– Нет, завершать программу буду я, – Канатоходец вздернул подбородок.

– Вы забыли Клоуна, – напомнил Директор.

– Он не нужен, мы – серьезное профессиональное шапито, Клоун же своим кривлянием профанирует усилия коллектива, вызывая чувство разочарования и весьма скудную кассу.

Акробаты тут же завопили:

– Да, да, он прыгает не хуже нас, публика не понимает, где высокий полет, а где бездарность.

«Я прыгаю лучше вас, – подумал Клоун, – но вы призваны удивлять, а я – радовать, вот в чем разница».

Укротитель припомнил прошлый сезон, как Клоун раскрасил мышей под тигров, выпускал их из клеток и бегал за ними со шнурком от ботинок, изображая дрессировщика с хлыстом. Дети вопили, как сумасшедшие, их отцы трясли шарообразными животами, а мамочки вытирали чепчиками слезы от смеха.

– Я согласен с Канатоходцем, – сказал он, – Клоун перегибает палку с шутками и пародиями.

«Я пародировал мир, – мысленно ответил Укротителю Клоун, – разрисованные мыши – это не тигры, а дети, обряженные в амбиции своих родителей, представляющих окружающим их не как детей. Но разрисованная мышь все равно мышь, а не тигр. Дети разбегаются от навязанной им жизни, и родителю приходится загонять их в построенные ими самими (но не Богом) клетки, только хлыст не настоящий, ибо нет для ребенка хлыста, но есть любовь, а ее-то и не берут с собой старшие дрессировщики. Публика смеялась над собой, а не над вами, господин Укротитель».

Директор:

– Взвесив все за и против, а их большинство, я принимаю сторону труппы. Мы не можем рисковать представлением из-за одного номера. Извините, господин Клоун, вы уволены.

Клоун поднялся со своего места:

– Цирк без клоуна мертв, знаете ли вы об этом? Манеж, по которому бродят звери, даже накормленные, а под куполом на канате балансирует одинокая фигура, пуст.

– Ты забыл о нас! – возмутились Акробаты.

– Не забыл, вас сожрут тигры, и это добавит пустынному цирку пустоты, – тихо проговорил Клоун, у которого вдруг перехватило горло.

– Хватит болтовни, – «взорвался» Канатоходец, – натравите на него зверя.

Директор повернулся к Укротителю:

– Чего ждете, открывайте клетки.

Клоун не торопясь вынул из-под халата воздушный шарик, в два выдоха наполнил его воздухом и поднялся под купол шатра.

– Никуда не денется, – прохрипел Канатоходец и ринулся к трапеции. Но сначала шар, а затем и вцепившийся в него Клоун непостижимым образом исчезли за шатровой тканью, не всколыхнув, не порвав, ни капельки не повредив ее.

В ночь на вторник в цирке вспыхнул пожар. Брандмейстер, обошедший пепелище, авторитетно заявил Директору, всклокоченному, как кухонный ершик, и испуганному, словно ночью случился конец света, что если это и поджог, то злоумышленников было не меньше сотни, поскольку весь шатер цирка и являлся, по существу, очагом возгорания. Тигры с опаленными усами и хвостами разбежались по округе, Укротитель, лишенный подопечных, подал заявление об отставке, Директор вместе с Акробатами очутился в долговой яме, а Канатоходец… просто исчез, растворился в едком дыме пожарища мутной фигурой с расставленными руками, будто распятый на кресте.

Таков конец пьесы.

Действующие аллегории:

Клоун – душа

Директор – разум

Укротитель – сердце

Тигры – страсти

Акробаты – желания

Канатоходец – эго

Достопочтенная публика – внешние обстоятельства

– Ну и почему персонажи пьесы раскрыты в конце повествования? – спросит удивленный, а может, и возмущенный читатель.

Вдруг захочешь вернуться к тексту и прочитать наново, иногда полезно взглянуть назад через призму приобретенного опыта, и кстати, может, допишешь сам, кто (или что) соответствует Цирку.

