Все замолчали, осунулись. Их страх ощущался физически. Теперь конфликт казался разрешенным, но Тиефа это не удовлетворило.

– О чем спорили?

Немного поколебавшись, вперед шагнул Модаберти.

­­– Они говорят, – и он указал рукой на противную сторону, – что снаружи нет никакой бури и быть не может, так как лето еще не скоро. Говорят, что это ты придумал все и привел нас сюда, чтобы убить и забрать себе брюшные кристаллы.

– Врет он все! – набросился на Модаберти всклокоченный Ра, чьего имени Тиеф не знал. – Это они начали, что все мы здесь помрем скоро от голода!

– Ах ты!.. – от возмущения Модаберти задохнулся, но его поддержали союзники, а им ответили противники и в укрытии Мудреца вновь поднялся неистовый свист.

­– Тишина! – рявкнул Тиеф и Ра вновь съежились. – Если бы предки желали вашей смерти, то вы бы сейчас были снаружи. Кто не верит, что поднялась буря – может пойти к главным вратам и послушать. А кто считает, что я хочу завладеть их жалкими кристаллами, пусть поразмыслит над тем, что я мог бы повыдирать их еще в пещерах и не тащить всех сюда.

Толпа как будто опять сплотилась, обступила Тиефа и зароптала.

– Но почему мы здесь?

– Откуда буря зимой?!

– Почему ты такой?

– Что с остальными?

– Где все?!

Тиефа покоробило. А ведь сам он знал немногим больше них. Ведь его самого выдернули из привычного мира и швырнули туда, куда он не хотел. Мудрец дал ему силу, указал направление, но объяснить – ничего не объяснил. Да, быть может, он оказался в более выгодном положении, чем Ра. Но… Что делать с этой выгодой? Как извлечь из нее ответы?

Вместо ответа, Тиеф круто развернулся и зашагал к бассейну.

Рябь на поверхности Мудреца вихрилась спиралью в центре которой нарождался фонтан. Маленький и робкий он едва трепетал, но чем дольше на него смотрел Тиеф, тем выше и сильнее становился. Когда водянистая масса поднялась до роста взрослого Ра, клокотание постепенно унялось. И вот, на гладкой поверхности стоял Мудрец. Тот самый образ, который Тиеф видел на дне бассейна.

Тиеф не сразу сообразил, что за спиной стало тихо. Он обернулся и увидел, как Ра склонили головы перед Мудрецом и почтительно замолчали. Мудрец не шевелился. Его первоначальный алый облик выцвел до пустынных красок и наполнился деталями. Буро-коричневая кора, пепельные лохмы светоулавителей, потресканные когти… И только глаза горели огнем вновь рожденного.

Момент появления Мудреца исчез, растворился в неопределенности. Да и сам Тиеф стал каким-то туманным, смазанным. Он поднял руку и посмотрел на нее. Руки не оказалось. Ощущение тела, хотя и нарушенное, неверное, – было. А руки – нет. Ничего не стало. Ни хвоста, ни ног, ни туловища… Остались только мысли. И мысли были последним свидетельством того, что он все еще существует.

Мудрец приблизился вплотную, протянул руку и положил ее Тиефу на плечо. Прикосновение оказалось нестерпимо холодным.

– Теперь мы принадлежим тебе, Тиеф, – услышал он знакомый голос. – Лети к звездам, а мы поможем тебе…

* * *

Планета, ставшая причиной рокового заката, неслась сквозь черную пустоту навстречу Солнцу. Еще совсем недавно ее населяла жизнь, по многообразию превосходившая их пыльный мир. А теперь все пропало. Почти все – под магмой угадывался сгусток чего-то живого. Он пульсировал, точно маленькое сердечко, чудом уцелевшее в первородном огне. Что это было: один организм или убежище множеств – разглядеть не удавалось.

Рассматривая убегающую планету, Тиеф невольно сравнивал ее с собой. С собой теперешним. Он стал той самой громадной пирамидой, которую видел каждый день и которой сейчас рассекал космос. Хм. Так странно. На смену рамок тела пришла необычайная широта. Он чувствовал каждую свою вершину, каждый блок кладки, каждую рытвину древнего орнамента. Остатки Ра тоже стали частью Тиефа, однако слиться с ними целиком он не мог.

