— Портрет девушки народа нахчи в газете, какой позор!

Нахчи — значит чеченцы. Хамзат Гацаев — человек молодой. В старое дореволюционное время он не жил. Однако этот молодой человек демонстративно подчеркивал свою приверженность к старым родовым обычаям. А согласно этим обычаям, нахчийской девушке надлежало жить замкнуто. Только в кругу семьи и для семьи. А его сестра Нина была в переписке чуть ли не со всем миром. Ей писали, она отвечала и, быть может, отвечала не только девчонкам, но и мальчишкам. Что из того, что мальчишкам-голубеводам по двенадцать — четырнадцать лет. По древним обычаям, девушке запрещено переписываться даже с двенадцатилетними, даже с голубеводами.

А может, отступление от обычаев не ограничивается только перепиской? И вот добрый брат, еще даже не видя сестры, организовал за ней слежку. Так за спиной у Нины появилась тень, которая ежевечерне являлась к Хамзату с докладом.

— Нину вызвал к доске учитель…

— И она вышла? И она отвечала ему, мужчине? Но ты хотя бы подслушал, о чем говорили эти презренные?

— Подслушал, но ничего не понял. О каких-то синусах и косинусах.

Хамзат схватился за голову:

— О я, несчастный брат!

А на следующий вечер новый донос:

— Утром на стадионе состоялся волейбольный матч…

— Моя сестра играет в волейбол? Неужели в майке, трусах?

— Совершенно точно, в майке.

— О, позор на твою голову, Хамзат!

Нужно было принимать какие-то экстренные меры, чтобы вырвать сестру из века двадцатого и возвратить ее назад — в век девятнадцатый. И вот Миша ведет Хамзата Гацаева в дом Гомзиных.

— Знакомьтесь, это брат Нины.

Ольга Николаевна горячо жмет руку гостю. Он и в самом деле очень похож на сестру. А сестра как увидела брата, так сразу же бросилась к нему на шею.

— Дорогой, как я рада!

А брат резко отстранил сестру.

— Что ты! Что ты! Нахчийская девушка не имеет права обнимать никого, кроме своего будущего мужа.

— Но ты же мой родной брат!

— Даже брата нельзя. Это противно законам шариата.

— Бог с ним, с шариатом. Жили мы без него. Будем жить и дальше так.

— Дальше ты будешь жить и не так и не здесь.

— Ты хочешь разлучить меня с мамой?

— Твоя мама давно умерла.

— А Ольга Николаевна?

— Вместо нее мы найдем тебе другую мать, знающую наши обычаи!

— Мне не нужно другой.

— Как, ты собираешься ослушаться брата? — сказал Хамзат и полез в карман за ножом. Он всегда, когда злился, принимался строгать палочку. — Имей в виду, — продолжал наставлять Хамзат, — неподчинение воле старшего брата строго карается шариатом.

— Но я люблю Ольгу Николаевну, — сказала Нина и заплакала.

Слезы сестры, по-видимому, смягчили сердце брата, и он согласился не разлучать ее с названой матерью, но только при том условии, если дочь и мать примут к неуклонному исполнению три его требования: первое — немедленно прекратить работу в кружке натуралистов, так как работа по селекции увеличивает число писем, приходящих в адрес Нины, а переписка по почте противопоказана девушке древними обычаями; второе — бросить с завтрашнего дня школу, ибо в школе с Ниной каждую минуту может заговорить учитель-мужчина, а это запрещается шариатом; третье — не выходить из дому с непокрытой головой.

— Как, ты хочешь надеть на меня паранджу?

— Паранджу носят в Узбекистане, а ты должна прятать лицо от посторонних под черным платком.

Хамзат сказал и ушел, и снова за спиной у Нины появился соглядатай, который следил, как сестра выполняет наставления брата. А Нина и не думала подчиняться сумасбродным требованиям брата. Хамзат просто-напросто забыл, в каком веке и в какой стране он живет.

Непослушание сестры бесило брата. Он снова отправился к сестре.

— Собирайся, едем.

— Куда?

— К Гирею.

— А он кто?

— Гирей — твой муж.

— Да вы что, в своем уме? — бросилась на защиту дочери Ольга Николаевна. — Какой муж? Нина — ребенок, девочка. Она учится еще в восьмом классе.

