Вещать, как тот врагов был флота истребитель. Имеется в виду Алексей Григорьевич Орлов (1737—1807), брат фаворита Екатерины II Г. Г. Орлова, командовавший во время войны с Турцией русским флотом на Средиземном море. Хотя действительные заслуги Орлова были невелики, он прославлялся как герой; в 1770 г. получил почетное наименование «Чесменский» за победы русского флота над турецким в Чесменской гавани.
Панин Петр Иванович, граф (1721—1789) — военный и государственный деятель, генерал; командовал русскими войсками, взявшими в 1770 г. турецкую крепость Бендеры. Под «примирителем», возможно, подразумевается брат П. И. Панина — Никита Иванович Панин (1718—1783), возглавлявший иностранную коллегию и во многом способствовавший заключению Кучук-Кайнарджийского мирного договора с Турцией (1774).
Румянцев (Задунайский) Петр Александрович (1725—1796) — выдающийся русский полководец, генерал-фельдмаршал, отличившийся в Семилетней войне (1757—1763) и в русско-турецкой войне 1768—1774 гг.
Сатира на поклоны. Печ. впервые по автографу (ПД, архив В. В. Капниста). Тематически примыкает к «Сатире II. На худое состояние службы...» и написана, по-видимому, также в1781 — начале 1782 г. (см. примеч., стр. 331).
При бережи — обрегая.
Повелит — повелевает. В изд. Грота опубликованы два прозаических плана сатиры (стр. 350—351):
<1>. «В сатиру на поклоны. Добро, другим еще таки простительно, что ездят на поклоны, чтобы добиться или какого-нибудь чина или места, где бы на счет казны себя обогатить было можно. Но ты, который уж имеешь миллионы, ты для чего туда ж несешься на поклоны, и уж чины за те ж миллионы сверх того получил? Скажи, дай в том отчет! Или разве для того ты разъезжаешь, чтобы еще число миллионов своих умножить, или для того, что ты боишься, чтобы опять какими-нибудь коварными прицепками их не потерять? Когда для того, так я тебе <укажу> другой способ, из жалости к тебе, чтобы тебе с толстым своим брюхом, крехтя и проливая ручьи потовые, лазя по лестницам и выходя и садясь по сто раз в карету в один выезд, не надсадить себя. Какой ты дуралей! Разве ты, вместо того чтоб самому на поклоны разъезжать, сам не умеешь гостей назвать и сделать обед и жирный и вкусный, такой, чтоб ты на целый год прав был и, не боясь подводов никаких, год целый в покое жил; а гостям твоим став памятен обед твой навесь год, ты прожил бы тогда год целый без хлопот? Простак, вот как учися жить. Не правда ли моя? Конечно, скажешь: так. Да только, чур, смотри, чтоб у тебя на столе куски были бы все жирные, всё новая новинка, устерсы первого привозу, вина столько, чтобы и лакеям твоих гостей девать было некуда. Ведь если и они довольны будут, так ведь это подчас поможет не мало: тогда от них за докладом, конечно, не станет, если от тебя приказчик, не только сам ты приедешь. И не только ту пользу увидишь, что скоры будут на доклад, но он и в том тебе угодит, что скажет, что барин его про тебя говорит, и как дело твое, когда какое случится, в каком оно положеньи и как оно идет. Вот как учися жить. А полно с толстым брюхом тебе на поклоны ходить».
<2>. «Вот каково служить: я, например, расположен писать что-нибудь, а вдруг встревоженный мой дух как будто на ухо мне скажет: «Нет, не до письма теперь: ты вот там-то и там давно на поклоне не был; ступай со двора туда, чтоб на тебя за то не осердились...»
В архиве Грота имеется также стихотворный набросок:
В САТИРУ НА ПОКЛОНЫ
Но кто тебе велит? не хочешь, так не езди.
Смешон ты! Служба так велит.
Ведь не поедешь, так и место потеряешь.
И нечем будет жить.
Сатира на честных и ученых людей, что оник местам государственным не способны, или Сатира на изречение нек<оего>..., что лучше к местам определять людей не знающих, а смирных. Печ. впервые по автографу. Основная мысль этой сатиры развивается также в прозаическом плане басни «Был меж зверей выбор...» (см. стр. 290).
Клит — условное литературное имя.
