Люди спешили в кафе. Шли солидные седые старожилы города, шла молодежь, любители разных диспутов, шли служащие, ремесленники. Шли члены секций Интернационала. Шли почитатели Бакунина.
Лиза, Утины, Бартеневы, вся Русская секция и их друзья заняли несколько столиков рядом и заказали закуски.
Кафе наполнялось. Уже трудно было найти свободное место.
Какой-то высокий поджарый человек в пенсне взошел на эстраду и сказал:
— Внимание! Мы начинаем. Предоставляем слово Михаилу Александровичу Бакунину.
— Бакунин!
— Просим!
— Бакунин!
— Браво! — слышалось со всех сторон.
В проходе между столиками показался Бакунин. Он шел крупными шагами, не торопясь, высоко подняв голову. Серый костюм в клеточку сидел на нем мешковато. Из-под него виднелась фланелевая фуфайка. На голове была войлочная шляпа.
В разных концах зала раздались аплодисменты.
Бакунин поднялся на трибуну. Снял шляпу и положил ее рядом. Длинные всклокоченные волосы торчали на голове во все стороны.
Бакунин немного выждал и сказал зычным голосом:
— Господа! Друзья! Мы сегодня собрались здесь, чтобы поговорить об устройстве мира. Мир устроен плохо. Это понимает каждый мальчишка, который не имеет не только масла на хлеб, но и самого хлеба. Мир должен быть переустроен. А для этого его нужно разрушить. Да, разрушить! Совсем. Все превратить в обломки! В пустое место!
— Правильно! Браво! — послышалось в зале.
Утин и его друзья сидели молча. Надо послушать, что еще скажет великий разрушитель. Потом собирался выступить Утин. Однако они все понимали, что это будет не так легко — бороться с Бакуниным.
А Бакунин уже не говорил, а гремел с трибуны:
— Огнем и мечом все уничтожить! Не оставить камня на камне! Я всегда утверждал и буду утверждать: страсть к разрушению — творческая страсть!
Вот у нас создано Международное товарищество рабочих. Мы не против него. Но мы говорим: нам дороже всего свобода личности. Мы, анархисты, не признаем никакой власти, никакого насилия над личностью. Личность должна иметь возможность делать, что ей угодно! И потом — зачем обучать людей разным политическим канонам? Это долгий и неверный путь. Народ умнее нас с вами. Нужно только бросить клич — и он восстанет. И сметет все на своем пути.
Я призываю к бунту! К восстанию! Русский разбойник с большой дороги — вот с кого нужно брать пример. Потому что именно он, разбойник, смел и неудержим. Именно он все разрушит и установит свободу личности.
В зале снова зааплодировали.
А Бакунин продолжал:
— Я сидел в тюрьмах много лет. На моих руках следы кандалов. Я бежал из Сибири в Америку. Кто помог мне? Русский разбойник!
Друзья! Я призываю вас к разрушению. Долой всякое государство! Долой всякую власть! Уничтожайте врагов, угнетающих личность! Да здравствует свобода личности!
Зал аплодировал. Кто-то вскочил. Какая-то женщина бросила Бакунину цветы. Люди явно были увлечены речью Бакунина. Бунтарство, разрушение мира — это выглядело грандиозно и величественно. Зачем раздумывать и ждать, заниматься политическим обучением. Надо действовать!
Удастся ли членам Интернационала разъяснить, повернуть симпатии людей на свою сторону?
Лиза сидела рядом с Катей. Она крепко сжала Катину руку. Пальцы ее были холодны. Она чувствовала, нужно что-то сделать.
Сейчас или никогда!
Лиза вдруг встала и пошла к эстраде. Ее подтянутая, грациозная фигурка плавно скользила между столиками. Черные волосы оттеняли бледность лица.
Легко взбежав по ступенькам, Лиза на миг остановилась, прямо взглянув в зал. Потом подбоченилась, чуть прищурилась в улыбке и пошла плясать, поворачиваясь то вправо, то влево.
Зал в недоумении смотрел на девушку.
— Что здесь происходит? — растерянно спросил Бакунин. — Я ведь еще не кончил… Кто разрешил?!
Лиза остановилась, сделала невинное лицо.
— Вы разрешили! — сказала она.
