— Мором изведёт? — хмыкнул маг.

— Или ещё чего похлеще, — отозвался брат ферана.

— И кто такое сказал?

— Зеур, — ответил Рэтар.

— По его мнению мы с ней не справимся, — добавил Тёрк.

— Зеур… — проговорил Верлеас, хмурясь и сжимая переносицу пальцами, и оба гостя уловили напряжение хозяина. — А первый маг значит её не видел?

— А разве в башне не видел, когда призвали? — спросил брат Рэтара.

— Ты же не думаешь, что он на всех ведьм смотрит? — спросил маг.

— Разве она не знатный переполох устроила в башне? — возразил Тёрк. — Ты же сам сказал, что тебя туда звали даже.

— Звали? — приподнял бровь Верлеас. — Не, Тёрк. Это я сам туда отправился — посмотреть на них, поиздеваться и повеселиться от души. Да и что мне делать больше нечего, как ведьмовские заговоры снимать? Правда всё же пришлось… А первый и не знает наверное об этом, да и не что-то это из ряда вон выходящее. Иные серые такое творят, что никому мало не кажется.

Оба гостя нахмурились.

— Это всплеск силы после призыва, — пояснил хозяин, — он вполне ожидаем. Да и ведьму вашу призвали судя по всему кое-как.

Верлеас мгновение замер, глядя в никуда, потом перевёл взгляд на Рэтара.

— Она сказала вам, что с ней случилось до того, как попала сюда? — спросил маг. — Или просто, что она делала до того, как оказалась в белой комнате?

— Нет, — ответил феран.

Маг перевёл взгляд на Тёрка, потом вернулся к Рэтару.

— Никому не говорила? — уточнил он.

— Мы вообще о ней очень мало знаем, — ответил старший брат ферана. — Но нам она никакого зла не делала.

— И не сделает скорее всего, — ответил Верлеас. — Даже наоборот.

— Что это значит? — спросил Рэтар, которого это ощутимо кольнуло.

— Это сложно объяснить, — маг снова ушёл в себя, потом повёл головой и заговорил. — Для начала — я хочу с ней поговорить, чтобы понять.

— Поговорить? — уточнил феран, стараясь унять своего поднявшего голову в беспокойстве внутреннего зверя.

— Мне нужно, чтобы она ответила на некоторые вопросы, — пояснил Верлеас, — и когда я услышу ответы, то смогу рассказать намного больше.

Рэтар повёл головой, сомневаясь.

— Без её ответов мне толку мало — сплошные предположения. Дайте мне с ней пообщаться. Я прошу у тебя, открыто, достопочтенный феран.

— Один на один? — уточнил Тёрк, вмешиваясь.

— При вас она ничего не скажет, — заметил хозяин. — Явно же не хочет, чтобы вы знали, иначе рассказала бы.

— Или при мне, или никак, — отрезал глава Горанов, внутри которого было слишком много недоверия к магам, а теперь взметнулась ещё и, боги, ревность.

— Рэтар, — вздохнул Верлеас недовольно, но встретившись со взглядом изарийского ферана, нахмурился. — Всё то, что рассказал Тёрк, все вот эти мелочи — это ничто. Пустое. Поймите, я смотрю не как простой человек, смертный. Я маг, я смотрю со стороны силы, возможности, запасов, мощи, наконец.

— Как на вещь, — гневно буркнул брат Рэтара.

— А ты не смотришь на меня как на вещь, Тёрк? — взвился Верлеас. — Маг для тебя не инструмент? Перестань, друг, вы не тащите из нас всё, что мы умеем, на грани возможного, не требуете спасать вас переступая через нашу жизнь? Никто не видит во мне человека, Тёрк — я вещь, инструмент, оружие! И от ведьмы меня отличает лишь то, что я в нашем мире свободный человек, а она призыв и до конца своих дней им останется. У меня есть выбор, а у неё только его видимость, а порой и того нет.

Тёрк стал суровым, но ничего не ответил.

— Она особенная, — проговорил маг, мягче, — я впервые лечил ведьму и она отдавала мне силу, что я тратил, назад. Боятся её стоит только глупцам и… скорее это ей нужно опасаться мира. И мне надо понять, как это произошло.

— Верлес, слушай, — устало рыкнул старший мужчина.

— Меч, Тёрк, — перебил маг внезапно.

— Что меч? — нахмурился тот не понимая.

— Представьте. Меч, твой, Рэтар, — Верлеас кивнул в сторону ферана Изарии. — У тебя же не простой меч? Его создал один из лучших мастеров Сцирцы? Эарган Горан заказал несколько.

