Тяжелое детство, постоянные избиения, унижения и сильнейшая психологическая травма не смогли не сказаться на его характере. Лишенный ласки и общения со сверстниками, он вырос озлобленным на весь свет и патологически жестоким.

Однажды дьячок, мучаясь бессонницей, услышал непонятный шум на колокольне. Кряхтя, он поднялся наверх и остолбенел от увиденного. Маленький мальчишка в окровавленной рубашке сидел на корточках, и, чему-то улыбаясь, ножницами по частям отрезал голубю крылья. По полу ползали, оставляя кровавые следы, несколько птиц с отрезанными лапками, а в их глазницы были воткнуты шипы от акации.

– Ты что, гаденыш, творишь! – заревел дьяк и кинулся к нему, пытаясь схватить за рубаху, но мальчишка, швырнув мокрую от крови тушку дьяку в лицо, увернулся и опрометью бросился по лестнице вниз.

Дьяк узнал Митрича, и на вечерней молитве, увидев в церкви его опекуна, с возмущением рассказал ему о случившемся. Опекун молча выслушал, покивал и, придя домой, так отходил мальчика вожжами, что тот неделю не мог выползти из чулана. Но добрее он от этого не стал.

В станице кровью никого не удивишь, любая девка может, не морщась, отрубить курице голову, а любой мужчина – заколоть кабана, но садистские наклонности Митрича вызывали страх у сверстников. Однажды на берегу мужики, пришедшие пройтись с бреднем по ерику, нашли мертвую кошку, которая не успела окотиться в установленные природой сроки. Во все отверстия были воткнуты камышинки, живот вспорот, а неродившиеся котята были развешены на пуповине по кустам.

Станичники, освобождавшие Балканы от турок, хлебнувшие, и сами пролившие немало крови в Чечне и Дагестане, опешили.

– Душегуб народился на свет, еще хлебнет народ с ним горя, – сказал печально пожилой сивоусый казак.

– Если по уму, то его прибить треба, бо потом он наших девок будет насильничать, когда в возраст войдет,– ответил другой. – Знаю я этого сопляка, Митричем кличут.

– Христя, закопай все, чтоб смраду не было, порыбачим, а после подумаем, как быть.

Удачную рыбалку отметили ухой и горилкой, и, может быть, убитая кошка забылась бы, но новый ужасный случай всколыхнул всю станицу.

На Троицу молодежь, отстояв службу, решила, следуя городской моде, пойти в лес на пикник. Войдя в реденький лесок и случайно разбившись по парам, они разбрелись в поисках подходящей поляны. Галина с Семеном, высоким крепким парнем, ушли дальше всех.

Убедившись, что из-за деревьев их не видно, Семен обнял Галину и крепко поцеловал.

– Погоди, Сема, пусть хоть чуток стемнеет.

– Силов моих нет терпеть, люблю тебя, Галя! По осени сватов зашлю, гарбуза не выкатишь?

– Если юбку или блузку порвешь, то выкачу! – улыбаясь, сказала девушка и добавила: – Слышишь, жареным тянет? Наверное, пока кохались, уже и поляну нашли, и мясо жарят, пошли, пока все не съели.

Взявшись за руки, они пошли на запах, который все усиливался и с каждым шагом вызывал недоумение.

– На керосине что ли жарят? –Недовольно сказала Галя.

– Вместе со шкурой,– добавил Семен, выходя на маленькую незаметную вблизи полянку.

Увиденное повергло их в шок. К дереву была прибита собака, ее пасть была замотана проволокой. Распятая промежность дымилась. Из собачьих глаз ручьем бежали слезы. Особенно ужасным было то, что весь этот кошмар происходил в абсолютной тишине. Сидевший на корточках Митрич плеснул из жестянки керосин и потянулся за лежавшими на камне спичками.

Сзади послышался утробный стон, Галина упала на колени, ее выворачивало наизнанку. От этого звука Семен пришел в себя, в два прыжка пересек поляну и с размаху ударил маленького садиста ногой.

– Тварь проклятая, я сейчас тебе все гузно спалю…гниденыш.

Митрич хотел вырваться, но не смог, тогда он выхватил из кармана шило, с размаху воткнул его Семену в икру и скрылся в лесу.

– Убью …сученок! – крикнул в ярости Семен.