Вы идете по своей дороге, не слишком ровной, ведь она вымощена обстоятельствами, не слишком прямой, как и ваши мысли – придорожные столбы, не слишком узкой, вы же чему-то учились, но и не слишком широкой, поскольку учились спустя рукава. Несмотря на большое (или не очень) количество людей, присутствующих в вашей жизни, на Дороге вы в полном одиночестве (те, кто «рядом», топчут собственные камни). Солнце, когда оно есть, не отбрасывает вашу тень, дождь, уж коли он случился, не намочит плечи, да и ваши шаги, чаще несмелые, нежели уверенные, не поднимают пыль – внутри жизни (на Дороге) вас вроде бы и нет. Вы не осознанны, единственная ваша забота в процессе движения – обходить ямы. Перескочив через очередную на пути, вы вдруг замечаете на обочине знак. Что там изображено, видно плохо, тонкие линии рисунка, мелкий шрифт. Вы вглядываетесь, торопитесь подойти поближе рассмотреть таинственную табличку и… летите в яму. Степень ободранности коленей, цвет гематом на лодыжках и количество переломанных костей напрямую зависит от глубины возникшего препятствия. Чертыхаясь, охая или тихо постанывая, перемазанные грязью, а иной раз и кровью, вы выбираетесь из ловушки и утыкаетесь лбом в знак, мгновение назад так манивший вас своею прикрытой истиной. «Осторожно, яма» начертано на нем и изображен маленький уродец с круглой головой и растопыренными руками, шагающий в пропасть. Вы находите в несчастном портретное сходство с собой, и знак, вместе с наилучшими пожеланиями, на которые вы только способны, отправляется в осиротевшую яму. Шток, на котором красовалась табличка, используемый в качестве костыля, позволяет вам продолжить путь, а там, впереди, на не слишком узкой и не слишком ровной Дороге вашей судьбы, уже виднеется следующий знак.

– Неужели нельзя делать текст покрупнее, – обращаетесь вы к тому, кто выставляет знаки, многострадально обращая свой взор к небесам.

– Завидев Знак, смотри под ноги, а не на него, – отвечает вам Он, но вы Его не слышите в гуле собственных причитаний и оскорблений.

Проходит немного времени, и из очередной ямы вслед за клубами пыли вылетают проклятия и не понадобившийся костыль.

Оставим ненадолго физический план и взглянем на Дорогу через Эфир. Ваш путь избавился от ям (обстоятельства здесь играют незначительную роль) и дорожной пыли (как физической субстанции), он также лишился придорожных столбов и выпрямился (мысли хоть и оказывают прямое воздействие на жизненные силы, но не искривляют направления Дороги с точки зрения эфирного тела). Что касается кинематики движения по «эфирной дороге», вы спотыкаетесь на ровном месте, одномоментно теряя жизненный ток (падаете в яму физически). Здесь (в эфирной оболочке) знаком был приближающийся пузырь вакуума эфира, пробка в канале передачи информации (энергии) от высших тел, с одной стороны, предупреждающих о «яме», с другой – направляющих к ней для сохранения Баланса, в связи с выбранным вами направлением (вашим поведением).

Вы – мотылек, летящий во тьме на огонь. Пламя подсвечивает вам, где «холодная» зона, но вы садитесь на «горячий» язык (не смотрите под ноги, а пытаетесь разглядеть табличку). Эфирный вакуум «притягивает» ваше эфирное тело, но не для того чтобы вы «ступили в капкан», а, заметив, обошли. Если противопехотную мину раскрасят в красный цвет и не прикроют травой, наступите ли вы на нее? Вы наступаете.

Пока не прогремел взрыв, пусть даже эфирный, поднимемся выше, нас ждет Астральная Дорога. На плане эмоций как вы себе ее представляете? Правильно, это американские горки. Глубину и крутизну петель задаете вы своим эмоциональным фоном, реакциями на происходящие в жизни события. Ваша лень будет затягивать подъем, страх удерживать на гребне, безмятежность сбрасывать вниз тележку эфирного тела, не обращая внимания на то, что рельсы закончились, и вас ждет пустота. Тут бы и обратить внимание на астральный знак. Это точно не огненная пентаграмма в ночном небе, не гулкие шаги в пустом доме и не нашептывания незнакомого голоса внутри вашей черепной коробки. Астральный Знак – это чувство стыда, когда решаетесь сделать то, за что вам будет стыдно после, это необъяснимая печаль от еще не совершенного, ненужного вам приобретения, это сжавшееся сердце (вполне физически) в ожидании вашего гнева, никогда не праведного. Ощутив, как «эфирная земля» начинает уходить из-под ног, замрите, и она вернется к стопам вашим, но стоит ответить ей на движение, синхронизироваться с ней, и дно ямы (конечно, астральной) примет на себя энергию падения, а вы, лишившись жизненных сил, сломаете, например, большую берцовую кость.