— Слышал, — Володя дрожал от непонятного страха. — Что они хотят сделать?

— Царя освободить из тюрьмы.

Мальчики тихо постояли на крыльце, прислушиваясь к каждому шороху. Теперь Петрику было все понятно: капитан Куров и его гости-офицеры хотят, чтобы все стало по-старому, чтобы снова был царь вместо революции.

Царь!

Это слово всегда вызывало в душе Петрика воспоминание о блестящей, словно лакированной, обложке сытинского календаря. На ней был изображен розовый рыжебородый генерал с синими глазами, аккуратно причесанный на пробор. Разглядывая обложку календаря, Петрик всегда любовался пышными эполетами и голубой муаровой лентой, перетянутой через плечо. И портрет и царь ему нравились. Такой же портрет, только не раскрашенный, а потому и менее красивый, висел в учительской. Он висел до того дня, пока в классах заставляли петь «Спаси, господи, люди твоя...» Вместе с молитвой исчез и портрет из школы. И тогда Петрик узнал, что царь не генерал, а только полковник (две полоски на погонах), что он был вампир и по ночам из золотой чашки пил народную кровь. В тот же день Петрик выколол на календаре царю синие глаза и написал на голубой ленте: «Простой полковник и вампир».

— Не надо было прятать корзинку капитана, — прошептал Петрик, наклоняясь к Володиному уху. — Совсем не надо.

— Я царя не хочу! — сказал Володя. — Папа рассказывал, он рабочих стрелял у Зимнего дворца.

Через два дня вечером, когда у Курова вновь собрались роялисты, несколько военных с револьверами в руках неожиданно появились во дворе. Петрик и Володя юркнули с крыльца в садик и притаились в кустах сирени.

В открытое освещенное окно они отлично видели куровских гостей, беспечно пивших спирт. Капитан, открывавший штопором бутылку, стоял спиной к двери. Он не заметил, как на пороге вдруг появился человек в очках, перетянутый ремнями.

— Именем Учредительного собрания! — закричал вошедший писклявым голосом, неумело поднимая револьвер. — Вы арестованы! Руки вверх!

Роялисты переглянулись, а капитан Куров, багровея от гнева, заорал:

— Вон отсюда, слякоть! Плевать я хочу на вашу учредилку! Керенские холуи! Предатели...

Но за спиной близорукого неожиданно выросли чехи со штыками, и капитан, чертыхаясь, сдался без боя.

— Да, я роялист! — говорил он, с нескрываемым презрением глядя на очкастого. — А вы, учредиловцы, продались чехам. Но не беспокойтесь, не долго за ними попрыгаете. И вас, как большевиков, придушим. Дайте срок!

— Я чехов брал тысячами в плен! — крикнул георгиевский кавалер и, быстро вынув револьвер, приложил дуло к своему виску. — Позор!

Петрик и Володя от ужаса зажмурились. Но выстрела не услышали.

— Из-за этой паршивой сволочи стреляться?! — завопил капитан. — Никакого позора! Плюньте. Я в штабе в десять минут все улажу. Им же влетит, мерзавцам.

Роялисты надели лихо заломленные фуражки, натянули перчатки и под конвоем стали выходить из куровской квартиры.

На крыльце капитан остановился и громко закричал:

— Петрик! Владимир! Куда вы провалились?

— Не так громко, — вежливо сказал человек в очках. — Прошу потише!

— Пошел ты к чертовой матери, слепая курица! — еще громче заорал капитан. — Я квартиру открытой не брошу.

Петрик и Володя выскочили из кустов.

— Мы здесь, ваше высокоблагородие! — крикнул Петрик.

— Караульте дом! — приказал капитан. — Я скоро вернусь.

У калитки стоял грузовик. Мальчики услышали, как затрещал мотор, и от ворот дома отъехал автомобиль.

Город Белебей

Прошел час, другой, а капитан Куров, пообещавший скоро вернуться, пропал бесследно. Петрик и Володя, прислушиваясь, не хлопнет ли в саду калитка, убрали со стола остатки незаконченного пиршества и, утомленные долгим ожиданием, улеглись спать.

Утром капитан не явился. Ребята решили, что он отправился сразу на службу, и занялись обычными делами. Петрик побежал на вокзал узнать о поезде. В справочном бюро ему дали прежний ответ:

— Сообщение с Белебеем еще не восстановлено.

