28 февраля 1837 г.: «Быстрота процесса увеличилась в 60 раз».
Предчувствуя скорое и успешное завершение работы, Дагер снова настаивает на встрече с И. Ньепсом. Исидору пришлось согласиться, и летом 1837 г. компаньоны снова встретились в Париже. Там 13 июня был подписан новый, уже третий по счету, договор. Одна из его поправок гласила, что Дагер передает Товариществу изобретенный им новый способ фиксации изображения в камере-обскуре, но при условии, что этот способ будет носить только имя его изобретателя, т. е. имя Дагера. Вместе с тем оговаривалось, что новый процесс «…может быть опубликован не иначе, как одновременно с первым способом, так, чтобы имя Н. Ньепса всегда должным образом фигурировало в этом изобретении».
Во время этого же свидания было решено обнародовать изобретение путем подписки, которая будет объявлена через газеты. Любопытно, что ни в одном из своих писем к И. Ньепсу Дагер и словом не обмолвился, в чем же, собственно, заключается его новый процесс. Не открыл он секрет этого процесса Исидору и при их свидании. Чем можно объяснить столь упорное нежелание Дагера познакомить своего компаньона с новым способом воспроизведения изображения? Две причины удерживают его от этого шага.
Прежде всего Дагер опасается, что секрет его изобретения может быть раскрыт конкурентами, которые видятся ему в каждом человеке, интересующемся химией или камерой-обскурой («Я уверен, что несколько химиков уже занимаются здесь подобным делом», - пишет он 5 октября 1835 г.). В последнее время Дагер стал настолько подозрительным, что необходимые ему химикаты покупал уже не в одном магазине, как он это делал раньше, а в разных, приобретая их при этом вместе с другими, совершенно ему ненужными. Делалось все это с целью сбить с толку возможных конкурентов.
Была и другая причина. Поняв, какое огромное значение будет иметь для человечества новое изобретение, Дагер как человек, не лишенный честолюбия, решил приоритет первооткрывателя фотографии закрепить за собой. Его интересует не столько материальный успех дела - процветающая диорама обеспечивает пока постоянный и солидный доход, - сколько слава изобретателя.
Об этом Дагер без обиняков высказался в письме к И. Ньепсу от 28 апреля 1838 г.: «Что касается меня, то меньше чем когда-либо рассчитываю на материальные выгоды… Сознаюсь, что если меня еще подбадривает что-либо, то это - честь открытия, которое, несмотря на трудность его эксплуатации, все же будет одним из самых прекрасных завоеваний века… Я окрестил мой процесс так: дагерротип». Ясно и категорично.
И. Ньепса, который, можно сказать, самоустранился от работы, интересовало как раз противоположное - доход от реализации изобретения. Поэтому перечить в чем-либо Дагеру у него не было никаких оснований.
Изобретение дагеротипии. Как уже говорилось, мысль о возможности получать фиксированное изображение в камере-обскуре появилась у Дагера давно, примерно в 1823 г., но долгое время он не представлял себе, каким образом можно осуществить эту заманчивую идею. И только после знакомства с Н. Ньепсом и его гелиографией Дагеру кое-что прояснилось, и он принялся за свои фотографические опыты. Да и то на первых порах его исследования носили явно сумбурный характер (вспомним его электрическую или воздушную теории светочувствительности химических веществ). Нелишним будет напомнить и о том, что применял он в своих опытах те же вещества, что и Ньепс, и пользовался его же методами исследований. Потому-то и сходство гелиографии и дагеротипии очевидно - оба этих фотографических процесса имеют много общего. Нет сомнения, что отправной точкой, послужившей Дагеру для изобретения им дагеротипии, была гелиография Н. Ньепса.
