В российском посольстве так же стали о чем-то подозревать. Казаки из охраны миссии, будучи опытными воинами, буквально кожей ощущали опасность. Каждый раз при прогулках по городу или посещения базара они постоянно чувствовали враждебные взгляды, как будто невидимый стрелок уже взял их на прицел. Некоторые торговцы, которые буквально ещё месяц назад лебезили перед ними, сейчас шептали проклятия или делали жест, как будто перерезают горло. Иван Алексеевич Зиновьев был опытным дипломатом и отлично помнил о печальной судьбе одного из его предшественника в Персии. Да и в целом, восточные правители весьма вольно трактовали неприкосновенность послов и заключение российских дипломатов в узилище было не самым страшным испытанием. Перед тем, как встретится с шахом и договорится об усилении охраны миссии, он пригласил к себе на беседу сотника Вырубова, который временно исполнял обязанности командира казачьей бригады, до тех пор, пока из России не прибудет Генерального штаба полковник Петр Владимирович Чарковский.

Дмитрий Алексеевич, который подозревал о том, какую роль сыграл глава российской дипломатической миссии в удалении Домонтовича из Персии, прибыл незамедлительно. Несмотря на весьма колоритную внешность: длинная черная борода, красивое лицо и огромный кинжал на поясе, Фатхали-шах, как его называли персы, был очень добрым человеком и совершенно не умел отстаивать собственное мнение, во всем соглашаясь с начальством. Такой склад характера у офицера вполне уместен, если он находится при штабе или состоит адъютантом. Его задача быть тенью своего начальника, знать досконально все его вкусы и привычки, быть в курсе слухов и сплетен и самое главное, выполнять сии обязанности в глубоком тылу. И не дай Бог, если у него в подчинении окажутся люди, за которых он должен отвечать и вести в бой, такому размазне просто не будут подчиняться. Естественно, его бывший командир полковник Домонтович считал недостойным достоинству русского офицера жаловаться кому-либо на недостатки своего подчинённого. Поэтому, Зиновьев пребывал в блаженном неведенье и считал, что этакий богатырь и рубака, явно держит своих джигитов в ежовых рукавицах.

— Приветствую вас, Дмитрий Алексеевич, — очень любезно встретил его глава миссии, — отрадно, что вы смогли столь быстро отозваться на мою просьбу о встрече.

— Здравия желаю, Ваше превосходительство, — рявкнул бравый вояка стараясь следовать завету Петра Великого о том, что: подчиненный перед лицом, начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства.

— Ну вы и оглушили меня, сотник. Я человек сугубо статский, а посему прошу обращаться ко мне по имени отчеству, но сперва, по русскому обычаю прошу со мной пообедать, а уж после поговорим и о делах.

Стол был давно сервирован, оставалось лишь занять позиции и слегка перекусить. Что и было сделано после принятия во внутрь по паре лафитников анисовой водки, столь любимой генералиссимусом Суворовым. Ну а потом, черёд пришел и первым блюдам. Но даже вкушая простые, но прекрасно приготовленные блюда, Зиновьев затеял беседу и умело втянул в неё Вырубова. Несколько анекдотов позволили создать непринуждённую атмосферу, а когда человек весел и слегка пьян, его проще подвести на нужную тему разговора. После чаепития, коим завершился обед, собеседники разместились в креслах, а меду ними в пределах вытянутой руки находился столик, уставленный всем необходимым для утоления жажды, причем в ассортименте напитков была не только вода.

— Ну— с, Дмитрий Алексеевич, похвастайтесь успехами ваших джигитов, — начал посол. Говорят, что вы сумели изрядно их обучить и теперь они готовы выполнить любой ваш приказ.

Лесть всегда приятна, а уж когда ты слышишь слова одобрения из уст особы, которая выше тебя чином, то это опьяняет сильнее вина.

— Так что, осмелюсь доложить ваще…, простите, Иван Алексеевич, -начал свой рассказ сотник, — успехи безусловно есть, хотя и помучится нам довелось изрядно. Но зато теперь, это лучшие воины в Персии. В принципе, Вырубов не врал. Он говорил правду, но упуская одну небольшую деталь. Вся дисциплина в казачьей бригаде держалось лишь на воле и харизме одного конкретного человека, которого, увы уже не было в Персии. Сотнику не было нужды обманывать посла, ибо, по словам Пушкина: он сам обманываться рад. Расстались они довольными друг другом, а через несколько дней воспользовавшись удачным предлогом Зиновьев сумел получить аудиенцию у Насера ад-Дин Шаха и попросил владыку Ирана в случае возникновения каких— либо беспорядков направить пару сотен джигитов из казачьей бригады для защиты русского посольства. Сия просьба была благосклонно выслушана и последовали уверения о её выполнении. Правда. Шах высказал своё недоумение по поводу всяческих слухов, но в конце концов не зря же с Пророк, мир ему и благословение, сказал: «Привяжи верблюда и тогда полагайся на Аллаха».