На корыстолюбие. Печ. впервые по автографу. Ст. 27 остался неотделанным. Тематически к сатире непосредственно примыкает прозаическая аллегория «Изображение корыстолюбия»: «Сие чудовище ходит и летает повсюду, не зная никогда покоя. Глава его состоит из одних только пастей, и сколько пастей, столько и глаз, кои беспрерывно озираются о получении добычи. А руки, противу длины всего тела от самых плеч даже по конец оных, сплошь из острых когтей, коими сие чудовище все видимое заграбить старается. Утроба оного подобна престрашной горе, но завсегда зрится пустою, и оно беспрестанным своим хождением и проложенными следами истоптало всю вселенную» (архив Грота).
Письмо к г. К., сочинителю Сатиры I. Впервые(ст. 1—22) — в примечаниях к изд.: В. В. Капнист. Собрание сочинений в двух томах. Т. 1. М.—Л., 1960, стр. 707 (по первоначальному варианту автографа). Печ. по автографу, с учетом правки. «Письмо к г. К » (Капнисту), как и басня «Черви» (см. стр. 88), — непосредственный отклик на полемику, вызванную появлением «Сатиры I» Капниста («Санкт-петербургский вестник», 1780, июнь). Литературный скандал, возникший вокруг сатиры, где Капнист задел многих известных литераторов (имена их, прозрачно зашифрованные, приведены в «Письме...» Хемницера), получил отражение и в печати. В «Санкт-петербургском вестнике» (1780, сентябрь) появилось «Письмо к г. К., сочинителю сатиры первой», автор которого (скрывшийся за инициалом Д.) обвинял Капниста в оскорблении «людей, отменившихся как достоинствами, знаниями, так и заслугами своими», в том числе «Весевкина, Никошева и прочих», «сочинениями своими прославившихся в публике». Что касается «слога» сатиры, то анонимный критик упрекал Капниста в заимствованиях из других писателей, в первую очередь из Буало. Послание Хемницера в значительной части представляет собою ответ критику «Санкт-петербургского вестника», что явствует уже из совпадения заглавий. Тем самым «Письмо к г. К. ...» можно датировать осенью 1780 г. В бумагах Хемницера сохранился «Ответ по литературным неприятелям» с возражениями на обвинения Капниста в плагиате: «Те, которые, вступясь за сочинителей дурных сочинений, против меня вооружатся и взнесут, будто бы я обокрал Боало, так как и про Боало сказали, что он обокрал Горация, тем отвечаю я точно тем же, чем отвечал защитникам Шапеленовым, Моисея, Ионы и пр. их сатирик. Перевод из Боало: mes ennemisne peuvent pas faire un plus bel eloge qu'en supposant mes satires traduites de ce grand Poete et je m'etonne apres cela qu'ils osent parler contre moi et pour les mauvaises ouvrages que j'attaque.[1](Что я лучшей славы моим сочинениям не желаю как той, чтоб их называли неприят<ели> мои переводом Боало. Перевод ли они ли нет — прочим судить оставляю. Пусть будут они перевод; я и на то согласен; но пусть лучше их читают как перевод, нежели как бы, называя их подлинником, об них не знали)». Требование Хемницера исключать из сатир прямые указания на конкретные лица сформулировано и в целом ряде его черновых заметок: «Хоть вместо одного сердиться многие будут, когда ты прямо не назовешь, да тем более число своих глупцов узнаешь; потому что как скоро кто на тебя покосится, считай, что, верно, и он себя в картинах твоих находит, хотя ты про кого и не думал; и имея в уме, пишучи картины, 10, узнаешь через то еще о 20...» Во второй редакции сатиры (1783) Капнист снял прямые намеки на писателей и снабдил ее примечанием, где писал: «...Как сочинитель приметил, что злословие относило к лицам изображаемые в ней (сатире. — Ред.) пороки вообще, то перестал писать сатиры...»
Рубов — Рубан Василий Григорьевич (см. примеч. к эпиграммам на Рубана, стр. 343),
Косницкий — Козицкий Григорий Васильевич (1724—1775), литератор, служил в канцелярии фаворита Екатерины II Г. Г. Орлова, затем был статс-секретарем императрицы. В сатире Капниста называется не он, а другой литератор — Федор Яковлевич Козельский (в сатире — Котельский), автор многих од в честь императрицы, Румянцева, Панина и др.