— Смотри, отец! — прошипел Флегонт, более не скрывая кипящей в нём ненависти. — Как бы тебе не раскаяться.

— Я каюсь только перед моим духовником, — отозвался барон. — У тебя всё? Лошади уже отдохнули. До заката солнца вы должны покинуть мои владения. Менно проводит вас. Надеюсь, вы никого не забудете по дороге.

— У меня всё! — вскочил на ноги Флегонт.

Он шагнул к двери, но вдруг остановился и посмотрел на Нору все тем же цепким жадным взглядом, какой он то и дело обращал к девушке.

— Ты нас не представил, — неожиданно спокойным тоном произнёс брат-заступник. — Это — моя сестра? Дочь той женщины?

— Нора — дочь моей второй жены, — спокойно ответил барон, но Вейма почувствовала, как впервые за весь разговор в нём закипел подлинный гнев. — Законной жены.

— Ах, разумеется, — с непонятной Вейме издёвкой отозвался баронский сын. — Сестрица, рад был тебя повидать. Ты выросла. Когда я видел тебя в прошлый раз, ты была маленьким свёрточком… а теперь взрослая девушка… красивая девушка…

— Поди прочь! — не выдержал барон. Флегонт ответил неожиданно изящный поклон и пошёл к двери, посмеиваясь про себя. Вейма чувствовала, что он сумел задеть своего отца, знает это и рад.

Когда шаги Флегонта стихли, барон повернулся к девушкам. Нора была бледна от страха и непонятного смущения. Вейма открыто встретила взгляд нанимателя.

— Что ты можешь сказать, — спросил барон, — по поводу этого разговора?

Вампирша задумалась, подбирая слова. Она уже давно отдавала себе отчёт, что ни к чему, в общем-то, не годна. Её природный ум и быстрая память позволили ей овладеть всеми семью искусствами и наукой богословия, но то ли характер, то ли какая другая причина мешала применить всё это на практике. Её искусно составленные речи, со всеми положенными цитатами, силлогизмами[24], эпитетами[25], анафорами[26], эпифорами[27], киклосами[28] и хиазмами[29], никто не хотел даже услышать, не то чтобы понять. Она не получила докторской мантии не только из-за того, что не была мужчиной, но и потому, что не выиграла ни одного диспута. Казалось ли ей пренебрежительное отношение или было оно на самом деле, но только девушка горячилась, начинала путаться в собственных мыслях, и всё, так ясно осознаваемое ею в тиши университетской кельи, рассыпалось набором бессмысленных замечаний. Те из преподавателей, что доброжелательно относились к ученице, только головой качали, выслушивая на следующий день её оправдания и ясное изложение той мысли, которую она не сумела защитить. В глубине души Вейма считала, что виной всему её вампирская природа. На это намекал наставник… перед расставанием.

В тот день он, несмотря на весь свой опыт в поиске жертвы, утолил голод первым же попавшимся прохожим, неосторожно остановленным неподалёку от кабака. Было это на западе, за Корбинианом, в мелком городке со смешным названием Вибк. Прохожий был пьян на той стадии, когда всё выпитое уже заставляет кровь кипеть. Старый Ватар опьянел сразу. Ученица ещё никогда не видела его таким. Они сидели на каком-то пыльном и загаженном птицами чердаке, несчастная жертва валялась рядом, и Вейма старалась не смотреть: её мутило от одного вида и запаха крови и вина.

— Вампиры, — говорил старый вампир медленно и отчётливо, — могли бы править миром, ты понимаешь это, девочка? Днём один взгляд в глаза какому-нибудь барону — и он весь твой. А ночью — целый замок. Десятки… сотни… о, тысячи! И все наши. Представляешь? Мы не любим друг друга, да… Но уж потерпели бы. Для такого дела. Покой… не надо прятаться… шевельни пальцем — свежие девочки… мальчики… кого захочешь. А мы…

Он брезгливо оглядел грязный чердак.

— Ютимся. Как крысы! Знаешь… знаешь, почему, девочка?

