— Я коммунист, — сказал Ашур-ака, — прислушиваюсь к разговорам на заводе, мотаю на ус. С тех пор, как вы пришли сюда, точно воздух сменился, дышать легче стало. Мы это по своим руководителям чувствуем. Спокойнее они стали, не нервничают. И дело стали требовать построже. Только одно замечание, если не возражаете?

— Вашими советами я дорожу, Ашур-ака, как отцовскими.

— Не приходилось вам быть рабочим?

— К сожалению, нет.

— Знаете, настоящий рабочий, пока не закончит одно дело, не возьмется за другое. Вы, иногда мне думается, хотите объять необъятное. Это, наверно, от молодости, она же всегда спешит.

— Может, и так, — согласился Ильхом, — я уже и сам немало думал об этом.

— Убежал все-таки шир-чай, — произнесла Ойдын-хола, появившись с двумя касами в руках. — Но вас накормить вполне хватит, ешьте, пока не остыло…

Ильхом и Ашур-ака вместе вышли из дома. «Афганец» превратился в настоящую бурю. Они шли молча, кивая на приветствия знакомых. Дойдя до перекрестка, откуда виднелись корпуса завода, Ашур-ака свернул вправо, приложив к виску, как солдат, руку.

— Хоп, — сказал Ильхом…

До начала рабочего дня было еще больше часа. В обычный, не такой сумасшедший, как нынешний, день он бы широко распахнул окна кабинета и досыта надышался свежим целинным воздухом. «Целинный — целебный» — слышал он от кого-то и считал, что утренняя свежесть, когда с поймы Амударьи веет прохладой, и воздух чист, как стеклышко, действительно целебна. Сегодня у него не было такой возможности, но он все же постоял у окна, поражаясь силе ветра и стойкости деревьев. Попросил телефонистку соединить его с Ташкентом. Трубку взяла Лола.

— Салом, родная! — поздоровался Ильхом.

— Ой, Ильхом-ака, вы в Ташкенте? — спросила она.

— Звоню из своего кабинета.

— А слышно, словно по городскому телефону.

— Это потому, наверно, что здесь «афганец» распутал провода линии. Как вы там?

— Нам что, как вы?

— Скучаю, родная. Были бы крылья, прилетел к вам!

— А дел невпроворот? — снисходительно спросила она.

— Дел действительно до черта, но я постараюсь на днях выбраться. Как Марат?

— Спит пока. С дедом. Меня он уже не признает. И бабку тоже.

— Мужчина, — произнес Ильхом тепло, — вот и тянется к мужчинам. Что-нибудь нужно?

— Кроме вас, ничего и никого!

— Я скоро приеду. Привет старикам!

— Ага.

— Поцелуй сына.

На столе лежала пухлая папка со вчерашней почтой. Ильхом стал знакомиться с ней и не заметил, как пролетело время и в райкоме захлопали дверями сотрудники. Ровно в девять часов позвонил Свиридов.

— Привет, секретарь, — поздоровался он.

— Здравствуйте, Виктор-ака.

— Что новенького?

— Все в порядке пока.

— К тебе поехал товарищ Абдукаримов, пробудет, видимо, целый день. Встречай в поселке Гагарина, он хочет заехать еще к строителям на полчасика.

— Хоп, выезжаю сейчас…

Ильхом тут же позвонил ТТТ, попросил его никуда не отлучаться и выехал встречать Абдукаримова. Приехав в поселок строителей, он посадил к себе и Трошкина. Встретили они первого секретаря обкома партии километрах в трех от поселка, на перекрестке. Абдукаримов остановил машину, вышел из нее..

— Ветрено у вас сегодня, — сказал Халик-ака. — Не мешает?

— Мы уже привыкли, — ответил Трошкин, — когда долго нет «афганца», скучаем, кажется, чего-то не хватает.

— Что ж, прошу в мою машину, — предложил Абдукаримов, — посмотрим сначала насосную станцию. Как у вас там?

Трошкин устроился на переднем, рядом с шофером, сидении, поэтому ответил полуобернувшись:

— Кипит работа, Халик-ака. Увидите сами. Мои ребята не подведут. Орлы!

— Ну-ну, — усмехнулся Абдукаримов, — сейчас увидим.

Площадка насосной станции, второй по мощности после станции на шерабадском магистральном канале, раскинулась внизу, и вся, казалось, была пронизана вспышками электросварки. Уже подкатывали мощные самосвалы — КамАЗы и высыпали из своих железных коробок бетон. Наверх от площадки тянулись нити пяти толстенных стальных труб, по ним, как объяснил Трошкин, будет ежесекундно подаваться девяносто кубометров воды.