Мудрец звучал в сознании келейным голосом, направляя каждый шаг. Без его участия Тиеф вряд ли бы сдвинул пирамиду с места, не говоря уже о межпланетном полете. Он знал, какие потребовались усилия, чтобы вознести ее к небесам. Удивительно, что храня такую колоссальную мощь, Мудрец ни разу не прибегнул к ней. Ведь даже ее проблеск мог изменить многое. Слишком многое.

Он двигался вглубь Солнечной системы к неизвестной планете и на своем пути был не одинок. Тиеф чувствовал присутствие подобных себе вместилищ и тянулся к ним. Вскоре они сблизились настолько, что смогли познакомиться. От других избранных он узнал, что далеко не всем удалось бежать – многие пирамиды просто развалились на куски.

Первые беседы носили туманный характер: поднимались образы, звучали слова или обрывки мыслей… Внезапные и слабые они с трудом различались на фоне шепота сонмы предков. Много позже, когда избранные научились различать друг друга, они создали ментальный перекресток в форме пустынной долины, окруженной горами и освещенной чистым солнцем. Последний день перед закатом Ра.

В центре островка их мира, погибшего, верно, уже безвозвратно, парил другой мир, тот к которому они сейчас двигались. Обобщив сведения о новой планете, избранные соорудили ее модель, что теперь вращалась над барханами перекрестка.

На их прежней планете облака встречались редко, а открытая вода только в сезонные изменения. Здесь же большую часть поверхности занимал океан, а облаков водилось столько, что издали они казались струями планетарной бури. Суши было гораздо меньше и, по большей части, непригодной для жизни Ра. Впрочем, избранные отыскали просторный участок, который небесные покровы обходили стороной... Что действительно заботило избранных, так это мощное тяготение новой планеты.

Именно этой проблемой занимались избранные, прохаживаясь вокруг модели планеты. Обсуждение – вялое и уставшее – застыло у мертвой точки.

– Вероятнее всего, – проговорил Изотер – самый старший среди избранных, – компенсировать избыточную гравитацию удастся только внутри пирамид.

Предлагали многое. Начиная от парящих высоко над землей пирамидах и кончая защитными коконами для каждого из Ра. Теоретически каждое решение было выполнимо, но вот какое из них лучшее?

– При всем уважении, Изотер, но Ра все равно придется выходить наружу с каждым восходом солнца, – возразил Монтерс, флегматичный, спокойный избранный. – Смысл в таком устройстве? Дневной цикл все равно будет тяжек.

– Невыносимая легкость бытия, – задумчиво протянул Ио, избранный, чья молчаливость едва ли уступала молчаливости Тиефа.

– По крайней мере, это максимально приближено к естеству, – не отступал Изотер. – Другие предложения слишком изощренны или противоестественны.

– Как и наше существование, – усмехнулся Вимерис, избранный всегда поддерживающий остроту слова. – Противоестественное и дикое. Дико изощренное.

– Наше существование не страннее Мудрецов или космоса в целом, – Монтерс  утомленно выдохнул. – Я уверен, что имеются создания куда страннее нас.

– Не о том сейчас речь, – Тиеф привстал с хвоста, подошел к модели планеты и стал рассеянно вращать ее вокруг оси. – Уже скоро мы будем здесь. А как поступить с нашими так и не решили.

Из пустоты шагнули Шорти и Веллан – эта пара всегда появлялась вместе. Собрание одарило прибывших мимолетным взглядом и вновь обратилось к голубому шару.

– Всё мы уже решили, – сдавленно прошипел Ио.

– Решили, – поддержал Изотер. – Опускаемся к пустыне вот здесь, пробуем атмосферу, температуру, влажность. Если все согласуется, то на месте решим, как поступить.

– Сомневаюсь, что нашим понравиться это место, – лениво возразил Монтерс. – Я вообще сомневаюсь, что затея с переселением – удачная затея. Не приживутся они.

­– Если Мудрецы решили, что так должно, так тому и быть, – стоял на своем Изотер. – Или ты считаешь, что лучше было остаться?

– В статусе избранного мне было бы все равно, – усмехнулся Монтерс. – Я говорю о том, что переселение это лишь отсрочка неизбежного. Подохнут все.