридоров появилась фигура в капюшоне и схватила меня за мантию. Кровь из моего пореза тут же испачкала белый шелк. Серебряная маска с замысловатой резьбой закрывала лицо мужчины, скрывая его личность. Это мог быть Линкольн, насколько я знала. Но это был не он. Мое тело распознало бы его присутствие. Но это мог быть он.

Мне хотелось, чтобы так оно и было, хотелось, чтобы он каким-то образом придумал план, как пробраться сюда и спасти меня от этого безумия. Очевидно, я слишком доверяла фильмам о девчонках и романтическим романам. В реальном мире герой не прилетает и не спасает девушку, попавшую в беду. В реальном мире девушка должна была взять меч и спастись сама.

Парень в капюшоне выдернул меня из комнаты. Мои босые ноги волочились по полу, несмотря на то, что я пыталась вырваться из его хватки. Мои пальцы вцепились в его предплечья, заставляя его крепче сжимать мою мантию, распарывая ее спереди. Потрясающе. Теперь я бросалась в глаза любому, кто решит пройти мимо — не то чтобы это кого-то волновало. Это было такое место, где никто не мог услышать, как ты кричишь. А тем, кто слышал, вероятно, это нравилось. Я перестала бороться с ним достаточно долго, чтобы натянуть халат.

Он потащил меня по длинному коридору, освещенному только красными бра на каменных стенах — точно такими же, как в Палате, а затем вывел наружу через арочную деревянную дверь. Порез, который мне сделал Киптон, адски жег от ночного воздуха. Я плотнее притянула халат к груди, как будто это должно было помочь.

Не помогло.

Я огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы подсказать мне, где мы находимся. Все, что я видела, это заднюю часть здания, похожего на церковь, гравийную дорогу и деревья.

Подъехала гладкая черная машина, и парень в капюшоне открыл заднюю дверь, а затем затолкал меня внутрь. Он даже не потрудился убедиться, что я пригнула голову. Хорошо, что я была внимательна. Через секунду мужчина, который стоял в большой круглой комнате и требовал меня — Грей, как они его называли, — забрался внутрь и скользнул по кожаному сиденью, остановившись, когда его бедро коснулось моего. Я вздрогнула, когда дверь машины захлопнулась.

Он положил руку мне на колено. — Расслабься, малышка. — Его акцент сказал мне, что он не американец. Я не была уверена, что это хорошо.

Малышка. Он сказал это как ласкательное слово, но я его ненавидела. Мое сердце жаждало, чтобы меня называли Птичкой, хотя у меня было чувство, что я никогда больше не услышу этого имени. Злость кипела в моем нутре. Этот человек не имел права использовать прозвища вместо моего имени. Он не заслужил этого права.

— Меня зовут Лирика. — Не то, чтобы его это волновало. Он думал, что теперь я принадлежу ему. В его понимании мое имя было таким, каким он хотел его видеть.

— Я не причиню тебе вреда.

И я должна была в это поверить? Он знал Киптона, человека, который считал, что это нормально — навязывать контроль над рождаемостью целой нации, а затем заставлять исчезнуть любого, кто угрожал ему в этом. Этот человек был одним из них. Не говоря уже о том, что, если он "владел" мной, он, должно быть, просто купил меня. Как приз на аукционе. Мне было интересно, за сколько меня купили. Вздрогнул ли он, когда выписывал чек? Сделала ли я хотя бы вмятину на его банковском счете? Мой разум кричал: «Чего стоила моя жизнь?»

Я перекинула одну ногу через другую, выдернув колено из-под его руки, и прислонилась лбом к окну. Я понятия не имела, где мы находимся, но было очевидно, что я больше не в Нью-Йорке. На двухполосной дороге не было других машин, кроме нашей, и даже в темноте я видела силуэты холмов в лунном свете. Высоких зданий на горизонте не было, лишь изредка в далеком окне вспыхивал янтарный свет.

Моя грудь болела, и не только из-за пореза. Она физически болела, словно огромный груз лежал на мне, и было трудно дышать.

Я скучала по Линкольну.

Я скучала по Татум.

Я скучала по отцу.

Боль, написанная на его лице, была тем, что я никогда не забуду, пока живу. Как он не заметил меня? Почему он не знал, что я все еще где-то там? Я хотела бороться, хотела кричать. Мне нужно было, чтобы они знали, что со мной все в порядке. Как долго меня не было? Что они все сейчас делают? Были ли у меня похороны? Как вообще можно похоронить пустой гроб?

Дорога изогнулась, открывая вид на большой водоем. Волны были спокойными, слишком спокойными, чтобы быть океаном. Возможно, это река или озеро. В отражении лунного света плясала рябь. Это напомнило мне озеро Крествью, где я впервые встретила Татум. Может быть, мы поехали на север штата. Может быть, мы были не так уж далеко от дома.

Я думала о том, что буду ждать следующего поворота дороги, что водитель притормозит настолько, что я смогу открыть дверь и выпрыгнуть. Как далеко я смогу убежать? Волна адреналина пронеслась во мне при мысли, что я действительно могу это сделать.

— Где мы? — спросила я, не глядя на мужчину, сидящего рядом со мной.

— В Эдинбурге. — Его голос был ровным, не тронутым моим присутствием.

Я подняла голову от бокала. — Эдинбург? — Я знала только один Эдинбург. Я узнала о нем на уроке географии в девятом классе.

— Шотландия, — добавил он.

Я перевела взгляд на него, надеясь, ожидая, молясь найти там намек на юмор. Но его не было. Вместо этого я встретила глубокий синий взгляд. Как он мог быть таким спокойным?