Наступило утро двадцать шестого мая. Еще накануне на азиатском базаре многие лавки так и не открыли свои двери, но зато его буквально заполонили фагиры и дервиши, которые постепенно перемещались поближе к зданию русской миссии. Это не укрылось от глаз посольского люда, и к Вырубову был отправлен гонец с просьбой о помощи. Через час, полторы сотни персидских казаков взяли во главе с сотником и двумя урядниками окружили периметр здания. Это было сделано вовремя, ибо увеличившаяся толпа всё ближе подползала к миссии. Слышались призывы изгнать неверных из Персии и угрозы убить каждого, кто добровольно не покинет посольство. Моджахеры чувствовали себя неуютно, но пока подчинялись командам, как внезапно из переулка выехал конный экипаж и направился к зданию миссии. А в нём сидел православный священник, Протоиерей Василий, прибывший для несения служб в домовой церкви посольства. Толпа на мгновенье смолкла и установилась мертвая тишина, которая прервалась воплем, обращённым к джигитам из казачьей бригады:

— Правоверные, вас предали. Сейчас вы будите окрещены!!!

Этот призыв стал той искрой, которая взрывает пороховой погреб. Фагиры вооруженные дубинками и неизвестно, откуда взятых саблями ринулись на штурм миссии. А моджахеры не только их пропустили, но часть из них присоединилась к толпе. Первой жертвой стал протоиерей, коему прилетевший камень проломил голову. Затем пришла очередь сотника Вырубова и урядников. Они дорого продали свои жизни. Когда опустели барабаны револьверов, в ход пошли шашки и кинжалы. Несколько десятков тел обезумевших фанатиков остались лежать на земле, но через пару минут их смяли и растерзали. Охрана посольства продержалась дольше, но что могут сделать десяток винтовок и револьверов против нескольких тысяч зверей в человеческом облике успевших вкусить крови. Очень скоро запылал пожар и огонь пожирал и стены, и тела павших защитников посольства. Чудом успевшие ускользнуть через небольшую калитку секретарь миссии и один из казаков охраны сумели добраться до Шахского дворца, но вместо спасения они нашли свою смерть. Ибо Насер ад-Дин Шах внезапно скончался от яда, а офицеры Камран Мирзы Найеб эс-Салтане, коего объявили наследником престола обвинили в этом преступлении русских шайтанов и без лишних слов, пристрелили кованых урусов. Ад воцарился на улицах Тегерана.

Я не успел всего на сутки! Вечером двадцать пятого, фактически, накануне этих роковых событий, я был в Куме. Там у меня была встреча с аятоллой Ширази, человеком, который имел серьезное влияние на всех религиозных деятелей Персии. Как известно, государь Михаил Николаевич включил шиитскую ветвь мусульманства в легальные (разрешенные) и равноправные религии в Российской империи. Послание от лидера шиитов России было тем пропуском, который позволил мне с очень большой надеждой на успех завязать отношения с этими фанатиками. Хорошо, что я потратил почти год на изучение Корана! Во всяком случае, во мне никто так и ни разу не заподозрил неверного. Второй встречей был визит к опальному бывшему великому визирю Мирзе Юсуф-хану Аштиани. Этот хитрый и осторожный политик принадлежал к татарскому аристократическому роду из Тавриза, чем выгодно отличался от многих министров, которые по воле шаха поднялись из грязи в князи. Визирь Низам, министр юстиции был каменщиком, хорошо умел распиливать бюджет и красть, был изворотлив и очень любил подношения. Впрочем, коррумпированность местного чиновничества превосходит даже двор турецкого султана. Тут надо давать взятки, постоянно, но никто не даст гарантии, что получив взятку, твое дело решится. Нынешний садразам (великий визирь) сын погонщика мулов, министр иностранных дел — безграмотный перс, а начальником тегеранской полиции служит итальянский граф Монтефорти, редкий пройдоха. Окружив себя подобными личностями, шах претендует на звание великого реформатора, сравнивая себя с Петром Великим. Зачем мне нужен был этот серьезный тип? Его род, как многие другие, имел тесную связь с родом Каджаров, нынешних правителей Персии. При этом под его влиянием находились не только воины Аштиани, но и воины еще нескольких родов, родственных азербайджанским татарам, из которых набирали лучшую конницу шаха.