– А как же Мария? Мне ж жениться на ней надо, из-за нее я и на гнусность сподобился, – растеряно произнес Тихон, широко раскрытыми глазами глядя на кучу драгоценностей.
– Дура ты и есть дура! – покровительственно произнес Митрич.– Если ты хотя бы одно колечко продашь, то перед тобой такие девки на цырлах ходить будут, что слюнями захлебнешься! Хватит разговоры говорить, сейчас к реке пойдем, туда, где щуку двухпудовую на Покров мужики словили, там и ухоронку сделаем.
Митрич встал и подошел к окну. Тихон воровато оглянулся и сунул в карман одно колечко, призывно смотревшее на него ярким рубиновым глазом.
– Ставь хабар в печь, бери ведро и бегом со всеми на пожар, – распорядился Митрич, накидывая на плечи свой видавший виды лапсердак.
– Зачем? – Ошарашено спросил Тихон, которому очень не хотелось туда идти. Ему казалось, что стоит им появиться, как первый же человек покажет на него пальцем и закричит: – «Хватай убивцев, вот они, душегубы!».
– Затем, дурья башка, чтоб все нас видели, как мы пожар тушим и о беде людской радеем, смекнул?
–А, Митрич, и впрямь голова! – восхитился Тихон, подхватил в сенях ведро, бодро выскочил на улицу и влился в толпу.
Вся станица, полуодетая, с ведрами бежала к горящей хате. Гаврила Нарыжный, поднявший тревогу, сноровисто таскал из колодца ведра с водой и по цепочке передавал мужикам, которые поливали стены и уже начинавшую тлеть крышу. Действиями станичников умело руководил становой пристав. Наконец, последние языки пламени перестали облизывать стены и, пошипев для приличия, исчезли.
– Геть назад! – прикрикнул пристав на мужика, который решил проявить рвение и сунулся в дверь, из которой несло запахом гари.
– Ваш бродь! А вдруг она там? Вовнутрях лежит живая? – спросил пожилой казак, нещадно дымя козьей ножкой.
– Была бы жива, уже б голос подала, – ответил пристав, и тихо добавил:– Да и заглядывал я уже туда…
– И шо? Нешто там она? – сгорая от любопытства, спросила Глафира, толстая тетка с круглым улыбчивым лицом, на которое по случаю пожара было надето скорбное выражение, но Лавр Павлович не удостоил ее ответом и, обернувшись, приказал одному из молодых казаков: – Давай верхами8 за следователем и доктором, я здесь побуду.
***
Становой пристав, подпоручик Лавр Павлович Ермаков, был молодым поджарым мужчиной, являющим собой образец строевой выправки. Несмотря на относительно долгий срок службы, он не утратил к ней интереса, и любое происшествие вызывало у него азарт, сродни охотничьему. Он нервно прохаживался ничего не предпринимая, дожидаясь приезда следователя и земского врача.
Услышав за спиной скрип колес, Ермаков резко развернулся и упругим шагом пошел навстречу подкатившей коляске, в которой сидели следователь с помощником и врач.
– Доброе утро, – поздоровался пристав.
– Здравствуйте, – ответил за всех следователь, а доктор добавил: – Мне кажется, Лавр Павлович, что насчет доброго вы несколько погорячились.
– Давай в двух словах, Лавр, и начнем… – сказал следователь, слегка полноватый блондин в пенсне и форменном вицмундире. Они с приставом были знакомы давно, испытывали друг к другу искреннюю симпатию и даже иногда вместе рыбачили.
– В двух словах и будет… Гаврила Нарыжный вышел до ветру, увидел огонь и поднял народ. Всем гамузом9 потушили. Я прискакал, когда пламя уже начали сбивать. Заглянул в хату, она лежит на полу. Поверху глянул, все стало ясно, и послал за вами.
–Так она не угорела?
– Нет… сейчас сами увидите.
Аккуратно, стараясь не оставить лишних следов, они вошли в хату.
По счастливой случайности огонь занялся напротив окна, обращенного к деревне, и был сразу замечен. Керосин, разлитый на земляной пол, частично впитался. Пламя только опалило край ночной рубашки и волосы, а до тела Дарьи не добралось.