Вейма помотала головой. Она старалась ничего не думать и даже не чувствовать, боясь, что её отвращение разозлит наставника.

— Мы глупы, девочка, вот почему. Глупы. Глу-пы. Вампиры очень глупы. Что-то… что-то меняется. Когда ты отрекаешься от мира… от жизни… о, я придумал план, как тебя получить!

Он неприятно хохотнул.

— План удался! Мы простые существа, девочка. Простые стремления. Пища и продолжение рода. Наша пища — люди. Род… тоже… через людей. Просто! Скажи, кого ты хочешь сделать учеником! Завтра! Завтра он сам попросит, веришь?

Ватар снова хохотнул и Вейма непроизвольно содрогнулась.

— Ты не хочешь. Ты никогда ничего не хочешь. Но мы глупы. И ты глупа. Выдумка! У людей есть выдумка! У всех… даже у безумцев.

Он толкнул ногой выпитого пьяницу.

— У этого — тоже есть. А у меня нет. И у тебя нет. Я лишил тебя её, девочка. Выдумка — часть жизни. А мы мертвы. Да-а-авно мертвы. И всё. Поэтому мы глупы. И ты глупа. Очень глупа, девочка.

Он отвернулся и надолго замолчал. А когда снова посмотрел на Вейму, взгляд его был холоден и трезв.

— Пойди прочь, девочка, — приказал он. — Ты мне надоела. Толку из тебя не будет.

Вейма нерешительно поднялась на ноги, не осмеливаясь даже отряхнуться от приставшей к одежде грязи.

— Прочь! — повысил голос старый вампир. — Убирайся, отступница!

Вейма провела три дня, скрываясь в Вибке недалеко от того дома с пустующим чердаком. Надеялась ещё, что гнев Ватара остынет, когда он протрезвеет окончательно, и старик позовёт её назад. На четвёртый день наставник покинул Вибк. Надежды не оставалось. И Вейма отправилась в Раног, поступать в университет, как собиралась когда-то.

Вейма давно чувствовала себя вовсе никчёмной и сейчас радовалась, что может оказаться полезной нанимателю. Она медленно проговорила:

— Он приезжал не за тем, о чём говорил, ваша милость. Всё это… он… он был бы рад, если бы получилось, но цель его была иная. И… он получил то, что добился. От него… э-э-э… он выглядел как человек, добившийся желаемого.

Вейма едва успела остановиться и не сказать «от него пахло».

Барон кивнул и продолжал выжидательно смотреть на вампиршу. Вейма закрыла глаза, стараясь сосредоточиться и в точности передать свои ощущения.

— Ему что-то нужно от Норы, — тихо добавила Вейма, постепенно увлекаясь своим рассказом. — От него… исходило… нечто… не страсть… вернее, страсть, но с похотью, желанием тела — ничего общего. Похоть пахнет иначе. Здесь… здесь я чуяла в нём… его желание было таким ярким… но я никогда не видела ничего подобного. В нём есть только одна страсть, ваша милость. Только одна, но сложная… о, какая сложная!.. В ней много ненависти к вам… а Нора для него — просто предмет… средство… способ… он хочет использовать её, чтобы достичь своей цели… и эта цель близка, ваша милость… когда он говорил о ереси… его не волнует ересь… ваша душа, о которой он говорил так страстно… нет… волнует… ересь… враг… его враг… всё ересь, что не согласно с ним… любой его враг — еретик… общность… что-то… не могу уловить… общее… целое… для него важно целое… так много злости… но цель — соединение… созидание… сплочение… итог… венец… венец всего — счастье… счастье для всех людей… ради него можно… можно принять страдания… можно причинить страдания… Однажды все поймут… а недовольные покаются в ереси… или умрут…

Вейма открыла глаза. Нора смотрела на неё, широко распахнув свои, ещё более бледная и испуганная, чем прежде. Барон выглядел скорее довольным.

— Я давно это знал, — медленно произнёс он. — Так страстно верить… и так сильно ненавидеть… само по себе ведёт к безумию.