Я уже подготовил для неё подарок по поводу окончания её ученичества у меня, который хранился у меня в собственном пространственном кармане и он уже разросся за годы своего существования аж до двадцати кубометров.
— Но как же… как же Вы будете теперь… а что же я… и… и… я не хочу уходить от Вас, мастер, — уже более тише, на грани шёпота прозвучали её последние слова. Ну я же видел сейчас лишь один единственный возможный способ, который бы мог дать ей свободу от меня или же, наоборот, дать нам шанс на крепкую семью.
— Мария, я ведь не прощаюсь с тобой навсегда и мне известны твои чувства, которые ты давно уже даже не пытаешься от меня скрывать. Да что уж там, вся Венеция знает о том, что ты влюблена меня. Так что слушай меня внимательно, мелкая. Я бессмертный и могу жить вечно, если, конечно, никто не прервёт мой путь, а так как я хочу счастливую и крепкую семью, то и моя будущая жена должна быть бессмертной. Сейчас у тебя прекрасные, просто отличные условия для своего пути к истинному бессмертию, и если ты продолжишь своё развитие, то лет через триста ты сможешь достичь его. Я развивал тебя всесторонне, у тебя примерно в равной мере развиты астральное начало, чувственный дух, ментальная сфера разума и магический ноус. Четыре из шести оболочек у тебя сейчас на уровне выше мастерского и как только хотя бы три из них у тебя перешагнут уровень Архимага, ну или в одном из них ты достигнешь уровня Высшего мага, тебе будет больше не страшна смерть от старости. И если к тому времени твои чувства ко мне не иссякнут, то я приму их, — блин, сейчас, глядя в её горящие фанатизмом глаза, в которых плещется непоколебимая вера и воля, я понял — она станет бессмертной и найдет меня даже в другом мире и фиг я теперь от неё куда-нибудь денусь. От сноходца её уровня даже мне не скрыться. Хехех… да кого я обманываю. Я с первых лет нашего знакомства с ней воспитывал из неё идеальную пару для себя. Осталось только дождаться и после пожинать плоды своих трудов.
— Ты обещаешь мне это, Святозар?
— Я когда-нибудь тебе лгал или не договаривал, Мария Француаза Бадоэр? — ответил я ей вопросом на вопрос.
— Тогда ты от нас уже никуда не денешься! — хищно она оскалилась, отчего даже клычки у неё немного увеличились. А всё из-за её связи с Конеко, и думаю лет через сто она станет оборотнем. А почему она сказала нас? Так её фамильяр уже пятнадцать лет умеет оборачиваться в человека, точнее в неко, кошачьи ушки и хвостик у неё пока никуда не пропадают, и эта мелкая кошка также испытывает ко мне те же чувства, что и её хозяйка. Из-за того, что Мария очень часто усиливая свою связь с фамильяром, отправляла ту нежится в мои руки, дабы хоть таким способом получить от меня долю ласки, она зациклила чувства Конеко на мне. Связь та обоюдная и, когда она по ней млела от моих прикосновений и поглаживаний, её собственные чувства сильно давили на эмоции Конеко, отчего и произошёл своеобразный импринтинг и теперь Конеко испытывает ко мне тоже, что и её хозяйка. Сейчас некомота выглядит как девочка тринадцати лет, и внешность у неё истинно ведьмовская. Огненно-рыжие волосы, сапфирового, ультрамаринового цвета глаза и очень смуглая кожа, видимо от отца Ифрита.
— Вот, возьми, — протянул я ей, призванную из пространственного кармана, шкатулку с подарками, — здесь подарки для тебя и Конеко. А мне пора повидаться с кардиналом Амати. Он просил встретиться с ним перед отбытием.