– Да-с… давно убийств не было, – сказал доктор, сразу подошедший к телу и начавший его осматривать.
– Арнольд Ромуальдович…может, все-таки угорела? – с робкой надеждой спросил следователь, которому очень не хотелось иметь криминальный труп.
– Викентий Леонтьевич! Если вы считаете, что огонь мог выжечь такую аккуратную дыру в черепе, то тогда конечно, – с улыбкой сказал Арнольд Ромуальдович. –A propos10, этот адский огонь, прежде чем пробить голову, избил ее и изуродовал руку, весь пах в крови… ну, это уже в морге посмотрим.
– Могет быть, краски11? – вдруг послышался от порога голос. Гаврила, поднявший народ на борьбу с огнем, считал себя одним из главных участников происшествия и до жути хотел принять участие в следственных действиях.
Все трое удивленно обернулись. Нарыжный стоял у порога, прижавшись к косяку, он мял в руках картуз и всем своим видом выражал готовность содействия следственным органам.
– Вон отсюда! –шикнул на него пристав, а доктор, улыбнувшись, добавил: – В мозгах у тебя краски… вместо серого вещества.
В дверях показался помощник следователя с огромным штативом и кофром.
– Викентий Леонтьевич, начинать сигналетическую съемку12? – громко спросил он, желая произвести впечатление на окружающих диковинным словом.
– Да…пожалуй, начинайте распаковываться, – сказал следователь и добавил :– Ну что, приступим, помолясь?
***
Через четверть часа общая картина была ясна.
– Вошли ночью, сразу стали бить, причем не просто бить, а пытать, стараясь выяснить какую-то информацию. Она оказала активное сопротивление. Под ногтями кровь. По всей видимости, она ничего не сказала, в хате разгром, – задумчиво произнес Лавр Павлович.
– А где, собственно, орудие убийства? – внимательно оглядываясь вокруг, спросил Викентий Леонтьевич, –In flagranti13 что-то не наблюдается.
– Может, с собой унесли? – вопросом на вопрос ответил Ермаков и, присев, аккуратно за острие и рукоятку, двумя пальцами поднял с пола нож. – Арнольд Ромуальдович, а на теле есть ножевые ранения?
– Не видно, может быть, на спине? Я еще не осматривал. Кстати, после падения труп с места не двигали.
– После такого удара умирают сразу, смысл добивать ножом? По всей вероятности, это кровь кого-то из убийц.
– Изымем и приобщим к уликам. Арнольд Ромуальдович, я слышал, в медицине появился какой-то метод, при помощи которого можно установить, кому принадлежит кровь. Вы не слышали об этом? – спросил Викентий Леонтьевич, поскрипывая пером.
– Слышал. Это называется группа крови14. У меня есть необходимые реактивы, можно попробовать, – ответил доктор.
Пока помощник устанавливал над трупом треногу и укреплял аппарат Бертильона, следователь успел написать протокол осмотра места происшествия и скомандовал: – Начинайте снимать, Аполлон Игоревич.
Во время съемки, при вспышках магния, Лавр Павлович мягким пружинистым шагом прохаживался по горнице, водя глазами по сторонам.
– Викентий, погляди, – от возбуждения он забыл о правилах хорошего тона и указал на стену, где на побелке явственно отпечатался окровавленный след ладони.
Арнольд Ромуальдович, приглядевшись, уверенно сказал:
– Мужская… Хозяин ладошки – высокий и крупный мужчина. Здесь и Пинкертоном быть не надо.
– Спасибо, Лавр Палыч. Вашей внимательности можно только позавидовать, – благодарно произнес следователь. – Жаль только, что снять отпечатки нельзя, как назло, смазаны.
– Для определения группы достаточно, – Арнольд Ромуальдович достал из саквояжа пробирки и, подумав, добавил: – Я б, сударь, изъял бы коньячную бутылку: довольно-таки необычная вещь для станицы. Я практически в каждой хате побывал, но шустовских коньяков наблюдать не приходилось.