Рэтар согласно кивнул.

— Одинаково хорош, чтобы рубить людей или деревья. С ним ничего не случится, — заметил маг. — Знаток за такой руки оторвёт, заплатит сколько попросишь. Будет любоваться. Мальчишка глупый пораниться, или убьётся, или деревья рубить будет. Такой мечник, как ты, воспринимает его, как лучшее оружее, что у него есть. И этот меч несёт смерть и в этом прекрасен. И ты ухаживаешь за ним, потому что без ухода он изойдёт, истлеет…

— Ты к чему нам воду эту льёшь? — не выдержал Тёрк.

— Хэла, как этот меч. И отвечая на твой вопрос, Рэтар, — маг перевёл взгляд на ферана, — вы уничтожите её, потому что не знаете, как с ней обращаться. Она истлеет без должной заботы. Ты прекрасный мечник и меч в твоих ножнах в идеальном состоянии, но ведьма всё-таки не меч. И, наконец, как только о ней узнают, её все захотят себе получить. И если это будет первый маг Кармии, то её просто заберут у тебя, потому что так прикажет великий. А если это будет, например, корта тёмных магов Фары, то её заберут силой, попутно народу положат невесть сколько.

Тёрк не сдержался и фыркнул, предполагая, что Хэла сильна и значит сладить с ней любым магам будет не под силу. Но Рэтар понимал, что эта надежда призрачна. Он знал, что его ведьма уязвима, знал, что несмотря на силу, что в ней бурлила, её можно сломить, она не всесильна, она хрупкая, слабая, она человек и, боги, женщина, которую он любит, и он не может позволить себе её потерять.

Верлеас сейчас говорил всё это и каждое слово резало, рвало ферана на части. Он силился не подавать вида, но понимал, понимал и эти слова мага о заботе, потому что однажды он её уже чуть вот так не потерял, как и Тёрк, не замечая хрупкости силы, не замечая граней возможностей. Понимал слова о желании владеть силой, потому что сам чувствовал в себе этот ураган триумфа обладания, когда Хэла убила тех наёмников в лесу.

— И если первый маг Кармии ещё может попытается с ней договорится как-нибудь, — продолжил Верлеас, — то тёмные маги уговаривать не будут. Да и не из тех она, кого можно сломать легко, поэтому они просто возьмут сосуд Варха, поместят её внутрь и будут тянуть из неё силу, беспощадно и безжалостно. А вы не представляете сколько её в ней. Её хватит не на несколько дней, не на лунь-два, и даже не на тир. Это будут десятки тиров, — сказал страшные слова маг и встретился взглядом с фераном Изарии. — Десятки тиров полных невыносимой боли и страдания. И она иссохнет, она обратится в прах. Но пока она будет сопротивляться и будет жива — тёмные маги будут сильнейшими магами Сцирцы. Этого времени им будет достаточно, чтобы захватить не только элаты, входящие в обороты Ваясты, но и наши.

Верлеас замолчал, словно прислушиваясь к чему-то. Рэтар подумал, что полез к ним в головы, потому что сам феран изо всех сил не показывать, что происходит внутри. А там была пропасть из страха, боли и бессилия.

Рэтар не был глупцом, он знал, что с магами, и уж тем более тёмными, сражаться нельзя. Можно сразить одного, двух, но не десяток, а в башне Хангыри или в той же корте тёмных магов Фары было магов намного больше, чем десяток. И последних не сдерживает вообще ничего — они предали высшие законы магии и отдали себя службе тьме и смерти.

Даже представить Хэлу внутри сосуда Варха для Рэтара было физически больно, невыносимо страшно. Кажется он ничего не боялся так, как этого.

— Но радует, — отозвался хозяин, возвращая внимание к себе, — что первый маг Хангыри о ней не знает. Хорошо, что Зеур, если понимает хоть что-то, не доложил. И вам очень повезло, что первого не было с великим эла.

— Он был в Клесте, нет? — спросил Тёрк.

— И это не совпадение, скорее всего. Хотя там было жарковато. Но, думаю, дело в попытке, — Верлеас напрягся подбирая слова, — устранения великого. Дело в том, что советники, охрана — все они люди и связаны клятвой первой святости, и вам известно, что через неё можно переступить, если очень захотеть. Но вот первый маг — он связан клятвой, закреплённой магией. И он просто не смог бы сидеть и смотреть, как великого убивают. Он должен был бы вмешаться. Понимаете? И остальных магов башни туда заслали, чтобы, если не получится сразу убрать, магическое лечения великий получил бы не сразу.