Тонкие струйки дыма, находя щели и щёлочки, затекали в комнату отдыха, в которой я забаррикадировалась.

Сколько у меня времени осталось? Пять минут? Десять? Не больше. В отделке современных офисов материалы используют негорючие, чтобы не полыхнуло если что. Но даже небольшое возгорание выделяет токсичный дым. Материалы-то сплошь синтетические.

Уверена, что пожарная, как и все прочие сигнализации, отключена и надеяться на спасение мне не стоит.

— Роксана Петровна, — голос из-за двери приглушён и едва слышен. Должно быть, переговорщик в маске кислородной или противогазе от дыма спасается. — Выходите, подпишите бумаги и живите дальше спокойно. Жизнь дороже!

А вот фиг вам!

Не дождётесь, что я так легко сдамся. Знаю, что подписание договора пустая формальность, не особо оно им требуется. Но добровольное согласие на передачу собственности рассматриваю, как предательство дела всей моей жизни.

Сколько сражалась за «место под солнцем», сколько билась с конкурентами, сколько грязных сделок провернула, скольких подставила я, и сколько раз сама выкарабкивалась из подлянок, подстроенных мне.

Вся жизнь как война…

Жестокая, безжалостная война за…

За что?!

За ещё один виток развития бизнеса, за то, чтобы увидеть, как на банковском счёте добавились нолики?

Я проиграла. И проиграла не рейдерам и не эту идиотскую, никому не нужную гонку — я проиграла свою жизнь.

Нет семьи, нет друзей… Даже кота, и того нет.

Только хорошо отлаженный бизнес, приносящий доход. Чтоб он провалился…

Зачем я полезла в это? Нет, не в тот постановочный тендер, где сцепилась с теми, кто не по зубам мне оказался, не в новый проект, а вот во всё это…

Как бабушка говорила, когда я возвращалась с улицы в слезах, с синяками и ссадинами?

— Ксаночка, — не любила она моё имя и называла по-своему, — ты должна понять и запомнить, что есть игры, в которые играют девочки, а есть те, что любят мальчики. Помни, если ты ввязалась в мальчиковые игрища, то и правила ихние придётся соблюдать: лезть куда не след, делать что не нравится, бить самой и получать сдачи. Понимаешь?

Нет. Тогда я этого не поняла. Дошло недавно. Жаль, что поздно…

Господи, ну почему я прожила жизнь мужиком в юбке?

Внешне старалась быть безупречно женственной. Ладная фигура и симпатичное ухоженное лицо. Стильная одежда, чуточку секси. Элегантные стрижки, высокие шпильки, узкие юбки и чувственный парфюм — всё, что делает любую женщину привлекательной. Но меня таковой, кажется, никто не считал.

— Рокси, — сказал мне однажды на банкете сильно выпивший знакомый. — Ты как хорошо замаскированный транс. Смотришь на тебя издали, душа замирает. Но достаточно подойти ближе, понимаешь, что под юбкой стальные яйца.

Дыма всё больше. Дышать… не дышится.

Кажется, время истекло… Глупо! Как же глупо я прожила свою жизнь.

Мамочка, роди меня обратно!

— Фирка! Фирка? Ну шо, вмерла Санка? Ни? Надо ж… Как йшо мне за дило! Как йшо?! Прикопать же треба и рида позвать, шоб обряд провёл. Сама справишься? Ну смотри… Ежли чё, кликай. Споможем…

Надо же, какой противный голос у человека. Даже не поймёшь сразу, мужчина вопит или женщина.

Ещё и спина затекла до ломоты. Хотела повернуться на бок, чтобы облегчить страдания, но сил даже на такую малость не нашлось.

Так… а где я?

Был поздний визит незваных гостей, что ввалились ко мне в офис. Хорошо, что я в это время зашла в комнату отдыха взять пальто. Захлопнула у них перед носом дверь, а она у меня хорошая, бронированная, и затихла, прислушиваясь. Уговаривали, угрожали, а потом…

Потом дым, что повалил из всех щелей. А ведь обещали, сволочи, что герметичная будет.

Дым… и сейчас тоже дымом пахнет. Только у этого вкус другой. Так горит натуральное дерево. А там явно пластик жгли. Выкуривали…

Стоп! Получается, что я жива. Меня спасли, что ли?

