Григорий Витольдович был бы не прочь вместо очередной экскурсии на завод отправиться в гости в местный театральный клуб, объявить там свое имя и под бурные аплодисменты присутствующих взбежать на сцену навстречу ярким лучам прожекторов и софитов. И чтобы дежурный по станции Москва-товарная все это видел и оценил, чего стоит «Витольдович», с которым ему посчастливилось жить целую декаду, в одном номере.
Но местные театралы не хотели, видно, мешать отдыху маститого артиста и до поры до времени не беспокоили его. Однако как только подошел к концу срок туристской путевки, в номер к Григорию Витольдовичу пришли с приглашением представители театрального клуба.
— Дорогой и многоуважаемый!.. Сегодня в восемь…
Дорогой и многоуважаемый широко улыбнулся и посмотрел в сторону дежурного по станции.
— Наконец-то…
И вот наступило восемь. Григорий Витольдович в последний раз оглядел себя в зеркале и заспешил вниз.
Десять минут езды на машине, и заслуженный деятель вместе с Женечкой входят в светлый, высокий зал. Раздаются аплодисменты. Но что это? Где стол для почетных гостей? Оказывается, в здешнем клубе нет ни сцены, ни кресел для публики. И гости и хозяева сидят бок о бок за маленькими чайными столиками. Григорий Витольдович, раскланиваясь и извиняясь, проходит между этими столиками, за которыми он видит немало спутников по туристской группе, к своему месту. Член правления клуба представляет его соседям. В Венгрии нет отчеств, поэтому Григорию Витольдовичу нужно запомнить только имена. Товарищ Шандор — это тот, что постарше. Он режиссер драмы. А рядом товарищ Иштван — молодой, начинающий артист. А вот кто эта милая девушка в голубом, которая назвалась Марийкой? Артистка эстрады или оперетты?
Пока Григорий Витольдович представлялся своей молодой соседке, Иштван начал разливать ликер. Новые знакомые подняли рюмки и улыбнулись.
«Как хорошо, — подумал Григорий Витольдович, — что рампа не отделяет в этом зале почетных гостей от обычных! Прошло всего несколько минут, как нас посадили за один столик, а мы уже разговариваем, как старые знакомые».
А разговор и в самом деле шел теплый, непринужденный. И Шандор и Иштван говорили, оказывается, по-русски. Правда, не очень бойко. Зато Марийка владела русским безукоризненно и от этого казалась Григорию Витольдовичу еще милее и обворожительнее.
«Нет, она, конечно, не начинающая актриса, а переводчица, — решил он. — А может, не переводчица, а жена режиссера Шандора? Господи, но ведь этот режиссер раза в два старше ее!»
И Григорию Витольдовичу стало жалко молодую, красивую Марийку. А разговор между тем шел за столом своим чередом. Иштван и Женечка заговорили о футболе. «Спартак»… «Гонвед»… Божик… Яшин…
Но так как четверо из пятерых сидящих за столом были работниками искусств, то разговор в конце концов перешел с футбола на театр, и вниманием стола овладел Григорий Витольдович. Он говорил много и вдохновенно. Говорил не только затем, чтобы ответить на вопросы соседей, а, главное, чтобы произвести впечатление на соседку. Соседка мило улыбалась, а соседи слушали и думали: «Умно, интересно говорит наш гость, но вот что удивительно: целый час ведет он разговор, и все не о той области искусств, в которой работает сам». Он восторгается балетом Большого театра.
— Вам обязательно следует приехать в Москву и посмотреть Майю Плисецкую в «Лебедином озере»!
Григорий Витольдович приглашал своих новых друзей и в Третьяковскую галерею и в Большой зал Московской консерватории послушать Рихтера и Ойстраха. Даже в цирк. Он избегал разговора только о своем театре. А венгерских товарищей больше всего интересовал как раз этот театр. И для того, чтобы помочь гостю перейти в разговоре с балета к драме, Шандор спросил Григория Витольдовича:
— Какая из современных пьес пользовалась в текущем сезоне наибольшим успехом у московского зрителя?
— «В добрый час».
— Мы читали про это, — подтвердил Иштван. — Автор пьесы — талантливый драматург. Это хорошо, Григорий Витольдович, что вы выдвигаете талантливых.
— Почему я? — удивился гость.
