— Софа, — говорит она сестре, — хочу уехать в Париж. Там жизнь бьет ключом. Там будет о чем писать. И там люди не спят, а борются за свободу. Недаром этот город зовут «блуждающим огнем революции».
— Как же ты одна? — пугается Софья. — И потом, родители, они ведь отпустили тебя только в Гейдельберг, жить с нами.
— А мы не будем пока им сообщать. Все письма свои я буду посылать тебе, а ты уж отсюда им отправишь.
Владимир тоже думает уехать. Он хочет серьезно заняться естествознанием. В университете в Мюнхене особенно высоко поставлено преподавание естественных наук.
— Вчера вечером я получил ответ. Все устраивается, — говорит он Софье.
Они шли по направлению к университету. Из домиков с островерхими черепичными крышами, окруженных аккуратными палисадничками, выходили хозяйки с кошелками. Они здоровались, переговаривались. Улицы в городе настолько узкие, что можно подать друг другу руки, стоя на противоположных тротуарах.
— Ты хочешь уехать? — спросила Софья.
— Да. Теперь ведь все хорошо и ты во мне не нуждаешься? — Он искоса посмотрел на Софью. — С тобой будет Юля. Может быть, и Анюта не уедет.
Они подошли к университету. Софья хотела что-то ответить, но, видно, раздумала. Она идет в свою аудиторию. И вот уже забыла и разговор с Владимиром, и думы об Анюте. Здесь для нее существуют только формулы, выводы, гипотезы, увлекательнейшие логические умозаключения и фантазии полет…
Сегодня профессор после объяснения нового материала привел интересную задачу. Но, как ни странно, задача не получалась.
Профессор, задумавшись, стоит у доски с мелом в руке, смотрит написанное им самим решение.
— Таким образом, мы здесь получаем… получаем… — говорит он.
Потом он берет тряпку и стирает последнюю строчку. Немного отходит от доски вбок и снова задумывается. Стирает еще одну строчку. Пишет. Подходит к столу и смотрит в тетрадку.
— Попробуем другим способом, — говорит профессор.
Он стирает все с доски и снова пишет. Но что-то опять не выходит.
В аудитории начинаются шушукание, смешки. Для всех уже ясно, что профессор запутался в выкладках, никак не может получить нужный результат.
— Здесь какая-то ошибка, которую я сейчас не могу найти… — говорит профессор.
— Может быть, применить разложение в ряд, — советует кто-то несмело.
— Нет, эта функция не раскладывается, — говорит профессор.
Софья Ковалевская волнуется. Закусив губу, она что-то быстро, быстро пишет на бумажке. Смотрит на доску, на бумажку, снова на доску.
Вдруг она решительно поднимает руку.
Профессор, хотя и смотрит на аудиторию, но то ли не замечает поднятой руки Софьи, то ли не придает значения.
— Мы оставим эту задачу до следующего раза… — говорит он.
— Здесь поднимают руку, — замечает кто-то негромко.
Все разом оборачиваются к Софье.
— Ах, да… Вы что-то хотели, фрейлейн? — спрашивает профессор, рассеянно глядя на Софью.
Софья встает. Силой воли она сумела овладеть собой. Голос ее звучит звонко и почти спокойно. Только руки, комкающие бумажку, выдают волнение.
— Я могу показать ошибку, господин профессор, — говорит Софья.
— Вы? Пожалуйста, идите к доске.
Софья идет к доске и пишет правильное решение.
Все поражены. Невероятно! Подсказала самому профессору. Как это могло случиться?! Вот так не женская наука — математика!
ГЛАВА XVIII
В Александринском театре давали «Горе от ума». Лиза упросила Наталью Егоровну отпустить ее на спектакль с Сашей. Узнав об этом, Алеша и Сергей тоже взяли билеты.
В антракте все четверо направились в фойе. Они весело болтали. Сергей рассказывал что-то смешное из жизни училища, представляя все в лицах. Он был хорошим рассказчиком, и Лиза втайне гордилась им.
Вдруг до них донесся ясный, громкий голос:
…Ты, считающий жизнью завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство, игру,
Пробудись! Есть еще наслаждение…
— Пойдемте скорей! — сказала Лиза. — Это в фойе кто-то читает!
В конце фойе, у окна, была толпа. Люди сгрудились вокруг худощавого светловолосого молодого человека.
…Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал! —
читал он с чувством.
— Это стихотворение Некрасова «Размышления у парадного подъезда», — негромко сказал Саша.
Они подошли ближе. Со всех сторон спешили люди.
А голос чтеца повышался, креп, в нем слышался гнев и возмущение.
…Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном домишке,
Свету божьего солнца не рад;
Стонет в каждом глухом городишке,
У подъезда судов и палат.
Видно было, как в театре забегали служители. Вдруг откуда-то появился полицейский. Он неторопливо шел к толпе. Впереди угодливо семенил капельдинер.
— Папрашу прекратить чтение! — сказал полицейский, бесцеремонно расталкивая народ и подходя вплотную к молодому человеку.
— «Современник» закрыли, так дайте хоть здесь послушать! — сказал кто-то сердито.
— Правды боятся!
Словно не замечая полицейского, молодой человек продолжал читать:
…Волга! Волга!.. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля.
Полицейский повернулся к стоявшему сзади него капельдинеру и что-то тихо сказал. Тот побежал из фойе и почти сейчас же раздался звонок.
— Почему так рано дали звонок? Антракт еще не кончился! — возмущались в публике.
Молодой человек закончил стихотворение.
— Браво! — закричали в толпе. Раздались аплодисменты.
— Пройдемте-с со мной! — сказал полицейский.
— По какому праву? У меня билет, и я пойду в зал, — возразил молодой человек.
— В самом деле, это насилие! — волновались вокруг.
— Вы изволили внушать недозволенные мысли. Пройдемте! — настойчиво сказал полицейский.
Молодой человек пошел за полицейским.
Лиза шла со спектакля расстроенная. Она думала о молодом человеке, которого забрали в полицию.
— Ему может грозить тюрьма, — сказала Лиза Сергею; Саша с Алешей шли впереди. — А за что? За то, что прочел правдивые стихи.
— Ну и поделом! — ответил Сергей. — Не надо призывать к бунту. В жизни прав тот, кто силен.
Лиза повернулась к Сергею.
— Как вы можете так говорить? Вы шутите, но как вы зло шутите!
— Нет, почему, я не шучу.
— Разве вы не видите, как живет народ? Разве вы не хотите отдать все силы на то, чтобы сделать народ счастливым? Идти к народу, просвещать его, организовывать! Может быть, даже выйти в отставку для этого дела… — горячо сказала Лиза.
Сергей засмеялся.
— Нет, меня на это не хватит. В конце концов, жизнь ведь всего лишь одна! — беспечно сказал он.
Лиза вдруг страшно побледнела. Ей показалось, что перед ней разверзлась бездна и ей надо во что бы то ни стало ее перешагнуть. Перешагнуть, чтобы уйти, убежать от Сергея.
Она сказала:
— Вы… вы… Вы эгоист. Вы думаете только о себе.