— Я? Но, мадемуазель…
— Да, вы, вы! Вы же призываете к анархии. Никакой власти, никакого порядка. Что хочу, то и делаю. Вы хотите говорить, а я хочу плясать.
И, повернувшись к Бакунину спиной, Лиза пошла по кругу, дробно постукивая каблучками.
В зале поднялся невообразимый гам. Люди повскакали с мест, стучали ногами, чайными ложками по посуде. Кто-то смеялся, хлопал в ладоши, кто-то свистел, улюлюкал. Одни кричали: «Бакунин!», другие: «Браво, мадемуазель!»
Перекрывая шум своим громовым басом, Бакунин пророкотал:
— Уберите ее! Или я, или она!..
Лиза перестала плясать.
— Хорошо, — сказала она. — Давайте поговорим серьезно. Вы помните выступление крестьян в русском селе Бездна? Об этом знает весь мир. Скажите, сколько было загублено тогда жизней? А почему? Потому что крестьяне не были подготовлены. Это был как раз такой бунт, к какому вы призываете! А Ла-Виллет! А Лион!
Зал притих. У всех еще свежи были в памяти кровавые события недавнего времени в Париже, на бульваре Ла-Виллет, и в Лионе, когда анархисты во главе с Бакуниным организовали мятеж и сотни людей были расстреляны и брошены в тюрьмы.
Бакунин пытался что-то сказать, но Лиза властным жестом остановила его.
— Везде и всюду вы изображаете себя мучеником. Сидели в казематах. Были сосланы. Но разве вы одни? Вот теперь вы на свободе. А наш Чернышевский до сих пор в кандалах на каторге. И так ли тяжела была вам ссылка под крылышком своего дяди, генерал-губернатора Сибири?
Бакунин побледнел.
— Вы не имеете права…
— Нет, имею. Потому что ваше учение приносит гибель людям…
— Ну, что ж, говорите вы. Я не собираюсь с вами полемизировать… — Бакунин схватил шляпу и, стараясь все же сохранить величавость, сошел с трибуны и вышел в боковую дверь.
Лиза поднялась на трибуну.
— Прошу вас выслушать меня, — сказала она. — Шесть лет тому назад произошло величайшее событие: трудящиеся всех наций объединились в свое общество. Имя этому обществу — Интернационал.
С тех пор Интернационал вырос и окреп. Он завоевал всеобщую любовь. Все новые силы вливаются в Интернационал.
Интернационал борется за права трудящихся и одерживает победы.
Я напомню о стачках в Женеве, и в Лионе, и в Ливерпуле, и в Лондоне. Что дает нам силы? Политическая сознательность и единство.
А кто мешает нам? Анархисты. Они против повышения политической сознательности и против единения. Они мешают Генеральному совету во всех его начинаниях. Они хотят, чтобы каждая секция в Интернационале и каждая личность в секции действовали как им вздумается. Но разве это возможно? Тогда будет шатание и разброд. Мы потеряем свою силу.
Они хотят разрушить Интернационал. Они действуют в угоду буржуазии. Ибо буржуазии выгодны путчи и мятежи, когда трудящиеся расплачиваются своей кровью. Буржуазии выгодны разброд и шатания. Буржуазии выгодны нападки на Маркса и Генеральный совет.
Так дадим же отпор врагам нашим, анархистам. Да здравствует единение и сплоченность! Да здравствует грядущая революция!
Да здравствует Интернационал! «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Лиза смолкла. В зале стояла тишина. И вдруг шквалом пронеслись аплодисменты.
— Ура!
— Да здравствует Генеральный совет!
— Долой анархистов!
— Да здравствует Интернационал!
В этих криках тонули несколько жалких возгласов сторонников Бакунина.
Лиза сошла с трибуны. Ее окружила толпа. Совсем незнакомые люди поздравляли ее, пожимали ей руки. Катя, Наташа и Оля бросились ее обнимать.
Утин улыбался и говорил:
— Не ожидал, вот не ожидал. Так вы еще, оказывается, и артистка…
А старый Беккер подошел к ней, по-отечески поцеловал ее в лоб и, смеясь, сказал:
— Умница! Такой радости я не испытывал давно. И давно так не смеялся, как сегодня. Я напишу нашему Карлу.
Через несколько дней члены Русской секции опять собрались в кафе, в своей излюбленной боковой комнате. Надо потолковать, подумать. Из России приходят порой неутешительные вести.