Он вышел на перрон. Звонкоголосый газетчик оглушил его неистовым криком:

— Монархический заговор капитана Курова! Монархический заговор капитана Курова!

Мальчик поспешно купил газету. Отойдя к стене, он прочитал об аресте пяти офицеров, замышлявших освободить Николая Второго из тобольского заточения. Петрик помчался домой.

— Володька! — задыхаясь от волнения, закричал он возле дверей. — Про нашего капитана что напечатано... На, читай скорее!

И Петрик сунул газету брату.

За всю свою тринадцатилетнюю жизнь Володя не мог прочитать ни одной статьи и заметки до конца, хотя и раскрывал несколько раз принесенную отцом газету. Но сейчас он с жадностью проглотил десяток строк, посвященных аресту капитана Курова.

— Ну что? — глаза Петрика сверкали. Он сознавал себя участником события, описанного в газете. Ведь это они вдвоем с Володей чистили селедку для офицеров и слышали про заговор. Все это было очень интересно и необыкновенно.

— Что же мы теперь будем делать? — спросил Володя с недоумением.

Петрик задумался. После ареста капитана комната осталась открытой. Как быть? Закрыть квартиру на замок и ключ отдать соседям? А может быть, лучше сделать заявление в милицию?

Но кто же может поручиться, что соседи не очистят квартиру до возвращения капитанши? Бросить же куровское имущество на произвол судьбы Петрик считал недобросовестным. Жена капитана помогла им в тяжелую минуту жизни, и платить злом за добро он не хотел. Не проще ли в таком случае подождать четыре дня, когда вернется в Самару Курова? Она покинула город только на две недели, а после ее отъезда прошло уже десять суток.

— Мы будем ждать Ольгу Сергеевну, — твердо сказал Петрик.

Володя не стал возражать: все равно ехать нельзя, поезда не ходят. Но через два дня на вокзале дежурный по станции дал неожиданную справку: сегодня вечером отправляется первый поезд на Белебей.

Володя, не чувствуя под собой земли, несся с радостной вестью к Петрику. Теперь задерживаться в Самаре нельзя ни на одну минуту. Надо скорее бежать на вокзал.

Он выпалил свое предложение залпом, единым духом, ничуть не сомневаясь, что брат мигом соберется в дорогу. Но Петрик даже не пошевелился.

— Послезавтра поедем. Как Ольга Сергеевна вернется.

Володе показалось, что он ослышался. Ждать еще два дня? Нет, ни за что! Кривя рот, он крикнул со слезами в голосе:

— А чего ждать ее?

— Вещи могут утащить.

— Тебе они дороже Борьки!

— Я не хочу, чтобы меня вором считали.

Володя понял, что спорить с братом бесполезно, и выбежал на крыльцо. Сердце мальчика кипело от негодования. До самого вечера он дулся на Петрика и не разговаривал с ним.

Капитанша приехала ровно на четырнадцатый день, как и обещала. Узнав об аресте мужа, она не особенно расстроилась.

— Мой муж никогда не скрывал, что он монархист. Эсеры не имеют права его трогать. Ведь он помогал им во время переворота прогнать большевиков.

Ольга Сергеевна надела шелковую нарядную кофточку и черную юбку с бесчисленными ровными складками, напоминавшими гармошку. Потом капитанша долго завивала щипцами волосы, красила перед зеркалом губы, пудрила лицо. Она стала моложе и красивее, особенно когда надела шляпу с перьями, натянула длинные перчатки с отрезанными пальцами и взяла в руки зонтик с кружевами.

Ольга Сергеевна отправилась к знакомым хлопотать за арестованного мужа и вернулась поздно вечером в отличном настроении. Все обстояло благополучно. Капитана Курова будут на днях судить и обязательно оправдают.

— Тогда мы завтра уедем, — сказал Петрик. — Поезда в Белебей ходят.

— Поезжайте, поезжайте, мальчики!

Капитанша оценила добросовестность ребят, сохранивших ее имущество, и на прощанье дала Петрику пять двадцатирублевых керенок.

— Этого хватит, чтобы доехать до Белебея, — сказала она. — Желаю вам поскорее встретиться с братом.