— Если девочка может без посторонней помощи поднять одеяло с подушкой, то старший брат по законам шариата может выдать ее замуж. И я уже нашел жениха. Это Гирей. Правда, Нина будет у него не старшей, а лишь третьей женой. Но третья — это тоже не последний человек в доме. И у третьей немало приятных обязанностей. Нина будет штопать и стирать мужу, кроме того, дважды в неделю старшая жена разрешит ей мыть Гирею ноги.

Нина вскочила и сказала:

— Я не пойду к Гирею в жены.

— Не забывайся, Нина! Ты дочь народа нахчи.

— Неужели все дочери этого народа бросают школу и с пятнадцати лет моют ноги своим мужьям?

— К сожалению, не все. Есть такие, которые кончают школы, университеты и становятся врачами, учителями, инженерами. У этих девушек были плохие, слабохарактерные братья. А твой брат, Нина, не такой. Гордись им и не подводи его, тем более что аванс за тебя с Гирея уже получен.

— Ты продал меня?

— Ну и что же тут удивительного? Тебя же продал не чужой человек, а родной, любящий брат.

Нина смотрела на любящего брата и не понимала, говорит он с ней всерьез или зло шутит. А тот без улыбки во взоре уже предъявляет девушке ультиматум:

— Тебе дается на сборы три часа. К десяти вечера муж Гирей приедет за тобой. Не поедешь с ним добровольно — тебя свяжут и увезут силой.

— Я буду кричать, драться.

— Не советую. У моего соседа была сестра. Она тоже решила жить по-новому, по-своему. Где теперь эта своевольница? Исчезла. Испарилась. Полгода никто не может найти следов ее. Вот что значит для девушки ослушаться старшего брата, — сказал Хамзат и, вытащив из кармана нож, стал строгать палочку. — Кстати, не вздумай жаловаться милиции. Это не поможет.

Несмотря на предупреждение, Ольга Николаевна с Ниной сейчас же, как только ушел гость, побежали в милицию. Дежурный принял встревоженных женщин, выслушал их и сказал:

— Этого Хамзата нужно было бы задержать, наказать. А я не могу. Угроза — это еще не содеянное преступление.

— Значит, мне можно не бояться за дочь? — спросила Ольга Николаевна.

— Нет, что вы! Пережитки в сознании — дело страшное.

Дежурный встал, прошелся по комнате, затем плотно притворил дверь и шепотом сказал:

— Уезжайте отсюда, да так, чтобы Хамзат не знал вашего нового адреса. Это человек из далекого прошлого. От него можно ждать мести и коварства.

Работники милиции не только дали совет. Они были так предупредительны, что купили двум несчастным женщинам железнодорожные билеты и помогли им незаметно ускользнуть из города. Легко сказать — ускользнуть. Ольга Николаевна бросила в этом городе, где прошла большая часть ее жизни, все: друзей, работу, любимых учеников, квартиру — и все это только для того, чтобы спасти Нину от преследований брата.

Трудно пришлось старой, больной учительнице на новом месте. Остановилась она у знакомых в Гатчине, под Ленинградом. Чтобы устроиться на новом месте, нужны были деньги. Женщины выехали из родного города внезапно, не взяв с собой вещей, документов. Написать письмо в гороно Ольга Николаевна боялась: а вдруг Хамзат узнает, где они прячутся. Хорошо, что в милиции не забыли старую учительницу и ее дочь. Начальник облотдела объявил розыск и выслал по новому адресу Гомзиных и вещи и документы. Жизнь в Гатчине стала помаленьку налаживаться. Мать с дочерью думали, что все страшное и плохое уже позади. Но увы! Над ними уже снова собирались тучи. Хамзат Гацаев ходил по городу и говорил:

— Я найду ее даже на дне моря.

И Хамзат нашел сестру, нашел при посредстве того же самого адресного стола, который помог установить местопребывание Гомзиных и начальнику областного отделения милиции. И вот на имя гатчинского прокурора приходит заявление с требованием задержать Нину и отправить ее по этапу к старшему брату. Гатчинский прокурор не внял, конечно, этому требованию. Он вызвал к себе мать и дочь, выслушал их и сказал:

— Живите спокойно в Гатчине. Я не стану отправлять Нину к брату.