«Послушай, — говорит, — назначил я тебя

Любовницы моей супругом.

Возьми ее ты за себя,

А я за то тебя

Пожалую в чины, и будешь ты мне другом».

Осла, не как других, раздумье не берет:

Осел в бесчестье не зазорен,

На предложенье льва осел тотчас сговорен,

Сказав: «Хоть чести мне в женитьбе этой нет,

Как говорит и судит свет,

Да милость львиную она мне обещает.

К тому и меж людьми то ж самое бывает».

ПЧЕЛА И КУРИЦА{*}

С пчелою курица затеяла считаться

И говорит пчеле: «Ну, подлинно, пчела,

Что в праздности одной ты век свой изжила;

Тебе бы тем лишь заниматься,

Чтоб на цветки с цветков летать

И только мед с них собирать.

Да полно, и о чем ином тебе стараться?

Довольно, что лишь мы не в праздности живем

И в день по яйцу хозяину несем».

— «Не смейся, курица, — пчела на то сказала.—

Ты думаешь, чтоб я тебе в том подражала,

Когда ты, встав с гнезда, с надсадою кричишь,

Что ты яйцо снесла, и всем о том твердишь.

А я, ты думаешь, без дела все бываю,

Затем что я труды свои не разглашаю.

Нет,

Ошибаешься, мой свет!

А в улей загляни: спор то́тчас наш решится;

Узнаешь, кто из нас поболее трудится.

С цветков же мед <сбираем> мы другим,

А что при нашей мы работе не шумим,

Так ведай ты, что мы не хвастуны родились;

А тот, кто хочет рассуждать,

В чем мы трудами отличились,

Учиться должен вкус в сота́х распознавать.

К тому ж природа нас и жалом наградила

И как употреблять его нас научила,

Чтоб им наказывать несносных хвастунов

И пустословцев тех, глупцов,

Которы о делах так вредно рассуждают,

А сами их не понимают.

Так полно, курица, болтать,

Чтоб жала моего тебе не испытать».

Пренебрегатели поэзии, внемлите,

Которые ее злословием язвите:

Примером притча вам здесь может послужить

Поэзия пчелой смиренной будет слыть,

И вот примера вам начало;

А курицы пусть здесь хулитель примет вид,

И притча вам тогда всю правду говорит.

Хулитель! можно ли, что будто бы нимало

В поэзии наук, ни пользы не бывало?

Уймись, хулитель, ты в злословии, постой;

Ты пользу тем самим уж видишь над собой,

Что притча истину лицом изображает,

Котору без лица глупец не понимает,

ВДОВА{*}

Нет, полно больше согрешать

И говорить, что жен таких нельзя сыскать,

Которые б мужей сердечно не любили

И после смерти бы их то́тчас не забыли.

Я сам, признаться, в том грешил

И легкомыслия порок на жен взносил;

Но ныне сам готов за женщин я вступиться

И в верности к мужьям за них хоть побожиться.

Жена, лишась супруга,

«Лишилась, — вопиет, — тебя я, мила друга,

И полно мне самой на свете больше жить!»

Жена терзаться, плакать, рваться,

Жена ни спать, ни есть, ни пить,

Жена на то идет, себя чтоб уходить.

Что ей ни говорят и как ни унимают,

Что в утешение ее ни представляют,

Ответ жены лишь тот: «Жестокие, мне ль жить,

Мне ль жить, лишася друга мила?

Нет, жизнь моя — его осталася могила!»

А этим всем ее отчаянным словам

Свидетель точный был я сам.

Вот мужа как жена любила!

Ну, это подлинно не знаю, как почтить.

Возможно ль быть,

Чтоб мужа мертвого так горячо любить?

Везут покойника к могиле хоронить

И опускают уж в могилу.

Жена туда же, к другу милу,

Всей силою за ним бросается в могилу.

Ужли б и впрям зарыть себя она дала? —

Нет, так бы замужем чрез месяц не была.

ЧУЖАЯ БЕДА{*}

Ужли чужой беде не должно помогать?

Мужик воз сена вез на рынок продавать.

Случился косогор: воз набок повалился.

Мужик ну воз приподымать,

И очень долго с возом бился

Да видит, одному ему не совладать.

Прохожих в помощь призывает,

Того, другого умоляет.

Тот мимо и другой,

Всяк про себя ворчит «Да что-ста, воз не мой,

Чужой!»

Услуга никогда в потерю не бывает.