Помывшись, мы выстирали нашу одежду и, пока она сохла, сладко вздремнули на солнышке. Мне снился дивный сон, и я не хотел просыпаться. Я ясно, очень ясно видел жену, детей и маленьких внучат. Это были космические ощущения! Я видел, что мы все собрались на нашей даче, валяемся на свежевыкошенной лужайке. Жена читает вслух книжку про Винни-Пуха, а дети хохочут от моих едких комментариев о том, что Пятачка давно пора съесть и закусить сладким мёдом.

Меня растолкал Анри, он сказал, что я громко хохотал во сне. Наша одежда высохла, и пора было идти дальше.

– Хороший сон? Семья, дом? – спросил Анри.

– Эх, брат мой во Христе, вот так бы не просыпаться и быть с ними, но увы мне грешному! – тяжело вздохнув, сказал я, протёр глаза и подмигнул Анри.

Мы ещё немного голышом посидели на берегу, затем облачились в одежды и пошли прочь от реки в сторону города.

– Послушай, нам с тобой не по пятнадцать лет, чтобы бегать босиком, да и портки лишними не будут, – не удержавшись, озвучил я давно мучившую меня проблему.

– Твоё дело молчать, ты обет дал, насколько я помню! – съязвил Анри, но спорить не стал.

– Как я погляжу, ты становишься дерзким! – не преминул сыронизировать я и предложил зайти на рынок, немного перекусить да ради приличия посетить какой-нибудь местный храм.

Мы побродили по городу, заглянули на базар, прикупив себе по паре штанов, ботинки и тряпки (вроде портянок) для обмотки ног. Анри купил себе ещё две тёплые рубахи, чтобы надевать их под рясу, и пару метров мягкой ткани.

Затем мы зашли перекусить в местный трактир. Пока ели, я спросил товарища, зачем он купил ткань. Анри ответил, что пошьёт нам трусов.

После еды, услышав звон колокола, мы поспешили на вечернюю службу в церковь Сен-Жорж, что на берегу реки Сона. Отстояв службу, как порядочные монахи, и, как водится, получив благословение от настоятеля, мы решили найти место для ночлега. С подачи одного служки этого прихода мы оказались на недорогом постоялом дворе совсем недалеко от храма. Уселись в местном брассери и довольно неплохо перекусили блюдами местной кухни.

Одно немного огорчало: мне приходилось продолжать помалкивать в тряпочку, но, немного разомлев от местного винца, я увидел, что поговорить здесь, в общем-то, было с кем. Особенно привлекла моё внимание потенциальная собеседница с достаточно увесистым бюстом и неплохой кормой в бархатной широкой юбке до пола. Я с любопытством разглядывал её формы, а она не отводила взгляд, и в нём я заметил намёк на взаимность.

Кровь моя, конечно, взыграла, хотя это скорее была мимолётная фантазия. Старику ещё мечтать о молодой девице! Тем более нельзя было позволять себе всякие вольности из-за «принадлежности» к церковной братии, о чём не преминул напомнить мне, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, «отец» Анри. Меня же подмывало высказаться, что природа всё равно когда-нибудь возьмёт своё.

Мы спросили, где нам можно разместиться на ночь, и, заплатив тремя серебряными монетами за ужин и постой, отправились на свои койки, которые нам определила та милая дама, ну та, с бюстом, о которой я говорил прежде.

Не успел я заснуть, как почувствовал, что рядом кто-то улёгся, засопел, а затем взгромоздился сверху, лихо сдёрнув с меня штаны. Я грешным делом подумал, что это домовой пришёл, и собрался креститься, да не тут-то было. Ну не может быть у домового обнаженной груди примерно пятого размера и таких мягких пухлых губ. Девушка страстно поцеловала меня. Я пытался что-то лепетать, но в левое ухо мне прошептали нежным голосом: «Ну что, старый хрен, поиграем? Никогда ещё у меня не было мужика с таким крепким телом и такими наглыми глазами… И тем более монаха нецелованного!». Я, конечно, «сопротивлялся» как мог, а она стонала, прыгая и извиваясь сверху на мне, будто большая змея.

Анри подскочил на своей койке и в одном исподнем, едва успев прихватить свою одежду, выбежал из комнаты, сшибая в спешке всё на своём пути, и закричал: «Да что же это такое творится, Господи?!». Выскочив из комнаты, он чем-то загремел и где-то вдали затих. После его побега я ещё немного достойно и стойко «посопротивлялся», пока не начал отрубаться от бессилия, глядя, как мой нежный «домовой» медленно уходит, покачиваясь во мраке. Это была незабываемая ночь, во всяком случае, самая незабываемая с тех самых пор, как я попал в этот странный мир, в это странное время.