Надо будет потом пожарных отблагодарить щедро. И врачей тоже. Если думаю, значит, откачали. А кричал, должно быть, кто-то из обслуги… Или родня кого-то из больных.

Спина… как же я отлежала спину! Пролежни, что ли? Надо бы позвать кого-то, чтобы помогли перевернуться. Отблагодарю потом всех, кто помог выжить и восстановиться.

С добрым намерением осчастливить спасших меня любимую большими премиями, я открыла глаза.

Твою ж…

Это не больница. В больницах не бывает такой грязи и разрухи. Может быть, что-то где-то и встречается, но не так же! С чёрного, непонятно из чего сделанного, потолка, плавно раскачиваясь, свисали гирлянды жирной копоти. Фу!

Света мало. Сочится невесть откуда, едва-едва разгоняя черноту каморы, в которой я лежу.

Но тут и этого освещения не стало. Что-то заскрипело, кто-то зашаркал ногами, и стало совсем темно.

— Прикопать… Придумала тоже, змеюка, — ворчала вошедшая, что-то двигая у противоположной стены.

Напряжённо вслушиваясь в звуки, я стараясь понять, что там женщина делает. И кто она? Вот что-то сухо хрустнуло, и ещё раз. Вдруг стало немного светлее, вновь потянуло дымом. Кажется, в очаг подбросили дрова. По-чёрному, что ли, топят? Словно каменный век.

Лежать стало совсем невмочь, и я ещё раз попыталась пошевелиться.

— Ксаночка-детка, очнулась?

Около моей лежанки чуть ли не в то же мгновение очутилась сгорбленная старуха. Из-под тряпки, намотанной на голову, свисали седые нечёсаные космы, но глаза светились такой любовью и нежностью, с какой на меня лет тридцать уже никто не смотрел.

Пялились с завистью и с неприязнью, зыркали с недовольством или с похотью… да мало ли всяких взглядов было за жизнь. А эта смотрит как любящая бабушка.

Старуха протянула руки и легко подхватила меня.

Меня?! На руки?!

Я, конечно, за весом слежу строго и думаю, что слегка тренированный мужик меня подхватит при случае, но чтобы старуха… Бред!

— Пушинка моя нежная… цветик весенний… кровиночка моя… — нашёптывала тем временем бабка, поглаживая спину и прикачивая как маленькую.

А ведь я действительно маленькая!

Она меня солдатиком держит, а я ногами до пола не достаю. Чётко помню, что роста во мне было метр семьдесят. Как же так? Повернула голову и посмотрела на руку свою, лежащую на плече бабули.

Не-е-е-ет… Это не моя рука! Это рука ребёнка. Не младенца, но и не подростка. Лет пять или шесть. Хотя… я плохо в детях разбираюсь. Может, и того меньше.

Мамочка, роди меня обратно…

Что?! Да твою ж! Ведь это было последнее, что я подумала перед тем, как сознание потеряла. И после чего, скорее всего, умерла. Последняя просьба…

Ну бред же! Так не бывает…

А как бывает? Кто знает, как бывает после того, как? Может, как раз по последней просьбе и воздаётся?

Но я же не хотела вот в эту… Что это? Изба? Землянка? Халупа? Лачуга?

От жалости к себе я заплакала. Только плач мой был больше похож на хнык.

— Ксаночка, ты ж, наверное, голодная? Сейчас я мою деточку покормлю. Посиди минутку. — Старуха попыталась посадить меня на лежанку, но обессиленное тельце заваливалось на бок. — Хорошо, полежи пока. Я быстро.

Очаг вспыхнул ещё ярче, загремела какая-то посуда, через несколько минут запахло съестным, и женщина вернулась к лежанке. Легко подхватила невесомое тельце, посадила на колени и поднесла к моему лицу деревянную ложку, полную какого-то варева.

Тело хотело есть и открыло рот, а вот сознание… Сознание не готово было к такому. Клейстер — это невкусно! Вполне вероятно, что съедобно, но есть можно только с полной голодухи. Кажется, тело находится именно в таком состоянии.

Ладно, пусть насыщается. А я пока подумаю.

Итак, нечто свыше даровало мне новое тело, а значит, и новую жизнь. Работа над ошибками. О чём я сожалела по итогам прошлой жизни? Есть возможность стать другой. Смиренной девочкой-девочкой.