В шкатулке лежало три порции эликсира «Рассвет Темного Солнца», что помогут моей ученице не отвлекаться на заботы о здоровье и собственной внешности, а посвятить предстоящие три века собственному развитию, на пути к бессмертию. Также там было два кольца-артефакта, привязанных к моему артефакту-библиотеке, в которую уже перекочевали архивы с информацией всех существующих гильдий, моей собственной библиотекой и личными знаниями Салазара и Морганы, а также он периодически пополняется информацией из Ватикана, который только пять лет назад начал наполнять переданные им мною артефакты знаниями. Сами кольца были сделаны из освещённого серебра, переданного мне Ватиканом в качестве ответного дара за артефакты-библиотеки, сердцевиной которых является мой клык, внутри которого был мой же яд. И в кольца, помимо доступа к моим знаниям, было встроено заклинания защитника в виде Василиска, который мог быть размером с меня в форме змея, а это сорок пять метров или уменьшиться до нескольких. Он выполнял роль защитника и уступал мне в физических возможностях лишь процентов на десять-пятнадцать и был результатом синергии магии света — материального патронуса и иллюзией моего дара, доставшегося от кицунэ. Его яд был практически таким же смертоносным как и мой собственный и действовал он всё то время, на которое был призван защитник, так как причиной его воздействия являлась не материальная основа, а энергетическая иллюзия, накладываемая на саму реальность, заставляя ту поверить в его существование и смертоностность, практически полностью повторяя эффекты отравления оригинальным ядом шестисотлетнего Королевского Василиска. Адское пламя могло лишь слегка подпалить их шкуры. Призванные василиски-защитники спокойно и без вреда для себя могли миновать стену из пламени Инферно в несколько метров толщиной и оно не пристанет к их телам. А призывались они либо по желанию владельца, либо за счёт вызова духом разума, заключённого в кольца и сканирующего угрозы для своего владельца. Ну и последними подарками для моих девочек в шкатулке были два клинка. Я смог выковать, если такое определение вообще применимо к подобному материалу, из которого он создавался, два клинка в виде небольших танто длиной в шестьдесят сантиметров, сделанных из хвостов убитой мной семихвостой кицунэ. В обычном виде они выглядели как два стальных огненно-рыжих меча, с своеобразным рисунком на стали, будто он состоит из очень плотно спрессованных тончайших игл что были уложены ёлочкой, вершиной к рукояти меча. Но это были не просто невероятно прочные и острые мечи, а артефакты. Если подать в них энергию, они могли становиться словно живые и удлиняться до тридцати метров, при этом управление было мысленным и изгибались они под самыми невероятными углами, хоть в спираль их можно было закрутить, словно змеи. Ну а в зависимости от энергии, которую в них подавали, они могли наделяться самыми различными свойствами. К примеру, если Конеко подаст в него свою ману Ифрита, он будет пылать и с помощь такого меча можно словно горячим ножом резать как масло зачарованные на крепость доспехи, ну а если его напитает силой грёз Мария, то тут уж я не берусь гадать, что он сможет творить, думаю всё по воле и фантазии хозяйки.
Мне не дали так просто уйти, и стоило только встать из кресла, как Мария набросилась на меня и, повиснув на шее, впилась в мои губы.
— До встречи, любимый! — донеслось мне уже в спину, когда наш поцелуй прекратился и я развернулся на выход из комнаты своей ученицы. Весь мой скарб, который у меня скопился за годы жизни под крышкой замка семьи Бадоэр уже был у меня в пространственном кармане, со всеми я попрощался ещё вчера вечером и с отцом Марии, Франческо, в том числе.
Ну а теперь мои ноги вели меня в церковь Сан-Джакоменто, где меня ожидал Венченцо Амати.
— Здравствуй, Венченцо. Рад тебя видеть в добром здравии, — улыбнулся я человеку, которого так и не смог понять за все наши годы знакомства, он словно два разных человека, то умный, точнее разумный, то фанатик. Ей богу, будто одержимый, в котором борется две сущности за обладание бренным телом. И как к нему относиться, я так и не определился, хотя за время нашего знакомства я ни разу не видел от него подлости в свою сторону.
— И тебе здравствуй, Святозар. А ты всё так же молод и юн, как в день нашей встречи с тобой, — ну да, за минувшие тридцать лет я нисколько не изменился и даже не пытался состарить себя иллюзиями. Не видел смысла, так как сильные маги очень долго не стареют, а я не собирался задерживаться надолго в Венеции, хотя в итоге провёл здесь уже тридцать лет. А вот Венченцо вновь постарел, конечно, он выглядит сейчас моложе того возраста, когда мы с ним впервые встретились в доме семьи Акуисти, но ведь с момента его омоложения, в день Чуда, прошло уже тридцать лет, и сейчас он выглядит как мужчина лет пятидесяти пяти — шестидесяти. Хотя ему уже сто семь лет.