Утром я проснулся, еле продрав глаза, с трудом встал с кровати, оделся и спустился в брассери. Там сидел Анри и сонно смотрел на меня.

– Ну что, размонашился, отец Поль? – спросил он и глотнул молока.

На столе стояла большая миска со сметаной и лежала краюха серого свежего хлеба.

– А что не так? Или ты меня в святые записал? Заметь, я не виноват, меня сломили… А молоко откуда взялось, не я ли надоил в ночи, да и сметану не я ли намесил? – негромко спросил я, посмотрев в сторону ночной посетительницы, и покраснел.

Анри захохотал, и молоко полилось из его рта. Девица принесла и мне кружку свежего молока, затем присела рядом и потрепала меня за щёку. Анри при этом вновь ухмыльнулся и закатил глаза.

– C est la vie mademoiselle, je suis desole, но нам нужно уходить, – тихо проговорил я, хотя мне совсем не хотелось покидать это место.

– Ого, да ты преуспел, дорогой друг! – похвалил меня Анри со смехом, и мы засобирались.

Мы упаковали свои вещи и направились к выходу с постоялого двора, как вдруг девица преградила нам путь и подошла ко мне. Она была высокая, выше меня ростом, поэтому её пышная грудь оказалась у меня практически перед носом. Я уткнулся лицом в перси и глубоко вдохнул, наслаждаясь запахом молодого тела.

Не скрою, она была хороша, я понял при свете дня, что она очень похожа на Жюльет Бинош. Отстранившись от девушки, я сказал об этом Анри, и он, обрадовавшись как маленький, согласно закивал головой.

– Да, с такими формами она бы, наверное, блистала на подиумах Парижа во времена Пьера Кардена, – шепнул я другу.

– Если снова будешь в наших краях, не забудь заглянуть, старый шалун. Я не думала, что внешность может быть настолько обманчива! – сказав это бархатным голосом, она подмигнула моему спутнику и отошла в сторону, а мы удалились с поклонами.

Я шёл, не оборачиваясь, почему-то ощущая себя немного виноватым, и порыкивал как медвежонок, вспоминая бессонную ночь.

– Выше голову, месье Поль, ты же герой и кормилец, у нас в сумках есть и хлеб, и кусок буженины! Живём! Без твоего геройства мы бы, наверное, умерли от голода! – еле сдерживая смех, проговорил Анри.

Я ничего не ответил, а лишь жестом показал, что не могу говорить. Он громко рассмеялся и похлопал меня по спине.

Мы ушли из Лиона, но цель была ещё далека, ведь мы не прошли и половину пути. Несколько раз нас пытались ограбить какие-то разбойники, но, обшаривая наши вещи, только плевались и, матерясь, уходили прочь. Несколько раз нас очень сильно избили. Я хоть и был не робкого десятка, даже имел чёрный пояс по карате, ни разу не дёрнулся против ножей и кинжалов. Глупо это делать, да и возраст уже не тот. Страшно было: я же дитя общества потребления, а не этой дикой и воюющей цивилизации.

В один из дней Анри сказал, что сейчас март 1429 года. Это не очень-то меня обрадовало, ведь впереди по-прежнему неизвестность и полуголодное путешествие с туманными перспективами. Я, тяжко вздохнув, снова вспомнил свой дом и близких.

Мы прошли, не останавливаясь, через город Мулен, Анри решил, что мы заночуем в городке Невер, с чем я не имел права не согласиться. Хоть солнце и светило ярко, было достаточно прохладно. Мы шли практически молча, иногда перебрасываясь фразами. По правую сторону от дороги тянулись горы, и я мечтательно любовался удивительным провансальским пейзажем, позабыв о грусти.

Я снова ушёл в себя, думал о доме, о бизнесе, о своём хобби, но меня мучили вопросы, почему я так быстро освоился здесь, почему я понимаю здешний язык, почему я до сих пор жив. Да и гаджеты: как я мог забыть мой любимый IPhone, мессенджер WhatsApp и Его Величество Интернет. Как же я без них живу здесь? Боже мой, надо же, сколько времени я вне своего дома, а только вспомнил про всё это. В общем, я мечтал и размышлял на ходу.