Крайтер поднял голову и долго посмотрел на Тиефа. В его взгляде, укрытом сумраком пещеры, вспыхнуло нечто зловещее. Что-то такое, чего он никак не ожидал увидеть. Крайтер медленно покачал головой и со вздохом спросил:

– Ты знал, чем были капли, которыми вы каждый вечер обменивались?

От этих слов Тиефа обдало ледяным холодом. Он почувствовал, как все его тело ощетинилось мурашками.

– Вы пожирали свою родительницу, упиваясь мгновеньями забытья. Но я не виню вас. Безумцы неповинны в своем недуге. Тем более что она уже давно была мертва. Ваша цель, идея воссоединения была пуста, Тиеф. Пустая надежда, не более. Ра существовали по инерции и пески времени рано или поздно растерли бы вас в пыль, но… Появились мы. Появились и притащили чуму сюда, на здоровую и молодую планету. – Он невесело усмехнулся. – Кто бы мог подумать, что сумасшествие может быть заразным. И сейчас мы в центре этой заразы. Но ничего. Вскоре все должно закончиться.

Небрежным жестом он спрятал блестящий кругляш в кармане плаща и похлопал Тиефа по плечу.

– Тебе нужно выспаться. Постарайся, во всяком случае. Вот, ну-ка… – он приподнял голову Тиефа и подложил под нее пискнувшую личинку стратха. – Что б удобней было. А теперь спи.

Он прикоснулся пальцем ко лбу Тиефа, отчего веки сразу налились тяжестью.

– Спи, Тиеф, – услышал он уже откуда-то издали тихий голос. – Утро обещает стать... Обещает стать дивным сном.

Tat 22

– Почему ты боишься его? – Сейвен слегка кивнул головой в сторону спящего себя, сделав вид, что пропустил мимо ушей признание Крайтера. «Ой, Крайтера ли?» – И как тебя называть? Я вижу Крайтера, но…

– Зови меня Теньеге.

– Теньеге?

– Да. Так называл себя один мой близкий друг… – при этих словах облик Крайтера завибрировал, взблеснул ртутью и переменился. Теперь перед Сейвеном сидел Сейвен в остро отутюженной форме ларга купола Бредби.

Сейвен поморщился и создание, будто уловив его неудовольствие, вновь завибрировало, вспыхнув обликом Делио Флаби. Образ просуществовал недолго, скомкался и как-то чудно ввернулся сам в себя. Следом с калейдоскопичной быстротой замелькали фигуры особ, как знакомых Сейвену, так и неизвестных вовсе.

– Так, хватит, – прервал он череду характеров, да так неудачно, что перед ним замерло существо, исторгнутое потусторонним кошмаром… На явно женском лице с седыми висками старца, кривилась болезненная улыбка третьей, кажется, детской персоны. Глаза: один голубой, другой серый, смотрели на него хоть и с готовностью, но без страха… Одетое в лоскутное платье существо уже не могло остановить свои метаморфозы и продолжало медленно меняться.

– Хватит, – повторил Сейвен уже спокойнее и отхлебнул из кружки.

– Выбери меня, – бесцветным голосом выговорило существо.

– Хорошо, хорошо… Стань, эээ… А стань-ка моей матерью, – вдруг вырвалось у него прежде, чем он успел сообразить чего просит.

Едва он это сказал, как существо вспыхнуло в последний раз и пред Сейвеном оказалась стройная женщина в сером, строгом платье. Она застенчиво подняла на него серые же глаза, но потупилась, поджала узкие губы, закусила нижнюю, снова, было, подняла взгляд, но опять потупилась, беспомощно пожав плечами. В руках она теребила кружевной платок с монограммами «Л.Б.». Один край платка был слегка надорван.

Разглядывая утонченный стан, Сейвен почувствовал, как волосы у него на затылке зашевелились. Он никак не ожидал такого эффекта и теперь, вглядываясь в неуловимо знакомое лицо, сожалел о произнесенном выборе. Выбери он кого-то другого, отнесись к выбору осознано, а не выпали первое, что пришло на ум – он не поверил бы. Но перед ним сидел образ детства, которого он не знал.

– Мама?..

– Сейвен.

– Это и вправду ты?

На этот раз женщина не отвела взгляда и, в глубине ее серых глаз, Сейвен прочел ответ. Он протянул к ней руки и она, смущено улыбнувшись, протянула свои в ответ.