— В каждую трубу «Жигуленок» может запросто въехать!

Оставив машину наверху, Абдукаримов и его спутники спустились к рабочим. Внизу ветер был значительно слабее, но пыли хватало. Секретарь обкома беседовал с арматурщиками, сварщиками и бетонщиками, расспрашивал о делах, и главное, интересовался, как их снабжают торгующие организации продуктами питания.

— Если бы кефир и молоко вовремя подвозили, Халик-ака, — сказали они, — да в столовой обеды были подешевле, все остальное приложится.

— В чем дело, Тимофеич? — спросил Абдукаримов.

— ОРС не успевает подвезти. У него всего одна машина, а точек…

— Пусть заказывает транспорт в автобазе, — сказал он, — но чтобы молочные продукты сюда привозили в первую очередь и свежие! А если не справится, поставьте начальника ОРСа на недельку к бетонщикам, он тогда узнает, каково тут работать!

— Да он не виноват, — заступились за начальника ОРСа рабочие, — беда в том, что пока в автобазе машину выбьешь, семь потов прольешь. Не надо далеко ходить: нам на сегодня обещали выделить двадцать самосвалов, а пришло тринадцать. Мы же пришли, вернее, приехали в расчете на двадцать машин. Теперь половина из нас занимается подготовкой арматуры, которая потребуется, может, через неделю. Автомобилистов нужно за бока взять.

— Сегодня же возьмем, — пообещал Абдукаримов, — безобразие, почему до сих пор мне лично не доложили? — набросился он на Трошкина.

— Что же это я буду через голову своего начальства прыгать, Халик-ака, — ответил Трошкин, — оно в курсе дела.

— Золотухин?

— И он тоже.

— Ну, подождите, братцы, — погрозил он, — я с вас три шкуры спущу за такое отношение к самой важной областной стройке! Люди там ждут не дождутся воду, а тут развели бюрократизм, машин и то не выделяют в достаточном количестве!

Пообещав рабочим лично заняться вопросами стройки и снабжения продуктами, он направился к машине. Трошкин и Ильхом последовали за ним, немного поотстав.

— Теперь достанется кое-кому на сегодня! — сказал Трошкин. — Вот увидите, Ильхом Пулатович. — Что мне в нем нравится, так это целеустремленность. Скажет, как отрежет! Пообещает — разобьется, а выполнит.

— Вы-то откуда об этом знаете, Тихон Тимофеевич? — усмехнулся Ильхом. — Часто встречаетесь с ним?

— Гм. Слухом земля полнится. О хорошем люди всегда знают.

— Может, заедем ко мне на чашку чая? — сказал Трошкин, когда машина тронулась.

— Я тут гость, — ответил секретарь обкома, — куда повезете…

— Значит, заедем, — согласился Ильхом…

Трошкин жил в небольшом одноквартирном коттедже на окраине поселка. В доме было чисто и уютно. Его жена встретила гостей приветливо, сразу же захлопотала на кухне, хотя Абдукаримов и предупредил ее, что заехали всего лишь «на чашку чая».

Трошкин принялся расставлять посуду и приборы на столе, потом сел сам.

— Давно хочу с вами поговорить, Пулатыч, да все не было подходящего случая, а сегодня, вот, спасибо, вам обоим, сами пришли в мой дом, так что не сочтите за бестактность, но…

— Ох, какое длинное вступление, — рассмеялся Абдукаримов. — Чувствуется старая школа.

— Извините, как умею, — смутился Трошкин.

— Пошутил я, — сказал он, — выкладывайте, пока не приступили к завтраку. Потом некогда будет слушать.

— Я, собственно, к Ильхому Пулатовичу, — сказал Трошкин. — Меня давно тревожит одна мыслишка. Торговля нас не обеспечивает толком ни мясом, ни молоком, а овощами и подавно, особенно зимой. За картошкой надо снаряжать машину на термезский рынок, а там такая дороговизна, что волосы дыбом встают. Вот я и подумал: а что, если район выделит нам гектаров двести земель недалеко от источника воды? Мы сами там все сделаем. И спланируем, и оросители проведем, и забетонируем их, словом, комплексно освоим. И организуем на той земле собственное подсобное хозяйство, будем выращивать овощи, арбузы и дыни, посадим фруктовые деревья, может, даже свою молочную ферму заведем. Купим для начала несколько коров — и пойдет дело.