– Успокойся, – вдруг твердо сказала Галина. – Дай ногу гляну. – И, осматривая рану, сказала: – Слава Богу, что убег! Ты бы его прибил бы здесь.

– Жаль, что не прибил!

– А дальше? Под суд?.. А сватов кто засылать будет? – улыбнулась девушка и, поцеловав его, сказала. – Помоги отвязать пса, я его выхожу, преданней у нас с тобой друга не будет. Заодно покажем народу, пусть решают, а мы и дело нужное сделаем, и греха на душу не возьмем.

Семен с восхищением посмотрел на нее и пошел спасать щенка.

Наутро, когда все стало известно, три уважаемых в станице казака подошли ко двору, где жил опекун Митрича.

Старший из них, нашедший растерзанную кошку, жестко произнес:

–Здравствуй, малец, твой приемный дома? Зови до нас.

Когда Митрич вышел во двор, то сразу все понял. Он молча стоял, глядя на блестящие сапоги мужиков.

– Общество не хочет тебя, стервеца, в станице видеть, не человек ты. Если завтра утром тебя кто-нибудь из мужиков в станице увидит, то пеняй на себя. Еще не хватало, чтоб пришлые байстрюки здесь гадили, – сказал сивоусый, и добавил, обращаясь к хозяину: – Собери ему харчей, одежи на первое время и утром чтоб духу его не было. Ты все понял? – спросил он, посмотрев на Митрича.

– Да, – ответил тот и поднял голову. От его холодного взгляда, казакам не раз смотревшим костлявой в лицо, стало не по себе.

***

– Значит, бутылка Митрича, – задумчиво сказал Викентий Леонтьевич.

– Его, мерзавца, больше некому, – удовлетворенно произнес Лавр Павлович. – Надо брать!

– Безусловно, но только где теперь его искать. Аполлон Игоревич, есть пальцы, пригодные для идентификации?

– Да…уже снял.

С улицы послышался цокот копыт, резко оборвался и, для приличия стукнув рукояткой нагайки в дверь, на пороге появился запыленный казак:

– Ваше благородие! Срочно треба ехать, на дороге три трупа обнаружены, один из них – малец.

Через десять минут бричка быстро запылила по дороге. Вдалеке показались два всадника и запряженная телега.

– Вот, уже приехали, – сказал казак.

Когда они подъехали, один из казаков спешился, строевым шагом подошел к бричке и, отдав честь, доложил:

–Господин подпоручик! Во время патрулирования казачьим разъездом была замечена телега, стоявшая неподвижно, при осмотре было обнаружено три трупа, двух взрослых и одного ребенка. Старший патруля вахмистр Семен Скарга! – И затем добавил: – Я сразу послал за вами, а сам с напарником остался охранять место происшествия.

Следователь и доктор направились к телеге, а Лавр Павлович, трепеща от злости и возбуждения, принялся нарезать круги, как легавая, потерявшая след. Вдруг он остановился и зло спросил у вахмистра:

– Почему не организовали преследование? – и, махнув рукой в сторону видневшегося вдали леса, добавил:– Что, ума не хватило лес прочесать? Они только туда могли уйти.

– Ума хватило, Николай с Василием и без команды туда рванули,– с достоинством ответил вахмистр.– Да только я как тело оглядел, сразу вернул их назад, – и, видя, что пристав его не понимает, добавил: – Окоченевшие они все насквозь, значит, злодейство по ночи сотворили, ищи теперь ветра в поле.

– Скажите, какой Нейдинг40 кубанского розлива,– ухмыльнулся Арнольд Ромуальдович.

Наклонившись, он помял предплечье и бедро молодого, лежащего ничком в луже черной запекшейся крови, парня, затем встал и, повернувшись к Лавру, сказал:

– Вахмистр прав, не менее пяти-шести часов прошло.

Каждый знал свое дело, и, обмениваясь короткими фразами, они начали работать.

– Забрали еду и наличность, если таковая имелась, – сказал Лавр Павлович. – Скорее всего, пошли в сторону Геймановской41. Зверье: – ребенку глаза выкололи.

– Судя по положению тел и отсутствию следов борьбы, полагаю, что преступников было двое, – произнес Викентий Леонтьевич. – Убитые, вероятнее всего, возвращались с рынка домой. Четыре убийства за неделю… я такого не припомню.