Как же все-таки Дагер пришел к своему открытию? Наряду с упоминавшимся уже рассказом о том, как Дагеру удалось обнаружить светочувствительность йода, имел хождение еще один подобный рассказ, на сей раз о том, как была выявлена проявляющая способность паров ртути. Дело будто бы происходило так. Однажды в шкафу, в котором хранились химикаты, Дагер оставил несколько экспонированных в камере-обскуре йодисто-серебряных пластинок. Спустя какое-то время он обнаружил, что на пластинках появилось изображение. Дагеру не составило особого труда догадаться, что проявителем оказался один из химикатов, хранящихся в шкафу, который к тому же имеет свойство испаряться. Чтобы найти этот химикат, он стал помещать в шкаф экспонированные пластинки, каждый раз перед этим удаляя оттуда один из химикатов. И каждый раз пластинка оказывалась проявленной. Так постепенно Дагер убрал из шкафа все химикаты, но пластинки тем не менее продолжали проявляться. И только после тщательного осмотра шкафа он обнаружил на его дне забытую чашечку с ртутью. Дальнейшее, как говорится, было делом техники. Так якобы было установлено проявляющее свойство паров ртути.
Как видим, все очень просто. Можно подумать, что Дагеру помогало провидение, ведя его за руку от одного открытия к другому. Так, между прочим, и склонны были считать первые биографы изобретателя. На самом же деле, надо полагать, все обстояло намного сложнее.
Известно, что еще задолго до знакомства с Дагером Н. Ньепс использовал йод для чернения посеребренных пластинок, о чем он, естественно, рассказал своему компаньону, т. е. Дагеру. Ньепс также установил, что йодисто-серебряный слой обладает высокой светочувствительностью, но зафиксировать возникающее в нем изображение он не сумел, а потому отказался от этого вещества, о чем также поставил в известность Дагера.
Зная это, можно попытаться восстановить последовательность поисков Дагера. Вначале он, как и Ньепс, «чернил» посеребренные пластинки, подвергая их воздействию паров йода. При этом замечал, что вновь образующийся йодисто-серебряный слой становится чувствительным к свету и быстро темнеет. На такой пластинке, помещенной в камеру-обскуру, появляется изображение, которое на свету исчезает, так как весь светочувствительный слой чернеет. На первых порах дальше этого наблюдения ни Н. Ньепс, ни Дагер не пошли. И только после смерти Ньепса, в 1835 г., перепробовав несколько способов и множество веществ, Дагер вновь вернулся к опытам с йодисто-серебряным слоем.
На мысль о применении ртути Дагера могла натолкнуть одна из разновидностей гелиографии Н. Ньепса. Как мы помним, темные места на гелиографиях соответствовали оголенным участкам полированных посеребренных пластин, что делало изображение малоконтрастным. Чтобы устранить этот недостаток, приходилось располагать гелиографию под определенным углом к черной доске, которая, отражаясь на полированных «теневых» участках пластинки, усиливала тем самым контраст изображения. Недаром Ньепс, разрабатывая свой процесс, остановился в конце концов на посеребренных пластинках, обладавших, подобно зеркалам, высокой отража-тельностью. Разумеется, Дагер хорошо знал этот процесс Ньепса, не исключено, что он сам повторял его. В таком случае можно предположить, что однажды ему пришла в голову мысль испытать в качестве очувствляе-мой поверхности пластины амальгаму серебра, которой покрывались еще имевшие в те времена применение металлические зеркала. В состав же амальгамы входит, как известно, ртуть. Вероятно, тогда-то Дагер и ввел в свои опыты это вещество. Подвергая йодисто-серебряные пластинки воздействию паров ртути до и после их экспонирования, он мог наблюдать, как буквально на его глазах появлялось изображение, которое оставалось только зафиксировать.
Такая последовательность в изобретении дагеротипии выглядит наиболее логичной. Однако не исключено, что Дагер пришел к своему открытию каким-то иным путем. Говорить сейчас об этом что-то определенное трудно: Дагер сделал все для того, чтобы последовательность изобретения им дагеротипии осталась тайной.
Так или иначе, но уже в конце 1835 г. Дагер вчерне разработал свой процесс. Оставалось найти способ закрепления получаемого изображения.
Но прошли еще целых два года неустанных поисков и трудов, прежде чем Дагеру удалось найти вещество, способное фиксировать получаемое изображение. Таким веществом оказалась обыкновенная поваренная соль, точнее, ее раствор. И эту удачу изобретателя его биографы не преминули отнести к разряду «счастливых случайностей». Думается, однако, что, не обладай Дагер наряду с некоторыми своими отрицательными качествами рядом положительных и достойных подражания - большим трудолюбием, настойчивостью, целеустремленностью, редкой наблюдательностью и умением анализировать, - вряд ли ему при всем его везении удалось бы достичь каких-либо результатов.