А Марийка улыбнулась и пояснила:
— «В добрый час» поставлен в Центральном детском театре. А Григорий Витольдович тоже выдвигал талантливых авторов. Только это было давно. Пятнадцать лет назад.
Шандор укоризненно посмотрел на Иштвана и сказал:
— Наш гость много выступал в шекспировских пьесах. Я, кажется, не ошибаюсь? — спросил он у Григория Витольдовича.
— Нет, — подтвердил Григорий Витольдович и, закрыв глаза, мысленно перенесся из Будапешта в Москву, в свою квартиру, стены которой были увешаны лавровыми венками и старыми театральными афишами. «Король Лир», «Ромео и Джульетта», «Много шума из ничего»… — Но больше всего я любил роль Гамлета, — сказал он, открывая глаза, а режиссер Иштван, чтобы доставить гостю приятное, добавил:
— Да, да… Мы читали про ваш прошлогодний успех.
За столом воцарилась неловкая пауза. И слово опять пришлось взять Марийке.
— Вы путаете, — сказала она Иштвану. — В прошлом году роль Гамлета сыграл артист Самойлов, и в другом театре. А Григорий Витольдович тоже играл Гамлета, но только давно. Двадцать лет назад.
— Простите, — сказал Иштван, — я плохо читаю по-русски и мог спутать.
Неловкое положение продолжалось, однако недолго. Марийка мило пришла на помощь заслуженному деятелю искусств и сказала:
— Григорий Витольдович любит не только драматургию Шекспира, но и драматургию Маяковского.
— Правильно… Теперь уже я не ошибусь, — сказал Иштван и, повернувшись к Григорию Витольдовичу, добавил: — Разве не вы так замечательно поставили «Клопа» и «Баню»?
За столом опять воцарилось молчание. И Марийке снова пришлось взять слово.
— «Клопа» и «Баню», — сказала она, — поставили режиссеры Петров и Плучек. А Григорий Витольдович тоже ставил «Баню», но только давно.
— Правильно, — с огорчением подтвердил Григорий Витольдович, — все это было, к сожалению, давно, а сейчас я уже не выступаю ни в пьесах Шекспира, ни в пьесах Маяковского.
— Врачи? Больное сердце? — сочувственно спросил Шандор.
Чтобы не углубляться в неприятный для него разговор, Григорий Витольдович хотел было утвердительно кивнуть головой: мол, ничего не поделаешь — стенокардия.
Но экспансивная Марийка предупредила его.
— Ой, что вы! — сказала она режиссеру Шандору. — Сердце у Григория Витольдовича в полном порядке. Вы разве не знаете? Григорий Витольдович — непременный участник всех теннисных соревнований Дома искусств.
Григорий Витольдович подозрительно покосился в сторону девушки в голубом. Откуда она так хорошо осведомлена о всех его делах — и творческих и теннисных? Неужели Марийка выписывает из Москвы в Будапешт и «Советскую культуру» и «Советский спорт»? «Ну и ну!» — подумал Григорий Витольдович и сказал:
— Я не выступаю на сцене потому, что мне трудно быть одновременно и актером и режиссером.
— Понятно, — сказал Шандор. — Вы сейчас только ставите пьесы?
— Не угадали, — ответил Григорий Витольдович и пояснил: — Пьесы в нашем театре ставят обычные режиссеры, а я главный. Понятно?
— Не совсем.
— Главный руководит обычными режиссерами, поправляет их ошибки, — сказал Григорий Витольдович и добавил: — На большую самостоятельную работу у главного режиссера попросту не хватает времени.
— Куда же оно уходит?
— На хлопоты. С утра до вечера я в бегах. Днем в Доме актера, вечером в Доме искусств. И всюду заседания, совещания.
— Вам, наверно, очень скучно? — с сочувствием спросил Шандор.
— Зато почетно, — ответила Марийка. — Вот только на днях Григорий Витольдович приветствовал по поручению Дома искусств конференцию юных филателистов.
— Кого, кого?
— Вы разве не читали? Григорий Витольдович владеет сейчас одной из лучших коллекций почтовых марок.
Григорий Витольдович попробовал улыбнуться, но эта улыбка не доставила ему удовольствия. «Ну, это слишком! — подумал он. — Несносная девчонка, как видно, выписывает не только «Советский спорт», но и «Пионерскую правду».