– Теплые, – глупо пробормотал он, чувствуя как к горлу подбирается комок. – Твои руки, они теплые, мама.

– Ну конечно, – она слегка сжала его ладони в своих. – Ты так вырос… Стал таким сильным. Я горжусь тобой, сынок.

По ее щеке скользнула немая слезинка и Сейвен, глядя на нее, почувствовал, что плачет сам. Безмолвно, скупо… Лишь уголки губ слегка дрожали, а взгляд жидко затуманился. Он с силой зажмурился, выдавливая скопившиеся слезы, а когда открыл глаза, то не увидел прежнего купе вагона. Они сидели, все так же взявшись за руки, за дощатым, отполированным до блеска столом, в светлой комнате, обставленной хоть и скромно, но со вкусом. Слева за широким окном простирался яркий солнечный день. Свет пробивался сквозь тонкую занавесь и легкий ветер, пахнущий морем, лениво волновал ее. До слуха доносился детский радостный крик, далекий шум двигателя и медный звон колокола маяка.

Облик матери переменился. На смену строгости платья пришел цветной сарафан, подвязанный белым фартуком. Волосы ее больше не прятались на затылке в подобранном пучке, а струились темными волнами, скрывая плечи и хрупкую грудь. В ее взгляде больше не было смущения, а только слезы счастья.

За дверью, справа от Сейвена, послышались шаги, которые прервались грохотом поленьев – кто-то свалил дрова у самого входа. Затем скрипнули петли, и дверь распахнулась, впуская в просторную комнату еще больше света. На пороге возник мужчина в потертых рабочих штанах и клетчатой рубахе с закатанными до локтей рукавами. Он смахнул пот со лба, пригладил ладонью белокурые волосы и, переступив порог, замер, удивленно уставившись на гостя, восседающего за столом в медвежьей шкуре.

– Диегор... Сейвен… Наш сын вернулся, – она бросилась к супругу, обвила его жилистую шею руками и зарыдала. Вслед за ней поднялся и Сейвен, неуклюже поправляя свою глупую шкуру.

«Стало быть, вот это мой отец?» Тот, кого звали Диегор, ласково погладил женщину по голове, поцеловал ее в висок, что-то тихо шепнул на ухо и отстранил, мягко проводя рукой. Он смотрел на Сейвена взглядом, совершенно ничего не выражающим. Непонятно было если он броситься к нему, то с тем чтобы задушить в объятьях или просто задушить. Наконец он медленно развел руки в стороны и произнес низким, сильным голосом:

– С возвращением, мышонок.

От этих слов сердце заколотилось с утроенной силой, а ноги стали какими-то ватными. Он сделал шаг, второй, но запнулся и упал. Прямо в руки отца.

– Неуклюжий, – произнес тот со смешком, обращаясь к женщине. – Как всегда.

Чуть позже, вдоволь утолив голод разлук, они сидели втроем за столом и пили завар. Диегор одолжил сыну шорты и футболку, так что Сейвен с облегчением избавился от опостылевшей шкуры, перепоручив ее бережливой матери. Разговор не особо клеился. Родителям было достаточно умиленно созерцать своего сына за одним столом, а Сейвен попросту не знал о чем их спрашивать. «Спросить о том, как они погибли? Сколько мне было тогда годков, что я ничего не помню?» Первое сильное впечатление от встречи смерклось и в голову лезли мысли, что он занимается совсем не тем… Нет, он был рад узнать своих родителей, хотел узнать о них больше – все, но… «Это все не то… По крайней мере не теперь». И оттого молчал, не зная о чем можно было говорить с ними, а о чем лучше промолчать.

– Теньеге, – наконец осторожно произнес он.

– Да, Сейвен? – с готовностью ответила мать.

– Где мы? Где мы сейчас?

– Деревня Майло на юге Гелионского побережья. Твоя маленькая родина. Но ты ведь не совсем это имел в виду, правда?

Сейвен покосился на отца, но тот как будто не слышал их разговора, а мурлыкал себе под нос песенку, показавшейся Сейвену смутно знакомой, и макал пряник в кружке.

– Да, не совсем… Но все равно спасибо. Мне здесь нравится, – и он снова выглянул в окно, удивляясь правдоподобности окружения.

– Ты там же. В генизе Вербарии.

– А ты, действительно моя мать?

В ответ она ласково улыбнулась и накрыла его ладонь своей.